Расколовшаяся Луна

Не забудь о том, что я Тебе сказал. Я не хочу заставлять Тебя делать что-то, и, тем более, я не ожидаю от Тебя ничего. Я не утверждаю, что Ты победишь свой страх, когда предстанешь пред ним. Но, по крайней мере, Ты можешь посмотреть ему в глаза.

С самой любящей дружбой, Колин."

Тильман отдал мне письмо назад, которое, на мой вкус, содержало слишком много инструкций и команд, и посмотрел на меня с любопытством.

– Так вы разошлись?

– Разошлись! С кем-то, как Колин, не расходишься - с ним такого не бывает, а со мной тем более. Кто вообще придумал это высказывание? Разойтись.
– Я презрительно фыркнула.
– Как будто это можно решить так мимоходом. О, сегодня я разойдусь. Что за мутная параша!

– Ладно, вы разошлись. Или это было твоей инициативой? Ну, не обязательно, чтобы это было навсегда. Правда я на твоём месте поторопился бы, чтобы снова помириться, потому что ты, в отличие от Колина, становишься старше, и самое позднее, когда тебе исполниться тридцать ...

– Тильман, достаточно, - остановила я его радующие душу выводы.
– Сначала я ввиду тебя в актуальное положение дел, прежде чем мы начнём обсуждать мою личную жизнь.
– И я сделала это, хотя была уставшей из-за нашей обратной поездки в Гамбург и первую очередь от заключительных экзаменов в школе и хотела бы сначала отдохнуть. Но я кратко рассказала ему о немногих вещах, которые я знала о папином исчезновении, о моей встрече с доктором Занд и то, что папа вбил себе в голову эту возмутительную идею, что его дочь должна стать его преемницей. Идея, которую моя мать, удивительно быстро и почти не протестуя, заклеймила как "безумие".

– Значит, ты новая Баффи — истребительница вампиров, или как? А я твой помощник?
– Тильман дерзко посмотрел на меня.

– Да, конечно, так оно и есть.
– Я даже не могла терпеть трейлер этой серии, без того чтобы не рвать на себе волосы. А женское имя хуже, чем Баффи, нужно было ещё придумать.
– У меня нет никакого интереса, чтобы стать преемницей папы. Я хочу

освободить Пауля.

– Но, Эли, подумай ...
– взгляд Тильмана стал настойчивым.
– Если мы сможем как-нибудь найти Тессу и что-нибудь придумаем, как нам с ней ...
– Тильман сделал жест рукой, который показывал что-то между удушением и обезглавливанием.
– Это именно та причина, по которой я приехал в Гамбург. Эта история ещё не закончена, по крайней мере, не для меня.

– Тесса не проблема. По крайней мере, на данный момент. Колин и я, мы не счастливы, и мы не любим друг друга.

– Я же говорю, разошлись. Тем не менее, насчет Тессы. Я не отступлю, Эли. Я хочу знать, что она со мной сделала, я хочу припереть её к стенке. Здесь речь идёт так же и обо мне! Вы втянули меня в это дело.

– Тильман ...
– Я тихо вздохнула.
– Мы тебя не втягивали. Ты сам последовал за мной. Кроме того, ты уверен в том, что только из-за этого хочешь найти её? Не может ли это быть еще и тем, что она тебя манит? А ты это только неправильно толкуешь?

– Да, может быть, она меня манит, - признался Тильман спокойно.
– Ну и что? Что в этом такого плохого? Тогда нам будет легче найти её.

– Было бы весьма хорошо, если бы ты мог немного подождать. Для меня жизнь моего брата немного важнее, чем твое личное желание мести.

– Перестань, Эли, не играй мне здесь мать Терезу, - взорвался Тильман.
– Ты ведь точно так же с удовольствием распяла бы Тессу на кресте, не так ли?

– Боже, ты понятия не имеешь, о чём говоришь! Ты не видел её, там, в лесу! Она оторвётся от него через десять минут с песенкой на губах, как будто ничего не случилось. Тессу невозможно взять просто так и убить. Будет достаточно трудно прикончить Мара Пауля. А если он такой же древний, как Тесса, или ещё старше, то у нас нет абсолютно никого шанса.

– С Паулем я вовсе не вижу большой проблемы, - сказал Тильман.
– Может быть, ему стоит съехаться вместе с Францёзем. Колин ведь написал, что это удерживает Маров, когда спишь рядом с другим человеком. Храп Пауля может вывести любого из комы. Этого должно хватить, чтобы удерживать Францёза от глубокого сна и испортить аппетит Мара.

– Ни в коем случае!
– воскликнула я бурно.
– Пауль и Францёз не съедутся вместе, нет, я этого не допущу.
– Мысль Тильмана может и не была такой уж неправильной. Уже лишь постоянное присутствие Францёза должно было бы хватить, чтобы прогнать любое демоническое существо. Но Пауль и Францёз в одной квартире, день и ночь вместе, как супружеская пара, навсегда? Никогда в жизни.

– Почему ты так сопротивляешься этому?

– Потому что...
– Я стремительно выставила свой указательный палец вперёд, а уголки губ Тильмана, забавляясь, поднялись вверх.
– Потому что я ему не доверяю ... Это ничего не имеет общего с тем, что он гей, я не имею ничего против того, что Пауль гей, если он сам себя таким считает. Я не доверяю Францёзу. Я не могу объяснить, почему. Я это чувствую.

– Францёз тебя не выносит, Эли, - сказал Тильман трезво, как будто это была причина для моего недоверия, а всё, что я сказала, - ложь. Ну ладно, господин Шютц меня предупредил, а я его не послушала. Сама виновата. Теперь его сын сидел у меня в комнате и засыпал дурацкими вопросами. Я сделала глубокий вдох.

– Ты тоже прямо-таки не засыпаешь меня любовью и уважением, и всё же я взяла тебя с собой в Гамбург, не так ли? И я позволила прочитать тебе письмо Колина. Кроме того, Колин сказал, что он не уверен в том, что это сработает, если спишь рядом друг с другом. В конце концов, Мар продолжит высасывать Пауля, и к этому ещё Пауль будет навсегда привязан к невротическому владельцу галереи. Это сведёт его в могилу.

– И ты считаешь, что это невозможно, что он любит невротического владельца галереи?
– Тильман поднял руку вверх, прежде чем я смогла запротестовать. – Нет, другой вопрос. Значит, ты думаешь, что Пауль стал геем, из-за того, что был атакован Маром?

– И да, и нет. Я думаю, из-за атаки он забыл, кто он такой и что из себя представляет. Его чувства пропадают, он от всего отдаляется. И поэтому сильно поддаётся влиянию. У меня нет сомнений, что Францёз хочет Пауля. Он хочет его действительно. Полностью.
– Я запнулась, потому что поняла, что не могла заставить себя сказать слово "любит". Только "хочет". При этом Пауль был тем, кого можно было очень просто полюбить. Только был ли Францёз кем-то, кто мог искренне чувствовать? Кто знал, что такое любовь?

Тильман зевнул и залез под одеяло. И я тоже легла. Между нашими кроватями расстояние было примерно в вытянутую руку. Я надеялась, что, по мнению Колина, это было достаточно близко.

– Я не хочу больше говорить о Францёзе, - объявила я.
– Они не съедутся вместе. Нам нужен другой план.

– Я обдумаю это сегодня ночью, хорошо?
– с готовностью смирился Тильман с моим диктатом. – Скажи, Эли, что Колин собственно имел в виду под словом «растяпа»?

– Это тебя не касается.

Тильман молчал, но я знала, что он усмехался.

– Может, и к этому ты тоже хочешь высказать свою точку зрения, которую никак не можешь сдержать?
– спросила я терпеливо, хотя потихоньку мои нервы начали уже сдавать из-за него.

– Я думаю, первому разу придают слишком много значения. Так же как и Дню святого Валентина.

Против воли я захихикала.

– Ага. Говорит эксперт.

– Для меня это тоже было не особо классно, но всё-таки это дверь в новый, удивительный мир.
– Я закусила подушку, чтобы не расхохотаться, и, тем не менее, у меня застрял ком в горле. Моя дверь в этот ах-какой-чудесный мир недавно снова захлопнулась. И казалась настолько ужасно тяжёлой. Только армия смогла бы взорвать её.