Раскол Церкви

Послышался ропот, в некоторых голосах все еще слышался намек на бунт, но никто не осмеливался не согласиться со своим архиепископом.

– Дети мои, - сказал Стейнейр более мягко, - я знаю, что вы сердитесь. Я понимаю почему. Но сейчас время для печали, а не для гнева. Что бы вы ни думали о людях, которые сегодня предприняли эту попытку, они все равно были вашими собратьями - детьми Божьими. Не сомневаюсь, что они поступили так из-за своей собственной веры в Бога. Я не говорю, что верю, что это действительно было то, чего Бог желал от них, но это было то, чего, как им сказали, хочет Бог. Должны ли мы осуждать их за то, что они действовали так, как того требовала их вера, когда наша собственная вера потребовала, чтобы мы отвернулись от совета викариев и Храма? Мы можем счесть необходимым выступить против людей, которые верят так, как они верили. В войне, которую храмовая четверка объявила против нас, возможно, нам даже придется убивать людей, которые верят так, как они верили. Но, несмотря на эту мрачную необходимость, никогда не позволяйте себе забывать, что те, кто противостоит вам, такие же люди, такие же дети Божьи, как и вы сами. То, что они делают, может быть злом в наших глазах и неправильным в глазах Бога, но если вы позволите себе наполниться ненавистью, если вы превратите их во что-то нечеловеческое, чтобы облегчить их убийство, тогда вы откроете себя тому самому злу, которое вы в них осудили...

Бормочущие голоса стихли, пока он говорил, и он печально смотрел на них.

– Мы живем в то время, когда благочестивые мужчины и женщины должны делать выбор, дети мои. Я умоляю вас, поскольку вы любите меня - как вы любите себя, любите своих жен, мужей и детей, как вы любите Самого Бога - сделайте правильный выбор. Выбирайте делать то, что должно быть сделано, но делайте это, не отравляя себя, свои души или свою способность любить друг друга.

Тишина теперь была почти абсолютной, и Стейнейр посмотрел туда, где остановившаяся процессия все еще толпилась вокруг тел. Полдюжины соратников Мерлина присоединились к процессии. Теперь, когда они наклонились, чтобы поднять и убрать тела, Стейнейр подозвал послушников и младших священников.

– Идемте, - сказал он им, стоя перед прихожанами, забрызганный засыхающей кровью людей, которые пытались убить его.
– Пойдемте, братья, нам нужно отслужить мессу.

* * *

– Мейкел, - очень, очень серьезно сказал король Кэйлеб, - ты понимаешь, чем они воспользовались, когда планировали это, не так ли?

– Конечно, знаю, ваше величество, - безмятежно ответил архиепископ. Они сидели на балконе личных апартаментов Кэйлеба во дворце, глядя на город в золотом свете раннего вечера, а Мерлин стоял за королевским креслом.
– Но, предвосхищая ваши доводы, скажу, что я слишком стар и укоренился в своих привычках, чтобы пытаться изменить их сейчас.

– Мейкел, они пытались убить тебя, - сказал Кэйлеб, произнося слова так, как будто очень старался не казаться раздраженным... и потерпел неудачу.

– Я знаю, - сказал Стейнейр тем же безмятежным тоном.

– Хорошо, как ты думаешь, что именно произойдет с Церковью Чариса - и этим королевством - если в следующий раз, когда они попытаются, у них получится?
– потребовал Кэйлеб.

– Если это произойдет, вам просто придется выбрать моего преемника, ваше величество. Полный список номинантов вы найдете у меня на столе. Отец Брайан знает, где его найти.

– Мейкел!

– Спокойно, ваше величество, - сказал Стейнейр с легкой улыбкой.
– Я действительно понимаю, о чем вы говорите. И не пытаюсь преуменьшить влияние, которое моя смерть окажет на наши усилия бросить вызов великому викарию и храмовой четверке. И, если уж на то пошло, я не в курсе того, каким образом моя смерть от рук реальных или предполагаемых сторонников Храма воспламенит общественное мнение. Тем не менее, я стал священником, прежде чем стать политиком. Еще до того, как я стал архиепископом. Я служу Богу; я не прошу Его служить мне, и я отказываюсь жить в страхе перед моими врагами. Более того, отказываюсь позволять своим врагам - или моим друзьям - думать, что я живу в страхе перед ними. Сейчас время для смелости, Кэйлеб, а не для робости. Вы достаточно хорошо поняли это в своем собственном случае. Теперь вы должны понять, что это относится и к моему делу.

– Все это очень хорошо, ваше преосвященство, - почтительно вставил Мерлин.
– Если уж на то пошло, я не могу с вами не согласиться. Но есть одно различие между вами и королем.

– И в чем именно заключается это "различие", сейджин Мерлин?
– спросил Стейнейр.

– Его величество постоянно и открыто окружен телохранителями, - ответил Мерлин.
– Возможно, для него настало время пойти на риск, даже смелый, но добраться до него с помощью попытки убийства было бы чрезвычайно сложно. Я оставляю на ваше усмотрение... оценить, насколько трудно было бы повторить это с вами. Снова.

– Как всегда, вы высказываете обоснованную точку зрения, - признал Стейнейр.
– Однако это не меняет моих собственных рассуждений. И я мог бы также отметить, что за пределами собора во время богослужений я сам постоянно нахожусь под охраной архиепископа.

– Что совсем не соответствует точке зрения Мерлина, - строго сказал Кэйлеб. Он откинулся на спинку стула, сердито глядя на своего архиепископа.
– Я сильно склонен приказать вам изменить ваши процедуры.

– Я искренне надеюсь, что вы сможете устоять перед этим искушением, ваше величество. Я был бы глубоко огорчен, если бы ослушался королевского приказа.

– И ты бы тоже, - прорычал Кэйлеб.
– Это единственная причина, по которой я все еще "склонен" отдать вам приказ вместо того, чтобы просто продолжить и осуществить нужные меры!

– В мои намерения не входит создавать вам проблемы, ваше величество. Я намерен исполнять свои пастырские обязанности так, как, я верю, Бог ожидает от меня их исполнения. Я осознаю связанный с этим риск. Я просто отказываюсь позволять им искушать меня быть меньшим Божьим священником, чем Он требует.

Выражение лица Кэйлеба стало еще более кислым, и его ноздри раздулись. Но потом он покачал головой.

– Хорошо. Хорошо!
– Он вскинул руки.
– Ты знаешь, что ведешь себя как идиот. Я знаю, что ты ведешь себя как идиот. Но если я не могу остановить тебя, значит, я не могу. Однако единственное, что я собираюсь сделать, - это принять несколько собственных мер предосторожности.

– Например, ваше величество?
– немного настороженно спросил Стейнейр.

– Во-первых, я выставляю постоянную охрану вокруг собора, - мрачно сказал Кэйлеб.
– Может, я и не в состоянии помешать людям пронести с собой на мессу кинжалы, но я, черт возьми, вполне могу помешать кому-нибудь пронести контрабандой бочонок или два пороха, когда никто не видит!

Стейнейр выглядел немного несчастным, но кивнул в знак согласия.

– И, во-вторых, Мейкел - и предупреждаю тебя сейчас, я не потерплю никаких возражений с твоей стороны по этому вопросу - я размещаю пару разведчиков-снайперов генерала Чермина внутри самого собора.

Архиепископ, казалось, напрягся, но Кэйлеб сунул палец под нос пожилому человеку и потряс им.

– Я сказал тебе, что не слушаю никаких аргументов, - строго сказал он, - и я не слушаю. Я буду держать их как можно дальше от посторонних глаз, возможно, на одном из верхних балконов. Но они будут там, Майкел. Конечно, они не будут сейджинами, так что не жди, что они повторят маленький подвиг Мерлина, не убив ни в чем не повинных прихожан, но, по крайней мере, они будут там на всякий случай.

Долгое, напряженное мгновение казалось, что Стейнейр все равно собирается спорить. Затем его плечи слегка опустились, и он вздохнул.

– Очень хорошо, Кэйлеб, - сказал он.
– Если ты действительно настаиваешь.

– Настаиваю.

Голос Кэйлеба, как и выражение его лица, был непреклонным, и Мерлин согласился с ним. Конечно, было, мягко говоря, маловероятно, что два или три стрелка - или даже дюжина таких могли предотвратить успех утренней попытки убийства. Только повышенная скорость реакции Мерлина и тот факт, что он засеял собор дистанционными датчиками, позволили ему вовремя понять, что происходит, и что-то предпринять. Стрелки, ограниченные своими естественными чувствами и рефлексами, вряд ли, мягко говоря, смогли бы повторить его достижение.