Расколовшаяся Луна

– Всё сейчас будет готово!
– щебетала я. Потом прыгнула мимо двух воркующих голубков в коридор.

– Да!
– возликовала я приглушённо, подняв кулак вверх.
– Гол забит!
– Я протанцевала от счастья один раз вокруг своей оси, пока не заметила, что Тильман выглядывает из нашей комнаты и наблюдает за мной. Я показала ему язык. Пусть себе забавляется.

– Ты не можешь, пожалуйста, присоединиться к нам? Сейчас я подам еду. И предупреждаю тебя, ты не будешь с ней флиртовать.

– Мне нравятся голубые глаза, а не коричневые.

– Ах? Действительно?
– Я смущённо замолчала, когда заметила требовательный тон в моём вопросе. У меня были голубые глаза. По крайней мере, большая часть в них была голубой. Серо-голубой. И немного зелёной. Тильман только усмехнулся.

– Твои не голубые. Но они мне всё равно нравятся. Настоящие глаза эльфа.

– Глаза эльфа?
– завизжала я в ужасе.
– Неужели ты хочешь оскорбить меня?

– Вот блин, - пробормотал Тильман.
– Я сделал комплимент и снова не так.
– Он провёл себе по руке и вздрогнул.

– Что ты снова натворил?
– Я взяла руку Тильмана и повернула её. Внутреннюю сторону локтя украшала уродливая, сочащаяся рана. Так же и ладонь была покрыта маленькими ранками. Выглядело так, будто он обжёгся.

– Несчастный случай с одним из лаков Пауля.
– Он отобрал свою руку и закрыл её пуловером, так что большую рану больше не было видно.

– С каких это пор лак разъедает кожу?
– Спросила я с подозрением. Тильман пробормотал что-то про "аллергию" и "голод" и оставил меня одну, сбежав на кухню. Какое дело мне было до его разъеденной кожи? Джианна была не в его вкусе, но, возможно, Пауль был во вкусе Джианны. А так как путь к сердцу лежит через желудок, то я должна быстренько накрыть на стол.

Тортеллини во время вынужденного пребывания в духовке стали воскового цвета и выглядели так, будто были жёсткими, как камень. Грибной соус выглядел не лучше. Он был покрыт толстой плёнкой, которая при перемешивании превратилась в неаппетитные лохмотья. Не важно. Я переложила и то, и другое в миски и поставила их на стол.

На один момент воцарилось неловкое молчание. Уголки губ Пауля дрогнули, потом он вернул себе своё самообладание.

– Кто хочет попробовать первым? Гость, не так ли?
– Я вырвала у Джианны её тарелку, которую она крепко держала в руках, и обильно наложила в неё лапши и соуса. Никто всё ещё не сказал ни слова. Тильман хотел наложить себе сам, а Пауль уже после первого половника закричал:

– Стоп!

– Приятного аппетита!
– прервала я молчание и посмотрела на всех, приглашая начать есть.

Пауль и Джианна с тихим вздохом взяли в руку свои вилки, проткнули одну тортоллини и окунули её в соус. Почему они не ели? Демонстративно я засунула себе одну лапшу в рот и с удовольствием выплюнула бы её в ту же секунду. Моё блюдо было без сомнений самое отвратительное, что я когда-либо пробовала. Тильман даже не притронулся к своей тарелке, а смотрел на нас выжидательно.

Но Джианна и Пауль уже последовали моему примеру и замерли одновременно. Джианна судорожно сглотнула, потом быстро запила большим глотком вина. Я же сама всё ещё воевала с лапшой во рту и не могла заставить себя проглотить её. С надутыми щеками я смотрела на других. Пауль спрятался за раскрытой салфеткой, но я поняла по его глазам и трясущимся плечам, что он смеётся.

Лицо Джианны позеленело.

– Ладно, я признаю, что это не деликатес, - пробормотала я. Ужасный вкус соуса усилился при разговоре. Мне внезапно стало так противно, что я открыла рот и выплюнула наполовину прожёванную лапшу на тарелку.

– Не деликатес?
– Джианна фыркнула.
– Мадонна, китайская пытка с верёвкой против этого просто прогулка!
– Пауль больше не мог подавить свой смех и громко расхохотался - и как всегда это было настолько заразительно, что мы все присоединились к нему.

– Что ты туда положила?
– ахнул Пауль, когда снова смог говорить. Я встала и выбросила остатки еды в мусорное ведро.

– Грибы, сливки, соль, перец и чуточку мартини.

– Мартини?!
– воскликнули Джианна, Пауль и Тильман хором.

– Да, вообще-то я хотела добавить белого вина, но в холодильники его не было, поэтому я взяла мартини. Чего вы так на меня смотрите? Это же ведь почти одно и то же.

– О Боже, Эли, тебе срочно нужна помощь в бухле, - качая головой, застонал Тильман.

– Мартини слишком сладкий. Не удивительно, что твоё блюдо на вкус такое ужасное.

– Вы, собственно, пара?
– неожиданно спросила Джианна и указала на меня и Тильмана.

– Нет, только друзья, - сказал Тильман, прежде чем ответить смогла я.

– Точно, только друзья, - согласилась я с ним кисло.
– И больше ничего.
– Я захлопнула крышку мусорного ведра и пнула его назад в угол.

– Ах, между вами нет романа?
– заговорил удивлённо Пауль. С любопытством Джианна и он смотрели на меня.

– Нет, - ответил Тильман спокойно.
– Никакого романа.

– Ему нравятся блондинки с огромными сиськами, - сказала я злобно.

Я не имела представления, нравились ли Тильману огромные сиськи, но мне хотелось поддать ему хорошенько. Как всегда ему на это было наплевать. Джианна тоже посчитала это смешным. Пауль погладил свой громко бурчащий живот.

– Хорошо, тогда сейчас в действие вступает аварийный план, - решил он и встал.
– Острая особая лапша Пауля. И попробуй подойти ко мне ближе, сестрёнка.

– Не беспокойся, я не навязываюсь.
– Со скрещенными руками я плюхнулась на стул рядом с Тильманом.

– Тебе действительно нужно решить твою проблему с Колином, - прошептал он мне. Я сделала вид, что его не существует, а вместо этого наблюдала за Джианной и Паулем, которые в доверительном единении трудились возле плиты, а нас больше не воспринимали. Привычным движением Пауль включил маленькую стереофоническую установку, стоящую в кухне, и снова зазвучал тот шлягер, который я услышала в самое первое утро в этой квартире. Я уже хотела подскочить к полочке и выбрать другую песню, прежде чем она разрушит то, что я с таким трудом организовала, но у Дианнаы к моему огромному удивлению вырвался обрадованный вопль ликования.

– О, Пауль, сделай погромче ... пожалуйста! Эта была любимая песня моей бабушки! Она слушала её каждый день. А я танцевала под неё, когда была ребёнком!

Пауль подчинился, и сразу же кухня наполнилась бренчанием мандолин и этим тоскующе мягким и в то же время противно оптимистичным женским голосом. Джианна раскачивала бёдрами и начала подпевать. Открыв рот, я уставилась на неё. Она пела чертовски хорошо и при этом стала совершенно другим человеком.

– Что это, собственно, такое?
– запищала я, стараясь говорить язвительным тоном. Да, меня это устраивало, что Пауль и Джианна, напевая и кроша чеснок, были на седьмом небе, но на моём лбу образовались два острых рога, которыми я хотела разрушить всё и вся.