Расписное небо

– Селена, ты там? – девушка появилась через пару минут, несколько всклокоченная и встревоженная.

– Где же мне быть-то? Что-то придумала? – Она большую часть времени проводила за изучением планет в этом секторе, выбирая те, которые больше подходили по параметрам для жизни. Не сведущая в медицине, просидев два дня над схемой Парадокса, Лени занялась тем, в чем понимала лучше.

– К сожалению. Ты связывалась с Нарином? – лицо девушки потемнело, черты стали жестче. Ответ и без разъяснений оказался очевиден.

– Я знаю, что он заболел, – Селена говорила тихо, словно опасаясь собственных слов, – еще вчера поняла. У него был такой хриплый голос, и гораздо более медленная речь, но я старалась не думать об этом, хотя и чувствовала, что права.

Мы помолчали какое-то время, рассматривая обстановку в комнатах друг друга, хотя успели выучить их почти наизусть. Ни горчично-желтое кресло в комнате Селены, ни белые столешницы в кабинете Сумудина особого интереса не представляли, но мозгу требовалось на что-то отвлечься, чтобы не дать развиться панике.

Понимая, что лишний стресс будет Селене вреден, но все же не имея права молчать, снова посмотрела на оджу.

– Сумудин не отвечает.

Зеленые глаза встретились с моими. Она все понимала. Я словно видела, как в ее голове щелкают шестеренки, просчитывая варианты нашего будущего и ситуации в целом.

– И что мы с тобой можем?

– Судя по данным, что мне доступны, зараза все же не сто процентов смертельна. Так что все не умрут. Думаю, мы можем надеяться.

– Ольса, ты веришь в Бога? – неожиданный вопрос Селены выбил меня из фатально-задумчивого состояния. Никак не ожидала подобного разговора. Особенно сейчас. Хотя, с другой стороны, когда , если не в такой ситуации.

– Конкретизируй. Это очень общий вопрос.

– Я имею ввиду, веришь ли ты, что после смерти есть что-то еще. Что мы не становимся куском сгнившей плоти и наши поступки при жизни имеют хоть какое-то значение, – Селена обняла себя руками, словно пытаясь убаюкать. Я знала, что ей когда-то пришлось пережить предательство любимого и потерю ребенка. Сейчас она выглядела такой уязвимой, что не смотря на собственные страху, мне очень захотелось ее обнять.

– Я акушер. Помогаю появляться на свет новой жизни. А иногда становлюсь свидетелем того, как эта жизнь покидает маленькое тело только что рожденного существа. Да, я верю. Мне надо верить. Иначе, к чему все это? Я верю, что добрый человек все же оставляет после себя частичку чего-то, назови это как хочешь, хоть душой, хоть энергией. И эта частичка оказывает влияние на жизни других людей. Близких, знакомых, а может, набрав достаточно сил, вновь рождается на свет живым существом. Я верю, Лени. Без этого жизнь не имеет смысла.

– И я верю. Верю, что мы с тобой не напрасно оказались здесь. Не для того, чтобы умереть, запертые в чреве инопланетного крейсера, полного какой-то заразы.

Следующие несколько дней оказались самыми тяжелыми. Полная тишина «в эфире». Скупые данные, поступающие из лазарета, которые только удручали и никак не помогали поддерживать боевой дух. Просматривая цифры, я только кусала губы, стараясь не попадаться на глаза Селене, пока не возьму себя в руки. Оджа больше ничего не спрашивала, но я видела по ее лицу, что она прекрасно себе представляет, что именно написано на экране моего планшета.

Утро началось где-то с обеда. Меня, уснувшую всего пару часов назад, разбудил радостный голос Селены.

– Ольса, Нарин звонил. Ольса, просыпайся, – разлепив глаза, откинув спутанные волосы с лица, едва не упала с дивана, на котором спала у дальней стены кабинета. Комбинезон Сумудина, который пришлось одеть в замен постиранных и сохнущих в уборной, вещей, сильно сдавил левую ногу, неудобно скрутившись во сне. Ворот царапал шею, явно рассчитанный на больший рост, но это был единственный доступный мне вариант. Не носить же халат на голое тело. Парадный китель доктора тоже как-то не подходил.

– Он в порядке? Что с Сумудином? – Селена, похудевшая от волнения, не менее растрепанная чем я, но все же радостная, встретила широкой улыбкой.

– Они почти в порядке. Болели. Сумудин еще в беспамятстве, но по словам Нарина, кризис миновал.

Кризис миновал. Надеюсь, это касается ситуации в целом. И все же, мне трудно поверить, что Сумудин в порядке, пока сама не удостоверюсь.

Сумудин.

Не смотря на дезинфекцию, проведенную в помещениях и коридорах Парадокса, идти в отсек очистки пришлось в защитных костюмах. Из тонкой, эластичной ткани, достаточно легкие, они все же доставляли некое неудобство. Разработанные довольно давно, они не лучшим образом подходили к сегодняшним реалиям. Нужно будет обратить на это внимание разработчиков.

Небольшой резервуар с противовирусной сывороткой несли два моих помощника, из тех, кто уже переболел и чувствовал себя более-менее приемлемо. Ребята выглядели бледными до синевы, со слегка дрожащими руками, но упорство никуда не делось. Втроем, еще не до конца зная, как отреагирует система на наши действия, мы шли по пустым коридорам, создавая непривычно громкое эхо.

Нарин, удалив всю импульсную жидкость в резервуары, с недовольством управлял кораблем через старые режимы, что требовало большей концентрации и давало более длительный отклик. Не только топливные и транспортные системы, даже в моем подразделении были сложности, настолько мы привыкли использовать раствор для работы.

В отсеке очистки вместо яркого розового цвета импульсной жидкости, насыщенной сопутствующими элементами, нас встретило нечто серо-сизое, такое загустевшее, что вещество едва двигалось в резервуаре. При такой плотности нам не добиться результата. Сыворотка подействует только в каком-то определенном слое, а затем клетки вируса вновь распространяться. Если мы хотели что-то сделать, нужно было нагреть импульсную жидкость, чтобы поднять скорость движения молекул. Но вот обычных 65 градусов в этом случае может не хватить, а выше уже не безопасно. Но с другой стороны, ситуация, которая возникла на Парадоксе тоже не может считаться безопасной.

– Что у тебя? – напряжение в голосе Нарина чувствовалось даже через кивер.

– Все загустело. Но поднять температуру в автоматическом режиме не выходит.

– Что с ручным управлением?

– Сам не справлюсь, – пытаться изображать из себя мастера в том, в чем не разбираюсь, я отучился довольно давно. Здесь нужен был специалист. При чем, желательно мастер высокого уровня, а не простой работник. Вот только… – Нарин, работать в костюме не получится. Слишком узкий лаз.

– Я понял. Жди.

Отключив связь с капитаном, устало сполз по стене. Слабость все еще была невероятной, накатывая волнами. Побывав в медотсеке, с печалью и вспышками злости осмотрел пациентов и тела тех, кто не пережил эпидемии. У некоторых наблюдались явные повреждения дыхательных органов, другие страдали нарушением зрения. Столько лет занимаясь медициной я все никак не мог перестать удивляться, с какой скоростью вирус может нанести урон живому существу. Повреждения тел погибших были настолько сильными, словно их в течение нескольких недель подвергали воздействию самой сильной радиации. Некоторые типы тканей разрушались на клеточном уровне, превращаясь в ошметки. Нам удалось остановить распростронение и подобрать более-менее приемлемый вариант вакцины, но кроме этого требовалось разобраться, по какой причине так разнились симптомы и результат у зараженных. То, что мы с Нарином перенесли вирусную атаку достаточно легко, по сравнению с другими обитателями Парадокса, легко объяснялось действием токсина. Пусть вещество в моей крови действовало не так агрессивно, как у друга, но в достаточной степени, чтобы я мог самостоятельно дышать и обошелся без гемодеализа. Но по каким показателям одни совершенно здоровые мужчины не смогли пережить этих дней а другие обошлись всего-то парой-тройкой дней высокой температуры и приступами.