Раскаяние

– Как вы решите сами, так и будет. Основное слово должно быть за Лелей, потому что именно она долгие годы тянула всю семью. Извините, дети, я пойду, прилягу, я устала.

Она вышла и наступила тишина, которую никто не решался нарушить. Радостное настроение, которое царило до получения письма, как-то незаметно погасло, каждый погрузился в свои невеселые мысли. Леля встала и сказала:

– Пойду к маме, посмотрю, как она себя чувствует.

После ее ухода Виталик задумчиво произнес:

– Мама, по-моему, расстроилась, что мы не простили Зину. Я вот думаю, что каждый человек совершает в жизни ошибки...

– Ты называешь то, что сделала Зина, ошибкой?
– возмутилась Валя.
– Да ее поступку нет названия! Мама приехала к ней за сотни километров, а она как ее встретила? Ты помнишь, какой приехала мама из Москвы? А сколько пришлось вытерпеть Леле! Она, отличница вынуждена была уйти из школы и начать рано работать, чтобы мы могли все стать людьми. Нет, только мама и Леля должны решить, прощать Зину или нет.

– А я думаю, что если Зина искренне раскаялась, нужно дать ей шанс на примирение с семьей, - тихо сказала Галинка.
– Вспомните, как мы радовались каждому ее приезду домой. Мне почему-то стало ее жалко.

– А мне жалко маму и Лелю, а эту отступницу не жалко совсем, - жестко подвела черту под разговором Валя.

Снова воцарилось длительное молчание. Вошла Леля, и все вопросительно на нее посмотрели.

– Мама уснула, я не стала ее тревожить. О чем вы говорили?

– Девочки решали, прощать Зину или нет, - ответил Виталик.

– И что решили?

– Что только вы с мамой имеете право принимать такое решение. Ты сама, как считаешь, заслуживает Зина прощения или нет?

– Мое мнение однозначно - нет, нет и нет! И давайте больше не будем возвращаться к этому вопросу.

Зине на письмо так и не ответили. Агафья Лукинична после этого случая много и долго болела, но, превозмогая нездоровье, трудилась до последних дней. Незадолго до смерти она попросила Лелю выслушать ее:

– Дочка, не перебивай меня. Я чувствую, что жить мне осталось немного. Обещай мне, что после моей смерти найдешь Зиночку и скажешь ей, что я простила ее от души. Пусть она живет спокойно. Знаешь, я очень хотела бы увидеть ее еще хотя бы раз. Ты теперь сама мать и понимаешь, что не может мать не простить своего ребенка, что бы он не сделал. Конечно, если ты против приезда Зиночки, я настаивать не буду.

И она тихо заплакала, опустив низко голову.

– Мама, я напишу Зинаиде и попрошу приехать. Но только меня от встречи с ней уволь.

Зина приехала сразу, как получила Лелино письмо. Агафья Лукинична уже не вставала с постели. Исстрадавшееся ее сердце работало с перебоями, она тяжело дышала и была очень слаба. Увидев старшую дочь, она сделала попытку приподняться, но без сил опустилась на подушку. Зина бросилась к ней, встала на колени и осыпала поцелуями руки матери, обливая их слезами раскаяния:

– Мама, мамочка моя! Прости меня! Я так хотела тебя видеть все эти годы. Не было ни одного дня, чтобы я не думала о тебе и малышах. Я так виновата перед вами, так виновата! Что мне сделать для тебя? Я увезу тебя в Москву, покажу лучшим врачам, мы поставим тебя на ноги!

– Зиночка, как я рада тебя видеть! Я давно тебя простила. А врачи мне уже не помогут. Я держалась, чтобы дождаться тебя, а теперь я тебя увидела, и счастлива. Теперь мне не страшно и умереть.

– Мама, не говори так! Ты должна жить! Мы столько с тобой не виделись. Я так боялась, что ты меня не простишь.

– Доченька, в притче о блудном сыне говорится, что отец простил его и радовался встрече, потому что считал его потерянным и мертвым, а он нашелся. Так и я рада твоему приезду. Ты тоже была для меня потеряна, а теперь я тебя вижу, обнимаю тебя. За последние годы это самый радостный день в моей жизни...

Голос Агафьи Лукиничны с каждым словом слабел и, наконец, совсем прервался. Глаза ее закатились, и дыхание угасло. Зиночка рыдала, обнимая холодеющее тело матери. На лице Агафьи Лукиничны застыла легкая улыбка умиротворения и покоя.

Похороны ее прошли скромно и буднично, присутствовали, в основном, дети, внуки и немногочисленные соседи. Все они горячо оплакивали эту скромную женщину, которая одна сумела вырастить достойных детей. Больше всех вызывала беспокойство Леля. Она не плакала, не кричала, словно застыв в своем отчаянии. К ней подошла плачущая Зина и обняла, но Леля сбросила ее руку, с ненавистью взглянула на нее и прокричала:

– Если бы не ты, мама еще жила бы! Ты отняла у нее своим поступком половину здоровья, а теперь здесь льешь лицемерные слезы. Ненавижу тебя, ненавижу!

К ней подошли Валюша с Галиной и попытались успокоить:

– Леля, не нужно! Мама простила Зину, и мы должны ее простить.

– Вы можете, если хотите, простить ее, а я никогда ее не прощу! Из-за нее у мамы всю жизнь болело сердце, она отняла раньше времени у меня мою юность, из-за нее мы бедствовали и голодали. А она и не вспоминала про нас, жила своей жизнью и радовалась ей. Ни разу за все годы она не поинтересовалась, как мы и что с нами, не прислала ни единой весточки. Я, может быть, больше вас всех любила ее и гордилась ею, но предательство ее я не могу простить!

Леля была в исступлении, и Виталик поспешил к ней, видя, что ситуация становится неуправляемой. Зина рыдала, Валя и Галя стояли в растерянности и не знали, что делать, как успокоить Лелю. Виталик обнял ее, а она припала к его плечу и горячечно запричитала:

– Виталик, братик мой, как мы будем жить без мамы? Всю свою жизнь она посвятила нам, все годы жила очень трудно, во всем себе отказывала, все для нас, все ради нас! Только последние несколько лет она прожила в относительном достатке, но и тут ее сердце точила горечь по этой отступнице. Как можно простить подлость и предательство?

Виталик бережно гладил ее по спине и негромко говорил:

– Ты поплачь, сестренка, поплачь! А прощать нужно, конечно, нужно. Мама простила, потому что любила всех нас со всеми нашими недостатками. За Зину у нее, может, душа болела больше, чем за любого из нас, потому что мы были рядом, а Зину она считала потерянной. Каждый из нас совершает порой такое, что потом жизни не хватит, чтобы загладить или исправить содеянное. Ведь ты же любишь Зину, сама говоришь! Мамы нет, а ты помнишь, как она мечтала, чтобы мы были одной большой семьей? Зина раскаялась, нашла в себе силы и мужество, чтобы приехать к нам. Мы привыкли, что ты у нас - вторая мама, и мы хотим, чтобы ты нашла в себе силы примириться с Зиной.