Расколовшаяся Луна

– Ты закончила? Или хочешь попытаться придумать ещё несколько метафор? Однако я не советую тебе. У тебя плохо получается.

– Правда, Колин, я не могу понять, почему ты ещё раздумываешь. Я думала, тебе так хочется умереть?

Внезапно он оказался вплотную возле меня. Я вздрогнула, но снова оправилась. Я должна была уже привыкнуть, что он иногда законы гравитации, а так же времени и пространства, делал не действующими.

Его лицо было так близко от моего, что его волосы, ища, потянулись к моим - как всегда праздно и играюще. И поэтому совершенно неуместно в этот действующий на нервы момент полный напряжения и страха. Они почти флиртовали.

– Но ты ведь не хочешь умирать, - прошептал он.
– И Пауль, я полагаю. Я уже говорил тебе и не люблю повторять, Эли. С Марами шутки плохи. С Перевёртышами тем более. Они убивают свою жертву, не задумываясь, если на их пути попадается другой Мар. Уже даже полукровки хватает. Они никого не терпят рядом с собой. Поэтому и Джианна должна избегать любого контакта с Паулем. Ты сохранила это в своей милой головке?

– Да, - пробормотала я упрямо.

– Ты тоже для него бельмо на глазу. Он хочет от тебя избавиться, потому что ты любишь Пауля. Ты могла бы повлиять на него. Тильман – он, наверное, предмет вечных споров о ревности, не так ли?

Я только кивнула. Тильман иногда сбегал из галереи, потому что Францёз бесился, из-за того, что Пауль давал ему только один гвоздь или приносил один стакан кофе. И так же как ко мне, Францёз не обращался напрямую к Тильману, а всегда говорил о нём только в третьем лице. Меня саму он с удовольствием бы запер в закрытом отделении и, если можно, то на всю жизнь. Что касается Джианны - он появился в квартире как раз в тот момент, когда Пауль и она в первый раз сблизились. Это не могло быть случайностью.

– Здесь речь идёт о человеческих жизнях, моя дорогая. Нескольких человеческих жизнях, которые мне не безразличны. Даже если это была бы только твоя. Я не хочу быть вашей смертью, напав без размышлений на перевёртыша. Это может быть вашей погибелью. И поэтому мне нужно подумать, как свести к минимуму этот риск. Исключить я его не могу.

– Хорошо, - прошептала я, в этот раз ни упрямо, ни снисходительно. Слова Колина разрушили всё моё сопротивление.

– Если я решусь на это, тебе всё равно нужно будет выполнить подготовительную работу. Тебе нужно будет выяснить, сколько лет Францёзу. И я имею в виду его настоящий возраст.

Конечно, возраст. Чем старше, тем могущественней. Об этом я из-за всего беспокойства совершенно забыла.

– Я не могу осмелиться ни приблизиться к нему, ни навести о нём справки, без того, чтобы это не подвергло вас смертельной опасности, - продолжил Колин.
– Я пойду сейчас снова в море, потому что там темно. Янзену нельзя увидеть меня таким. Мне нужно спешить.

Я подняла голову, чтобы посмотреть на него. Первый луч солнца прорвался через ставни, и я завороженно наблюдала, как из глаз Колина уходил чёрный цвет и уступал место глубокому, землистому, зелёно-коричневому. Уже примешивались первые крапинки бирюзового.

– Я могла бы смотреть на это часами, - прошептала я. Рот Колина расслабился, и я провела кончиками пальцев по его изогнутым губам. Вот, одна коричневая крапинка, потом следующая на носу ...

– Ты единственная, кто знает, как я выгляжу днём и ночью.
– Я хотела окунуться в его голос. Он заставлял меня парить, будто у меня больше не было веса. Находились ли мои ноги вообще ещё на полу?

– Что ты там делаешь?
– спросила я заплетающимся языком. Он сопротивлялся говорить, хотя я хотела ещё так много сказать.

– Из-за меня ты становишься уставшей. Это мои цвета. Трюк, лежащий в нашей природе, чтобы те люди, которые видели нас ночью, забыли, как мы выглядим при дневном свете. Но ты не забудешь, потому что не хочешь этого.

– Нет, я ...
– Слишком тяжело. Я даже не могла додумать предложение до конца.

– Поспи ещё немного. Тебе понадобиться твоя сила.
– Он поднял меня и положил на кровать. Я хотела притянуть его к себе, чтобы поцеловать, но мои руки были тяжёлыми, как свинец, и больше не принадлежали мне ...

В моих сновидениях он вернулся. Никаких слов, никаких обсуждений, никакого беспокойства. Только глубокая, защищённая прохлада морского дна и его белая, переливающаяся кожа, которая покрыла серебром пузырьки моего дыхания.

Глава 41.

Интуитивное решение

Крик чаек и топот копыт - должно быть, это был целый табун лошадей, который пронёсся мимо моего окна, - разбудили меня примерно в обед. Мой мозг работал снова без ограничений.

Что же, это хитро, подумала я изумлённо. Как только встаёт солнце, человек, который видит Мара, теряет сознание. Шах и мат. Поэтому я потеряла сознание, когда встретила Колина в первый раз на солнце и сняла его солнцезащитные очки с носа. Значит, я была единственная, кто знал, как он выглядит днём и ночью. Особенно много времени мы всё же не провели вместе в утренние часы. И всё-таки я знала о льде в его глазах, в отличие от других женщин, с которыми он до меня проводил ночь и которые, должно быть, придерживались мнения, что он типичный мачо, который сбегал, чтобы не разговаривать. На самом же деле он сбегал, чтобы его не увидели. И потому, что они его боялись. Моё сочувствие при этих мыслях относилось к нему, а не женщинам. Что его мотивировало соблазнять их? Вряд ли это мог быть инстинкт продолжения рода.

Но я не хотела портить себе настроение - оно и так в последние часы стало непредсказуемым и делало своей репутации честь. Колин, по всей вероятности, вернётся только во второй половине дня, когда тени станут длиннее, а солнце мягче. У меня неожиданно появилось время для себя. И моя одежда наконец высохла. Хотя она и выглядела немного потрёпанной, но носить я её могла.

Я зашла в крошечную ванную, приняла душ - хотя и с некоторым сожалением, потому что у меня было такое чувство, будто я смываю прикосновения Колина, - оделась и собрала всё своё мужество, чтобы выйти за дверь и найти Янзена.

Я нашла его на кухне причудливого пансиона. Он без лишних слов обеспечил меня кофе, булочками, сливочным маслом и домашним вареньем и оставил одну, чтобы проверить лошадей. Его молчаливость жителей Северной Германии была мне желанной, потому что не было никакого смысла разговаривать с кем-то о Колине, если тот не знал о существование Маров. А я не разбиралась в лошадях. О себе же я тем более не хотела говорить.

Когда я наелась, то побрела без всякой спешки по Кейтуму, живописному месту, выглядевшему как сто лет назад, который дремал так мирно и мечтательно на солнечном свете, что у меня даже появилось чувство, будто я в отпуске.