Раскинулось море широко
Шрифт:
В 9 ч. 30 м. с флагманского крейсера «Россия» был сделан условный сигнал для сбора находившейся на берегу части личного состава. На крейсерах было объявлено о начале военных действий.
К полудню вокруг крейсеров усиленно работали ледоколы, а в 13 ч. 30 м. при помощи ледокола «Надежный», разломавшего лед во входе в бухту Золотой Рог, крейсера «Россия», «Громобой», «Рюрик» и «Богатырь» снялись с якоря и направились через Уссурийский залив в море.
На берегу и ледяном припае сосредоточилось провожавшее население, крепость произвела установленный салют.
Однако, салют был несколько преждевременным… очевидец отмечал:«Чорт знает,
Впрочем, безумно отважный Рейценштейн ссылался на объективные трудности! «… Обстоятельства погоды не позволили итти вдоль японского берега, почему взял курс на Шестаков, чтобы выдержать шторм в море и подойти к корейскому берегу. Вследствие бурного состояния моря, мог держаться против зыби только 5-ю узлами, причем сильно заливало, и при 9° мороза крейсеры обмерзли и пушки покрылись слоем льда. Выдержал два жестоких шторма, продолжавшихся 3 суток… Качка, холод, напряженное внимание сильно утомили команды.»
Ограничившись потоплением «Наканоура Мару», с грузом риса, и запугав до икоты уж совсем крохотный каботажник «Зеншо Мару», океанские крейсеры, своё главное качество – возможность долго держаться в море независимо от погоды и необходимости пополнения углем – так и не использовали.
Адмирал Рейценштейн по непонятным причинам сделал вывод о том, что в «зимнее время более 5 дней отряд ходить не должен».
Таким образом, первая операция Владивостокского отряда оказалась практически бесполезной. Она не привела ни в какой мере к изменению в дислокации японских морских сил.
Адмирал Катаока со своим отрядом с 6 февраля базировался и продолжал базироваться на залив Такесики (остров Цусима), обеспечивая предстоящую перевозку в Чемульпо 12-й японской дивизии, посадка которой на транспорты в Сасебо началась 15 февраля.
Требовалась вторая попытка… и срочно.
Глава девятнадцатая. Флибустьерские волны.
«Блу-ааа…»
Услышав так хорошо знакомый ему за последние дни звук, Семёнов, старший офицер крейсера «Лена», аж передёрнулся…
У стены коридора, согнувшись над ведром в три погибели, страдала одетая в мешковатую холстину армяка женщина – не иначе, запойная подзаборная пьянь…
И уже совсем прошёл Семёнов мимо, досадливо подёргивая кончиком уса – как можно себя так ронять! – как вдруг серо-пепельный завиток, выбившийся из-под серого же платка, вдруг резанул по сердцу давно забытой болью…
Да нет, откуда… глупость какая…
Не чуя под собой ног, Семёнов осторожно приблизился к охватившей лагун бичихе, взял её за хрупкое плечо вдруг вспотевшей ладонью предательски задрожавшей руки…
Горло Семёнова внезапно пересохло…
«Катя?! Это… ты?!»
«Нет, это насрали… дай руку, Семёнов, не видишь – блюю…»
Да, это была она – умница, отличница – курсистка, знаток теософии, заядлая курильщица ганджубаса… когда -то его – Катя…
Нет, то что Катя в конце -концов оказалась на каторге – Семёнова как раз не удивило… просто, такое счастливое совпадение – Что она оказалась здесь и сейчас.
Видите ли, с шестидесятых годов какой-то чёрный рок довлел над самой лучшей частью учащейся молодёжи…
Как там у Некрасова?
«Судьба ему готовила
Путь славный!
Имя
громкое – Народного Заступника.Чахотку и Сибирь.»(с)
Поэтому через полчаса, в дешёвой забегаловке (пока дамы располагались за столиком, Семёнов подозвал лао Хвана, и тот за четыре минуты реализовал семёновский брегет – за четверть цены… ох, недаром корейцев называли жидами Дальнего Востока-оборотистый торговый народ! а огородники какие!… но всё равно, ведь денежки следовало немедленно добыть, с учётом новых обстоятельств), косясь на конвойного солдата, который наливался горячим чаем за соседним столиком, он заговорщицки шептал:«Эх, Катя Катя… говорил же я тебе, не водись ты с этими… Фотиевой да Крупской!»
Семёнов вовсе, как всякий образованный человек, не испытывал ненависти к врагу… полагая Катю политическим преступником, он отдавал себе отчёт в том, что она, наверное, уж сделала что-то ужасное, но…«Значит, по другому она поступить не могла!»(с)
Сразу вспоминается университетский профессор, заявивший талантливому студенту Саше Ульянову:«Коллега, но можно ли так увлекаться изучением кольчатых червей, когда народ страдает…»
Умненькая Кэт старалась семёновские заблуждения не рассеивать…
От того на вопрос:«А твоя подруга… она тоже из эсдеков?» – почти честно отвечала:«Нет, Лена у нас скорее из анархо-синдикалистов!»
Лена, по своему обыкновению, косясь на Семёнова своим бесстыже-невинным взором, даже подумала: «Во как! Надо запомнить… меня ещё никто так не срамил.»
«А почему ты… уехала? Я ведь тебя искал…»
Катя задумалась… Причиной спешного отъезда на историческую родину, в Малороссию, было некоторое недоразумеие с коллегой Наденькой Крупской.
После очередного посещения гомеопатической аптеки, содержавшейся уроженцем Амстердама, Катю здорово «пробило на ха-ха…» и она всего-то назвала Наденьку толстожопой миногой. Думала, ей будет тоже смешно…
Страдающая Базедовой болезнью, от чего у неё постоянно были выпучены глаза, Крупская больше, однако, обиделась на эпитет «толстожопая». Ну, был у человека такой пунктик – страстно хотелось влезть в прошлогоднюю юбку…
И, мучаемая фрустрационными переживаниями, Наденька, как интеллигентная барышня, залепила Кате смачную оплеуху – за что была тут же крепко Катей побита.
Ну, это пол-беды… поцапались курсистки малёк, с кем не бывает… вот только не надо было втыкать ручку со стальным пёрышком номер восемьдесят четыре в глазик товарищу Мартову (он же Цедербаум), политическому организатору учащейся молодёжи, который влез их разнимать.
«Две собаки дерутся – третья не мешай!»
«Ну, видишь ли, Семёнов… есть вещи, о которых я не могу сейчас говорить, ты же понимаешь…»(товарищ Мартов после этого случая широко стал известен в узких кругах по своей новой партийной кличке «Кривой»)
Семёнов конспиралогически закивал…
Малость заскучавшая Лена, почувствовавшая затруднение подруги, мигом сменила тему разговора:«А скажит-и-и-ите, мужчина… это у Вас в кармане револьвер, или Вы к нам так хорошо относитесь?»
Семёнов густо покраснел… побочным эффектом от лечения почек (кстати говоря, впервые за последний год почка не ныла – и мочился Семёнов вполне свободно, без боли и и уж совсем без признаков крови в моче) стала постоянная, чисто подростковая эрекция… и, как сказал бы доктор Фрейд, подростковая же гиперсексуальность… Семёнову теперь очень хотелось, причём хотелось абсолютно всех и постоянно…