Расколотый мир
Шрифт:
Лане не хотелось, чтобы Роман остался ущербным.
Проблема, однако, в том, что вытравить из него эту тягу к «несчастности» можно только многими терпеливыми сеансами, а Лана уже давно не практиковала общую психологию, занимаясь более прикладным и доходным ее применением в области сексуальных отношений, и время ее было расписано на полгода вперед. Да и стоило оно действительно очень дорого, ее время. А один разговор за сменой зеркала вряд ли чему-нибудь послужит…
Ну да ладно, начала уже.
– Значит, ты ее любишь. А она тебя нет. И ты находишь, что ее можно винить в
– Конечно! – удивился Роман. – Ведь я ее люблю!
– Этого мало, Рома, – мягко ответила Лана, проклиная свою участливость.
– А что еще надо?!
Что-еще-надо? Какой простой, какой трудный вопрос… Для ответа на него не хватит жизни.
Или денег, чтобы оплатить ее сеансы.
– Ты ведь не на базаре, где отдал свои рубли, а торговец обязан отдать тебе за них товар. Любовь к себе нужно вызывать… Быть таким, чтобы тебя хотелось любить!
– И как это сделать?
– Долго объяснять… Лучше расскажи мне подробнее, как проходили ваши прогулки, как вы сходили в кафе, о чем говорили. Отношения состоят из подробностей, Рома! Нужно девушку к себе расположить, стать для нее интересным. Нельзя ее обидеть неосторожным словом. Если ты опишешь мне все в деталях, я смогу тебе подсказать, где ты допустил ошибку.
Роман, сдвинув темные брови, занялся ее зеркалом – отвинтил разбитое, привинтил новое… И все это молча.
Все-таки он чертовски хорош, этот парень! Блондин с темными бровями и ресницами, Печорин, и только! Лана с трудом подавила желание запустить пальцы в его светлые кудрявые волосы.
– Я хочу ей отомстить, – вдруг произнес он.
– Зачем?!
Час от часу не легче! Кажется, Лана недооценила степень запущенности самосознания этого мальчика.
Роман не ответил.
– Месть – это способ сказать, как тебе больно. Это способ показать: мне вот так было больно, как сейчас тебе! Ты этого хочешь добиться, Роман?
Он посмотрел на Лану с легким удивлением: как точно она сказала, просто будто внутри его сидела и подсматривала его чувства и мысли!
Он кивнул.
– Скажи, ты хочешь, чтобы она вернулась?
– Она не вернется.
– Я не спрашиваю тебя, какова вероятность ее возвращения… И, к слову, такая вероятность всегда существует… Я спрашиваю, хочешь ли ты этого!
– Не знаю. Нет.
– Опять врешь.
– Не вру!
– Ты не мне врешь, а себе.
– Нет!
Парень стал совсем мрачным, но Лане не привыкать. У ее клиентов часто становились мрачными лица, когда им, ведомым ее вопросами, вдруг открывалось собственное недомыслие и нечестность с собой, подмена понятий, сублимация одних желаний в другие… Все те игры, которые человеческое подсознание угодливо устраивает ради нашего самолюбия, нашего эго.
– Ладно, пусть «нет». Но все же ты имей в виду: после акта мести уже ничего исправить нельзя. Возвращение станет невозможно, это сжигание мостов. Поэтому, если ты все же сам себе ответишь на мой вопрос «да», то помни, что существуют более цивилизованные методы. Пойди поговори. Объясни, чем тебе сделали больно, почему.
– Я не буду унижаться!
Лана подняла глаза к небу. Отчего красивые
люди нам кажутся непременно умными? Или хотя бы неглупыми? Она в очередной раз попалась, хотя прекрасно и давно знала, что гармония черт не гарантирует гармонии души!– Это не унижение, – терпеливо ответила она. – Это способ рассказать ей о себе, о своем «я». Я не обещаю, что ты эту девушку вернешь, но такой шанс всегда есть. Уже хотя бы потому, что ты поступишь по-человечески. Она это оценит, если не глупа… Вы сможете хотя бы остаться друзьями!
– А если нет?
– Если не оценит, значит, она глупа. А зачем тебе дура?
Кажется, Лане удалось вызвать у него слабое подобие улыбки.
Новое зеркало давно стояло на месте. Лана взглянула на часики.
– У меня встреча, надо ехать в кабинет. Обещай мне поразмыслить над тем, что я сказала!
Она посмотрела ему в глаза, и он неуверенно кивнул.
– Кстати, а как ты мстить собрался? – спросила Лана, запуская свою собачью компанию в машину.
– Я еще не придумал.
– Надеюсь, ты не намереваешься ее задушить, как Отелло! – засмеялась она, садясь за руль.
– Не намереваюсь.
– Лучше сделай так, как я тебя сказала.
– Я подумаю.
Лана высунулась из дверцы и посмотрела вверх, на его красивое лицо. Оно ничего особенного не выражало, но Лана почувствовала, что попала в цель. Он действительно подумает!
Как это, собственно, всегда бывало с ее клиентами.
Пошел уже пятый день с тех пор, как детей похитили. Алексей старался не задавать себе вопроса, живы ли они. Просто надеялся.
Ну, и еще была мыслишка: если это месть (а это месть!) и если бы похититель детей… убил… То он бы сообщил об этом, он довел бы до сведения своего заклятого врага Кисанова, как он осуществил свою месть!..
И, раз этого до сих пор не случилось, то… Смысл мести, видимо, в том, чтобы заставить их с Александрой страдать, в том числе и от неизвестности… Такой посыл: я страдал из-за тебя, сыщик, теперь пострадай ты!..
Что ж, надо признать, ему это удалось. Саша, та радикально впала в молчание. Спать могла только со снотворным, и то недолго. Просыпалась, вставала, ходила как тень своей тени, не расставаясь с плюшевыми медвежатами…
Что доставляло Алексею двойное страдание. И при этом он все никак не мог понять: кто?
Кто, за что его – их – так наказал? Какое послание кроется в этом похищении?
А оно там было, Алексей чувствовал, было!
И не мог его расшифровать…
Он рано встал, тоже плохо спал. Закурил натощак, чего не делал даже тогда, когда еще курил. Он бросил с огромным трудом, когда родились дети, но сейчас…
Сейчас он курил натощак.
Не хотелось ни есть, ни пить, вообще ничего не хотелось. Мир лишился вкуса, запаха и цвета, как оттепельная слякоть, царившая за окном.