Расписное небо

– Нарин, отключаешься? – друг мигнул синими глазами, и через несколько мгновений из колбы стало вытягивать белесый газ. Сейчас предстояла работа другого порядка. Стоило процессу завершиться – капитан, недовольно хмурясь, ступил босыми ногами на пол.

– Разлом довольно большой. «Паутина» еле затянула пробоину. И, должен сказать, мембрана получилась довольно тонкой. Эти гады знали куда бить. Если бы не решились направить истребители прямо в точку, куда попали снаряды, ничего бы не получилось.

– Ремонт можно выполнить?

– Вполне. Только по времени, конечно, займет не мало. Но это все ерунда. Что там по твоим данным?

– Все не очень и мне бы нужно уйти. Так что открывай, если мы хотим минимизировать потери. Думаю, придется запустить «Ледяное ложе» для троих или четверых.

Нарин кивнул, на мгновение прикрыв глаза.

«Ядро распечатано!»

Кивнув другу, выбежал из отсека. Нужно было скорее попасть в госпиталь, пока двое самых тяжелых пациентов еще могли быть спасены.

– Протокол «Ледяное ложе». Запустить систему, – за несколько минут в лифте я успел просмотреть последние файлы, поступившие от Кивы. В дверях меня уже ждали. Сунув ладони под систему очистки, нырнул в накидку, которую держал один из младших медиков и нырнул в специальные перчатки. День обещал быть трудным.

Тонкий, ярко-фиолетовый цвет материи перчаток уже вызывал нехорошие ощущения, а я еще не приступил к работе.

Госпиталь, огромное помещение, практически открытое, со множеством коей, позволяло работать сразу с большим числом пострадавших, в отличие от медблока, но здесь все время было шумно и ни о каких удобствах можно было даже не думать.

– Акер, ложе готово, – мой помощник на сегодня накинул на руки стерильную салфетку, указывая на слабосветящийся стол с бортами, над которым поднимался пар. Меня ощутимо передернуло.

– Запускайте сразу второе и третье. Тонера за соседний стол. Начинаем, – к ложу как раз в это мгновение подвезли пациента, чья травма требовала такой работы. Осторожно, не снимает его с платформы носилок, пострадавшего уложили в полупрозрачную голубую массу, по поверхности которой тут же начала образовываться ледяная корка. Низкая температура замедлит движение крови и все процессы в теле, убережет мозг от повреждений, когда я отключу дыхание на три-пять минут, и позволит заштопать легкое. Единственным ощутимым минусом было то, что никакая аппаратура в таких условиях оперировать не могла. А руки уж очень быстро начинали замерзать, теряя чувствительность.

– Где раствор?

– Здесь, – с правой стороны от меня на небольшой платформе оказалась чаша с розовым раствором, который должен был помочь восстанавливать кровоток в пальцах.

– Начинаем. Лазер, – резанув упругую белую кожу, постарался отвлечься от покалывания в пальцах, возникшего сразу, как только руки оказались над рабочей зоной. Это ничего. Как только начну зашивать, вот тогда самое интересное и начнется.

Пробитое легкое и задетая артерия оказались не в самом плохом состоянии, но на обычном столе я бы не рискнул зашивать такое повреждение.

– Закрывайте и отогревайте, – закончив латать легочную артерию со скрипом зубов сунул руки в розовый раствор. Правда теперь жидкость была уже ярко красной от крови, осевшей на перчатках. Мне пришлось четыре раза греть одервенелые ледяные пальцы, прежде чем удалось справиться. – Тонер, что у тебя?

– Почти, акер. Заплатка легла хорошо, – голос медика чуть дрожал, а между бровей пролегла глубокая складка. Ему было не легче работать в этих условиях, но среди моих подчиненных все как один упертые и целеустремленные. Все сделает как надо.

– Хорошо, следите за свертываемостью. Никаких тромбов. Кто…

Я не успел договорить, как от ближайшего лифта раздался вопль.

– Помогите! – дернувшись на знакомый голос, практически в шоке уставился на открывшуюся картину. Ольса, вся в пятнах крови, растрепанная, с явными следами маски на лице, сидела на каталке, прижимая к ее поверхности кого-то из пострадавших. Девушка не могла ни спуститься, ни отпустить ладони, как я понял, а валор под ней конвульсивно дергался.

Не ожидая подобного, я не сразу среагировал, но через мгновение каталка оказалась у свободного «ледяного ложа», в шаге от меня.

– Травма черепа средней тяжести, шок, проникающая травма грудной клетки… – Ольса рапортовала четко, после диагностики состояния выдав перечень инъекций и лекарств.

– Ты можешь отпустить? – на мне уже сменили комплект одежды и перчатки, а пациенты дали укол от судорог, но кровотечение вес не желало останавливаться, а Ольса все так же зажимала рану.

– Не думаю, – мы смотрели друг на друга прямым взглядом, словно впервые встретились. Я разглядывал бледную кожу с проступившими веснушками, волосы в черных пятнах золы, одежду в крови. В ответ мне достался прямой, уверенный взгляд. Я чувствовал, как серые глаза скользят по рисункам, уходящим под воротник, по следам на висках, задержавшись на мгновение на подрагивающих от холода ладонях, снова возвращаются к глазам.

– Мы потом сможем поговорить? – я без объяснений понял, что Ольсу интересуют рисунки на моем теле, и мелено кивнул. Все же, это касалось ее непосредственным образом. Кивнув в ответ, девушка вернулась к более важным, на дынный момент делам. – Что будешь делать?

– Его нужно перенести в это поле, но пока ты держишь рану – это не возможно. Есть вариант еще, но тебе не понравиться.

– Говори.

– Охлаждающий раствор можно распылить на рану поверх, это даст нам несколько секунд чтобы перенести его. Но твои пальцы на это время будут подвергаться очень низким температурам.

– Начинай.

– Уверена?

– Я не для того его спасала, чтобы он умер от потери крови. Давай. Я потерплю.

– Секунда. Раствор для терри Ольсы, – еще одна чаша с розовой жидкостью появилась рядом. – Как только сможешь оторвать ладони– сразу опускай в раствор. Поняла.

– Начинай, Сумудин.

Небольшая трубка распыляла охлаждающее вещество прямо поверх ладоней Ольсы, от чего пальцы даже через перчатки начинали белеть.

– Ты почувствуешь, когда можно отрывать ладони. Кровь станет вязкой. Только не передерживай, иначе твои руки пострадают.

Я боялся, что Ольса заупрямиться или захочет перестраховаться, отрывая ладони слишком поздно, но проявить к ней сейчас недоверие – это поломать все шансы на какое-то взаимопонимание. Если я верно понял характер своей дарье, этого она не простит мне.

Тонкие пальцы медленно, участок за участком, отрывались от окровавленной ткани, а я следил за лицом землянки. Все же, женщины очень сильные существа, чтобы наш Совет ни думал по этому поводу.

– Все. А, как больно-то! – буквально скатившись с каталки, Ольса сунула ладони в раствор, пританцовывая вокруг чаши, от чего я не сумел сдержать улыбку.