Расколовшаяся Луна
Шрифт:
Здесь тоже был сложен реквизит, который мне, однако, скорее напоминал бродячий цирк, чем оплот иллюзиониста. Паулю бы это понравилось. Это выглядело почти так, будто Францёз жил на то, что показывал курьезности и требовал за это деньги. Лягушки с пятью ногами, чучело лисы, чей правый глаз украшала причудливая опухоль, несколько усохших голов и мумия в литой смоле. Но самое ужасное - это человеческий эмбрион с двумя головами, законсервированный в спирте и плавающий в пузатой банке.
Джианна вытащила распадающуюся папку из-под мутированной лягушки. Осторожно я открыла её. В ней находились документы к одному решению суда. Пожизненное заключение из-за разбойнического убийства. Жертва задушена во сне. Преступник: девятнадцатилетний Франц Мюнстер. Человек,
– 25 Февраля 1822 года, - прочитала я дату судебного решения.
– Хорошо, это я смогу запомнить. 1822 год, девятнадцать лет. Давай убираться отсюда.
– Почему Францёз визуально больше не выглядел как девятнадцатилетний, а старше, я не могла объяснить. Может быть, это обстоятельство было связанно с его поведением охоты и питания как перевёртыша. В любом случае, это будет предел. Самый настоящий предел. Я засунула папку назад в её укрытие.
– А собака?
– Джианна смотрела на меня с сомнением, как будто размышляла над тем, были ли сильнее её жалость или всё-таки страх.
– Его мы возьмём с собой.- Я протиснулась мимо гор мусора и целенаправленно направилась к скулящему Россини.
– Разве ты не сказала, что нам нельзя оставлять следов?
– Джианна похлопала меня сзади по плечу.
– Элиза, пожалуйста ...
– Я этого и не сделаю, - прорычала я, схватила поводок и разорвала его на том месте, на котором Россини уже погрыз его. С благодарным визгом он прижался к моим ногам и попытался свою узкую голову спрятать между моими коленями.
– Мы сейчас выйдем на улицу, собака, - успокоила я его шёпотом, но он ни на миллиметр не отступил от меня. Одним ударом кулака я открыла маленькое, примитивное зарешеченное окно. Благодаря горам мусора это было вполне правдоподобно, что Россини запрыгнул на стопку из старых журналов и упаковок в своём отчаянии и открыл люк. Или же один их прохожих помог ему при этом (хотя они, скорее всего, вряд ли забрели бы на двор за галереей).
Я вытащила пластиковые пакеты из моего рюкзака и дала один из них Джианне.
– Собирай крыс, - приказала я. Их было не так много, но они, возможно, направят Францёза на нежелательный след. Одной или две было бы достаточно. Десяток же сдохших из-за яда трупов были бы свидетельством того, что кто-то открывал дверь. Я как раз опустила в пакет первую умирающую крысу, когда Джианна дрожащим голосом позвала меня назад.
– Что ещё? Я хочу выбраться отсюда!
– Неприветливо я повернулась к ней. Она указала на потолок, и после того, как я последовала за её взглядом, я тоже забыла про трупы крыс. Между мусором и влажными кирпичами был зажат стеклянный ящик с черепом, удивительно чистый и полностью свободный от плесени и гнили.
– Знаешь, что это такое?
– прошептала Джианна ошеломлённо.
– Штёртебекер! Это голова Штёртебекера, которая в январе была украдена из музея Гамбургской истории! Идиоты не закрыли витрину. Францёз украл его. Череп из пятнадцатого столетия. Что он собирается с ним делать?
– Я только одно скажу: чистая жадность. Точно он хочет сбыть его с рук подороже. Но мы вряд ли сможем сообщить об этом в полицию, не так ли?
– Это и Джианна должна осознавать.
В то время как она прикручивала засов снова на дверь, я позаботилась о том, чтобы мёртвые и умирающие крысы исчезли из туннеля. Нагруженные тремя пакетами с падалью, мы проковыляли назад на улицу и, хватая ртом воздух, сорвали маски с лица. Я забросила крыс без малейшего сожаления в следующий мусорный контейнер. Быстрым шагом мы шли к машине Джианны. Россини следовал за нами, тяжело дыша.
Мне было ясно, что это мероприятие, со спасением борзой, излишне усложнило всё дело. Но я бы просто не смогла
оставить его на погибель на свалке Францёза. Я, Бог знает, не была любителем собак, но такого это животное не заслужило, даже если я рисковала тем, что во Фрнацёзе проснётся подозрение. Но было уже поздно ломать себе над этим голову. Я должна была верить в то, что Францёз потерю своей собаки, в своей жадности, либо совсем не заметит, либо быстро заменит покупкой нового, достойного сожаления животного.Я вылила немного воды в сточную канаву и позволила Россини слизать её. Джианна, бледная, облокотилась о стену и мазала себе губы бальзамом для губ. Её глаза смотрели в никуда. Она выглядела как мёртвая.
Я использовала внезапное спокойствие, чтобы обстоятельно оглядеться. Дома вокруг галереи были в настоящее время очевидно незаселёнными, но окружены строительным забором. Наверное, они должны будут быть отремонтированы в ближайшем будущем. И поэтому предоставляли достаточно жизненного пространства для всех крыс, которые ранее сбежали. Я не могла их ни видеть, ни слышать. Они вряд ли привлекут сюда полицию.
По крайней мере, была большая вероятность того, что в этой местности не было внимательных и законопослушных соседей, которые обнаружили бы переполненный подвал, в том числе и напасть с грызунами и могли бы донести на Францёза. Если полиция обнаружит крысиную дыру Францёза, то у него будет веская причина исчезнуть из Гамбурга и взять Пауля с собой, скорее всего, тайком. Кто жил как перевёртыш, должен был, хотел он того или нет, соблюдать законы, по крайней мере, внешне. А воровство пиратских черепов было попросту нелегально. Нет, полиции нельзя пронюхать об этом. Ни о нашем взломе, в том числе и хищении собаки, ни о том, что вообще существовал такой переполненный мусором подвал.
– Что нам делать с ним теперь?
– спросила Джианна ломким голосом и указала на Россини. Она всё ещё обессилено опиралась о стену дома, но цвет её лица стал снова более или менее нормальным. Вместо того чтобы ответить, я вытащила свой мобильный и набрала тот номер, который, непристойно ругаясь, схоронила перед своим последним отъездом из Кауленфельда. На тот случай, если Тильман зайдёт слишком далеко и я захочу как можно быстрее избавиться от него.
Прошло несколько минут, пока подняли трубку, и мне было ясно, что я только что разбудила господина Шютц. Но Россини нельзя оставаться тут, и у меня было время только на выходных, чтобы сделать краткий визит в Вестервальд. В понедельник я должна буду снова быть в полной боевой готовности перед Ларсом.
Я очень хорошо знала, что Мистер Икс ненавидел собак. Он был котом Колина, он должен был ненавидеть собак. Значит, если господин Шютц возьмёт Россини, а мама оставит у себя Мистера Икс, то у обоих будет ещё одной причиной больше, чтобы не объединяться.
Это идея чрезвычайно нравилась зверю в моём животе, хотя я понимала, что оно, скорее всего, без всякой причины вставало на дыбы, когда я думала о них вместе. Потому что моя слепая ревность исходила не из-за того, что господин Шютц и мама нравились друг другу, как мне между тем уже стало ясно, а из-за разочарования, что это был мой учитель, а не папа, кто при нашем возвращении домой сидел в оранжереи.
Всё же оба не должны ничего начинать друг с другом. Никогда. А предохранение лучше, чем потом беспокоиться о последствиях. Но прежде всего, я хотела увидеть маму ещё раз, прежде чем начнётся схватка. Наконец он ответил, заспанным и хриплым голосом.
– Здравствуйте, господин Шютц. Мне очень жаль, что я разбудила вас, но у нас тут небольшая проблема. Вы бы не могли взять к себе собаку?
Глава 48.
Этические основы
– Елизавета. А вот и ты, - сказал господин Шютц, немного кивнув головой. Искренняя радость звучала по-другому.
– О Боже, ещё и борзая, - добавил он, бормоча, когда Россини пронёсся мимо него в тусклый коридор и, поскользнувшись, врезался в буфет на кухне.
– Таким образом я сделаю себя посмешищем перед всей деревней.