Расплата. Отбор для предателя
Шрифт:
— Похоже, он проголодался, — смеётся Лили. — Эй, хватит есть его, он не для еды, он для красоты, глупый!
Как только я вернулась сюда, в дом моей матери, я нашла его. Он словно бы сторожил это место для меня всё время, пока шёл отбор. И сберёг всё в целости. Хоть никто бы и не позарился на заброшенный много лет назад дом, волк словно бы знал, что я вернусь сюда. Как будто ему было известно, что это моё место.
Я отпиваю тёплый травяной чай из кружки и задумчиво смотрю на спокойную гладь озера. В памяти всплывает воспоминание о том, как я доставала из воды наследие мамы. Сколько же времени
Я не стала сносить старый дом мамы, но распорядилась, чтобы рядом выстроили новый, просторный, тёплый и уютно обставленный, где с террасы можно было бы вечерами смотреть на реку, сад и лес вдалеке. Именно о таком доме я всегда мечтала, а вовсе не о жизни в роскошном замке, где трудно почувствовать себя по-настоящему дома.
И, кажется, Лили такая жизнь тоже пришлась по вкусу. Ни разу за все полтора года нашей жизни здесь она не обмолвилась, что хотела бы вернуться в замок. Она подружилась с местными детьми с соседних ферм и уйму времени проводила с ними, исследуя окрестности, а потом с восторгом, взахлёб рассказывала мне о своих приключениях, слушая которые, я вспоминала своё счастливое детство, проведённое здесь.
— Ну хорошо, глупый, если тебе не нравится, я буду носить его сама, — Лили надевает венок и идёт к дому, не обращая внимания на озадаченного волка. И вдруг шерсть у него на загривке поднимается, и он резко дёргается в сторону дороги.
Я прищуриваюсь, чтобы разглядеть вдалеке богатый экипаж и шестёрку роскошных угольно-чёрных коней. Герб на карете отсюда не разглядеть.
Волк выжидающе глядит на человека в дорогом костюме и шляпе, выходящего из кареты.
Незнакомец идёт по тропинке к дому.
Вот сейчас он увидит волка, испугается и повернёт назад.
Но к моему удивлению, увидев Уголька, человек не только не останавливается, но и продолжает смело идти вперёд. Отсюда я не вижу его лица, на которое падает тень, но что-то в его походке кажется мне знакомым.
Да кто же это такой, и что его принесло сюда? В сердце закрадывается тревожное чувство.
— Вы кто такой будете, господин?
Тоби, один из моих охранников, широкоплечий бывший военный, спокойно выходит из флигеля, разминает руки и неспешно приближается к незваному гостю.
Я, держа Мию на руках, спускаюсь с террасы и стою в тени раскидистой яблони, с интересом наблюдая и прислушиваясь к разговору.
Незнакомец что-то отвечает, но я не слышу его голоса из-за ветра.
— Адриана? Нет, сударь, никаких Адриан вы тут не найдёте. Здесь проживает госпожа Элизабет Видс, это её дом, и если вы с ней не знакомы, то значит и дел никаких у вас к ней быть не может, — разносится громкий голос Тоби. — А о том, что будут гости, нас не предупреждали, так что будьте добры…
— Разрешите мне представиться госпоже Видс, дорогой мой. Как к вам обращаться?
— Тобиас Джексон, — строго говорит Тоби. — И сегодня госпожа не принимает. Вы можете оставить письмо для неё, и я передам.
И тут я, не веря своим ушам, узнаю голос незнакомца.
Не может быть, чтобы это был он. Я тысячу раз писала прошения королю в надежде, что он проявит милосердие. Но все мои просьбы оставались без ответа. Не помогали ни связи Блэйка в инквизиции, ни всё моё огромное состояние.
Единственное, что мне удалось узнать за всё это время, приложив огромные усилия и потратив уйму денег, — это то, что мой друг ещё жив.Когда Тоби уже собирается силой прогнать незнакомца, который не желает уходить, незнакомца, чей голос так похож на голос Ридли, я выхожу из тени.
Сердце бьётся от волнения. И тут незнакомец снимает шляпу и смотрит мне в глаза.
Это он.
Видя меня, Ридли изумлённо открывает рот и застывает в таком положении.
— Элис? — ошарашенно шепчет он, наконец обретя дар речи. — Будь я проклят, Элис, это ты…
— Не нужно никого проклинать, — говорю я шёпотом.
Ридли пошатывается, как будто собирается упасть в обморок от потрясения.
Я так рада видеть его, что сама не верю своим глазам. Но это и правда он.
Он переводит взгляд с меня на Лили, стоящую у входа в дом, потом глядит на Мию у меня на руках.
— А это…
— Познакомься, Ридли, это Мия, вторая дочь Ивара, — говорю я, не в силах сдержать дрожь в голосе, и подхожу к нему ближе, чувствуя невероятное волнение.
— Но как? — спрашивает он.
— Это долгая история, — говорю я и киваю Тоби, давая ему понять, что Ридли свой. — Если у тебя есть время, я всё тебе расскажу.
— Для тебя у меня есть всё время этого мира, — шепчет он дрожащим голосом. — Но я не понимаю…
Я смотрю на Ридли и вдруг вижу, что по щекам его текут слёзы. Его губы трогает улыбка. Он делает шаг навстречу и, словно не веря, что я действительно настоящая, прикасается к моему плечу.
— Я не смел и молиться о том, чтобы когда-нибудь увидеть тебя вновь живой.
А потом мы устраиваемся на террасе в уютных плетёных креслах и говорим.
Я решаю рассказать Ридли всё как есть, от начала и до конца. Он слушает молча, не перебивая, но задаёт вопросы, когда ему что-то непонятно. Когда солнце заходит за горизонт, а я дохожу до той части истории, где выбралась из монастыря, он встаёт и мягко сжимает мою руку в своих ладонях, а потом целует её.
— Если ты разрешишь мне, я приду завтра. Не хочу нарушать твой привычный ритм жизни.
Я вижу, что уходить он совсем не хочет. Но вежливость и воспитание не оставляют ему выбора.
— Если хочешь, ты можешь остаться в комнате для гостей.
Он мотает головой.
— Ни в коем случае. Я остановился тут неподалёку.
У меня едва не вырываются слова, что я вовсе не против, чтобы он остался ещё, но я одёргиваю себя.
Я лишь с улыбкой киваю, понимая, что моему другу нужно переварить то, что он услышал.
На следующий день Ридли приходит снова, на этот раз с подарками для Лили и Мии. Не иначе как он всю ночь провёл без сна, чтобы доехать до города, купить роскошные заводные игрушки от мастера Дариуса и вернуться…
Мы садимся пить чай, и я неспешно рассказываю историю с того момента, где закончила вчера, и снова засиживаемся допоздна, и снова я не успеваю рассказать всё до конца.
Ридли приходит и на следующий день. И на следующий, и следующий. Пока я не рассказываю ему всё до самого конца, а он не рассказывает мне всё, что случилось с ним после отбора, и про своё чудесное освобождение. А потом мы уже говорим обо всём на свете.