Расколовшаяся Луна
Шрифт:
– Ты хочешь просверлить стену? Этот дом является памятником архитектуры, и Паулю хватило и того, что я разрушила стену между кухней и гостиной.
– Но идея по себе, в общем-то, не плохая, - признала я нехотя, немного подумав.
– Стена не особо толстая. Мы просверлим дыру через один из стыков, как раз величиной с объектив, установим камеру, включим её, и готово. Даже если мы заснём, она будет записывать дальше.
– Я в этом сомневаюсь. Мары часто выводят современную технику из строя. Вблизи Колина почти ничего не работало. Мой мобильный мне даже не нужно включать, когда он рядом со мной.
– Колин - Камбион, - возразил Тильман.
– Один из самых сильных и могущественных, не так ли?
– По крайней мере, в своей возрастной группе.
– Но не в схватке с Тессой, закончила я разочарованно про себя свою мысль.
– Так что это ещё далеко не значит, что с другими происходит то же самое. По крайней мере, мы должны это попробовать.
– В глазах цвета красного дерева Тильмана горел тот решительный огонь, который я слишком хорошо знала. Он хотел это сделать. Всё в нём настроилось выполнить эту затею. А у меня не было лучшего предложения. Попытаться стоило.
– Ну, хорошо. Тогда возьми одну их камер Пауля.
– Забудь об этом. Они все не работают должным образом. Твой брат ломает любое устройство. Он совершенно безрукий в этом деле. Для последней съёмки мне пришлось взять одну на прокат, и она лежит в галереи. Мне нужна новая. По возможности, с долгим временем записи и функцией ночного видения.
Я, не сказав ни слова, встала, прошла в нашу комнату, вытащила пачку денег из одного из черепов кошки и вернулась назад в кухню. Но пачка, кажется, была тоньше, чем раньше. Сбитая с толку я остановилась на пороге и пролистала её. Не хватало, по меньшей мере, сто пятьдесят евро.
– Как-то же я должен был заплатить за травку, - сказал Тильман, пожимая плечами, прежде чем я смогла высказать своё негодование.
– Ты купил на мои деньги гашиша?
– Я ещё не получил от Пауля зарплату. Я что, должен был воровать?
– Ты и своровал! У меня!
– Дааа, - ответил, растягивая слово, Тильман и почесал себе, зевая, шею.
– Но это практически остаётся в семье. И у тебя их достаточно. Кроме того, мои косяки были ведь для чего-то полезны. Мы не уснули, заметили, как пришёл ... Мар ...
– Класс. Я тебе невероятно благодарна, что обрела такой опыт, потому что благодаря нему в будущем точно буду засыпать слаще, чем когда-либо. Я ещё сейчас дрожу как осиновый лист! И я не знаю, как долго Пауль это выдержит!
– Поэтому мы тем более должны что-то предпринять. Я думаю, семьсот евро хватит.
– Он протянул руку и зашевелил пальцами.
– Ты покажешь мне квитанцию, и смотри, если нет.
– Я бросила ему банкноты рядом с его чашкой кофе.
– Конечно. Ты определённо сможешь отнять их от налога.
– Тильман ...
– У меня редко возникала потребность кому-нибудь дать пощёчину, но в этот момент она явно была. Даже слишком сильная.
– Да ладно тебе. Что, собственно, хочешь предпринять ты? Моё задание теперь ясно.
– Что же. Это был справедливый вопрос. В прошедшие дни я часами просто сидела и бессмысленно убивала время, в то время как Пауль и Тильман вместе бродили по хозяйственным магазинам, вставляли в рамки картины, составляли каталоги, а затем развлекались на вернисажах, даже если для Тильмана это было не всегда просто, благодаря нездоровой
Он не переносил никого другого вблизи Пауля. Но, по крайней мере, Тильман был занят. Я же сама чувствовала себя уже как домохозяйка, остававшаяся не у дел, которая ожидает своего мужа. И иногда я вела себя почти так же. Но об одной вещи я всё-таки позаботилась.
– Я навещу эту журналистку, которую мой отец назвал как возможное доверенное лицо. Джианну Виспучи.
– Ещё одна итальянка ...
– Да. Должно быть, так оно и есть. Однако ... Я боюсь, что мой отец ошибся. Он написал, что она доверительное лицо и специалист по сну. Я нашла её имя в Google. Она журналистка, но только в ежедневной газете "Гамбург Morgenpost". И, прежде всего, она пишет о культурных мероприятиях. Кабаре, детский театр, выставки, ничего особенного.
– Тогда пригласи её на наш следующий вернисаж через две недели. Там мы сможем спокойно понаблюдать за ней, и у нас появится хорошая возможность заговорить с ней и проверить её.
Нет. Две недели я не смогу просидеть здесь без дела и позволить Мару ночь за ночью посылать меня в глубокий гипноз, в то время как он сам высасывает из души моего брата последнее мужество. Я решительно покачала головой.
– Я хочу встретиться с ней сама, чем быстрее, тем лучше. И я не хочу, чтобы при этом Францёз был поблизости. Он заставляет меня нервничать. Если нам не повезёт, он прогонит её своим жеманством, прежде чем она начнёт нам доверять.
– Хм, - сказал Тильман, и это «хм» прозвучало для меня слишком не однозначно.
– Что "хм"?
– Ну, Эли, ты тоже кажешься не всегда слишком уж внушающей доверие. В последнее время ты ведёшь себя довольно непредсказуемо. Вообще-то ты ведёшь себя так с самого начала нашего знакомства.
– Ты из-за этого ползимы делал вид, что мы знакомы только мельком?
– спросила я воинственно. Я старалась избегать этой темы, после того, как Тильман появился здесь, но пусть он знает, что его поведение ранило меня.
– Сначала я должен был переварить это сам, и всё, - объяснил Тильман.
– Это не было направленно против тебя, Эли.
– Ты был нужен мне.
– Обвинение в моих словах не возможно было не услышать. Тильман удивлённо приподнял брови.
– Почему ты мне этого не сказала? Вы, девчонки, думаете всё время, что мы можем читать ваши мысли. Правда, Эли, ты ходила как всегда в школу, писала контрольные на единицы, встречалась с толстой Майке и Бенни. Откуда я должен был знать, что я тебе нужен?
– Ну, может быть, тебе рассказали бы об этом твои карты Таро, - зашипела я и заморгала, потому что первые лучи солнца пробились сквозь окна кухни.
– Послезавтра я поеду в Кунстхалле. Вечером состоится экскурсия с пенсионерами, организованная "Гамбург Morgenpost". Если повезёт, репортаж об этом будет писать Виспучи. Незначительные события, кажется, как раз её конёк. А теперь я иду спать.
Тильман не последовал за мной. Радуясь тому, что могу побыть одна, я завернулась в моё одеяло и отдалась приятному ощущению, что невредимо пережила ночь. Пауль дышал. У нас был план. А я, хотя и в состоянии ужасного страха, добровольно коснулась другого человека. Большего от жизни в этот момент я не могла ожидать.