Расколовшаяся Луна

Это случилось быстро, вопрос нескольких секунд и приёмов. Этого даже никто не заметил. Девушка хотела сопротивляться, вскрикнула с негодованием, но когда увидела моё лицо, замолчала и только подняла вяло руку с накрашенными ногтями, прежде чем я одним движение переместила её назад на пол.

Теперь я стояла прямо над Тильманом, Паулем и Джианной, которые ещё не заметили, что я пропала. Они танцевали с закрытыми глазами. Я смотрела на них некоторое время, запечатлела, влюбилась в их лица и зафиксировала в своём сердце.

Потом я посмотрела на подиум напротив. Теперь он был пуст. Значит, он действительно был здесь. Его аура прогнала танцовщицу, прежде чем она смогла понять, почему. Может быть, у неё закружилась голова. Или она запаниковала, в первый раз в жизни. Подумала, что не может дышать. Почувствовала себя тяжело больной.

Покажись, подумала я. Пожалуйста. Начали играть клавиши и ударники - прелюдия к гипнотической, совершенно сумасшедшей части Insomnia. И мне тоже было всё сложнее оставаться стоять неподвижно, но когда я танцевала, мои мысли расплывались и мои инстинкты тоже, а этого было нельзя допустить. Я глубоко вдохнула воздух, а волосы на моих руках встали дыбом. Знающее рычание высвободилось из моего горла.

Наконец его чёрная, длинная тень поднялась по лестнице вверх, элегантно, проворно, знакомо и всё-таки так ужасающе. Я стояла свободно, не держась за что-либо, руки свисают вниз, голова прямая. Я не хотела прятаться.

Небрежно он поднялся на последнюю ступеньку и шагнул на подиум, чтобы посмотреть на меня, и холод, который излучали его угловатые черты лица, уступил место серебристому отливу, который позволил его коже святиться, а глазам искриться. Но в этот раз они не заставили меня зашататься. Я твёрдо стояла и не желала позволить ему затянуть себя в пропасть его взгляда. Не раньше, чем скажу ему, что думаю.

Удары на мгновение утихли. Время, чтобы вздохнуть, в то время как синтезаторы грянули, и напряжение выросло до невыносимого уровня, танцоры жаждали новых движений. И я тоже. Но это затишье перед бурей принадлежало мне.

– Я люблю тебя, - прошептала я. Каждый слог, каждая буква были правдой и ложились тяжёлым бременем. Колин услышал меня. Он даже услышал бы мой голос, если бы я только подумала. Только почувствовала. Но я должна была сказать это. Мои собственные слова дали мне уверенность, в которой я так отчаянно нуждалась.

Он поднял свою руку и положил себе на грудь - на то место, под которым у нас, людей, билось сердце. Потом мягкий свет потух на его лице и холод вернулся. Прежде чем я смогла понять, что боюсь, что страх завладеет мной и заставит сбежать, я одним рывком бросилась к перилам, оттолкнулась и прыгнула вниз, к танцующим. Я приземлилась рядом с Тильманом. Он в слепую вытянул свои руки, чтобы поймать меня. В этом не было необходимости. Я уже давно восстановила равновесие - если не душевное, то хотя бы физическое.

Теперь и я танцевала, пока не начала гореть подошва моих ног, моё сердце бешено стучало, а промежутки между треском в колонках становились всё длиннее, чтобы в конце концов совершенно прекратиться. Колин ушёл. Тильман и я одновременно остановились и посмотрели друг на друга.

– Давай смываться, - крикнул он мне, хотя мы были здесь самое многое полчаса.
– Это больше невозможно усиливать! Просто невозможно.

Я разыграла перед Паулем небольшой приступ слабости, чтобы побудить его отправиться в путь. Потому что время подходило к полуночи, а ему нужно было заснуть, прежде чем появиться Францёз. Францёз, о котором нам нельзя было думать.

Мы поймали такси, сели рядом друг с другом на заднее сиденье. Я придерживалась того, что могло подпитывать мою фантазию и не имело ничего общего с Марами. Это было немного, но хватало. А если это не помогало, то думала о поцелуе Тильмана и пыталась забыть, что он собственно был не от него.

По радио в машине шла песня Ti amo Умберто Тоцци, как несколько раз объявила Джианна, как будто собственноручно написала композицию и счастливо подпевала. И меня тоже музыка не оставила холодной. Я почувствовала непреодолимую тоску по солнечному теплу и югу, которые ещё никогда не изведывала. Какие это должно быть ощущения, не мёрзнуть в течение многих дней?

Вернувшись домой, мы стояли несколько минут молча в коридоре и смотрели друг на друга, всё немного удивлённые, сытые и, тем не менее, невесомые. Это будет праздничный ужин для Францёза. Может быть, в честь этого дня он захочет угоститься каждым из нас. Поэтому Джианне нужно как можно быстрее поехать в свою квартиру.

– Мне срочно нужно в постель. Правда, - солгала я и драматично зевнула.
– И тебе тоже, Пауль.
– Но глаза Пауля были устремлены на Джианну. Они ещё не целовались. Джианна ломалась, как павлин, весь вечер.

– Хватит разыгрывать театр ..., - пробормотал Пауль, притянул её решительно к себе и прижал свои губы к её открытому от удивления рту. Я усмехнулась. Джианна точно представляла себе это украдкой более романтично. По сравнению с осязаемым любовным посягательством Пауля, наш с Тильмоном поцелуй был прямо-таки годным для постановки в театре.

Но этот будет не последним - надеюсь, что нет. А если да, то он произошёл из-за настоящей привязанности. Привязанности, которая будет иметь постоянство. Её хватит для детей и дома, и, наверное, даже для различных семейных ссор. Это не то, что снова просто улетучится. Это было настоящим. Джианна озадаченно коснулась своих губ и чуть не упала назад, когда Пауль отпустил её.

– Ты всегда так делаешь?
– Спросила она укоризненно. Пауль только равнодушно пожал плечами.

– Я не хотел ждать дольше.
– Потом и он зевнул. Я удивлялась, что он вообще так долго продержался. У него всё-таки был порок сердца, восполнение слизистой оболочки бронхов, повышенный уровень липидов в крови и ...

– Ладно, давай в кровать, - решила я, толкая Пауля в сторону ванной комнаты. Он повиновался, шаркая ногами. Джианна не двинулась с места. Перед ванной Пауль прислонился к дверному косяку и подмигнул ей устало, но очень довольный собой. Потом с трудом оторвался от неё. Вскоре после этого мы услышали отчётливый плеск смыва туалета.

– Класс, - сказала Джианна, примерившись.
– Это так типично для моей жизни. Так типично. Последнее, что я получаю от моего любимого мужчины и то, что буду помнить, это плеск его мочевой струи.

– Ну, по крайней мере, предстательная железа кажется ещё в порядке, - оптимистично переиграла я звукопроницаемость этой квартиры и открыла дверь, чтобы проводить Джианну.
– Ты можешь теперь уйти. Спасибо за всё.

Она посмотрела на меня презрительно, а небольшие морщинки, по бокам её носа, усилились, когда она убрала мою руку с двери и снова закрыла её. Потом сняла куртку с плеч и забросила её бездумно в угол.