Расплата
Шрифт:
— Я тут ни при чем. Вы же видели, как все произошло, — говорил он, зачем-то суетливо роясь в ящике стола.
— Кто вас винит? — засмеялся Вамех, усаживаясь в кресло и разглядывая свое лицо в зеркале. Выросшая за неделю щетина — да и выросла она странно — на одной щеке гуще, чем на другой, совершенно изменила его. Парикмахер, понемногу приходя в себя, принялся взбивать пену.
— Так, значит, все обошлось благополучно? — осторожно поинтересовался он.
— Выжил…
— Ох, эти сукины дети, чуть не подвели меня под монастырь.
— Вы-то здесь при чем?
— Ни при чем, да все же чуть в переплет не
Успокоенный парикмахер усердно скреб щеки Вамеха, а Вамех смотрел на себя в зеркало.
— Не скажете мне, кто был тот парень? — безразлично спросил Вамех.
— Тот парень? — Парикмахер задумался.
— Угу.
— Кто-то из дружков Шамиля.
— Как его зовут?
— Зовут? — Парикмахер снова задумался.
— Да.
— Не знаю.
— Знаешь ведь, — сказал Вамех и посмотрел в зеркало на парикмахера.
— Нет. Ей-богу, не знаю! — Парикмахер скривился.
Вамех понял, что парикмахеру известно имя того плешивого верзилы, но он боится назвать его. Пожилого человека было жаль, и Вамех не стал допытываться.
Бритье продолжалось.
Парикмахер лез из кожи, стараясь угодить Вамеху, поминутно направлял бритву и трижды намылил его щеки.
— Осторожней у раны, — попросил Вамех.
— Не извольте беспокоиться.
Долго старался парикмахер и наконец закончил бритье.
Вамех встал, разглядывая себя в зеркале. Он показался себе осунувшимся и бледным, но остался доволен, потому что бледность и худощавость только красили его. Все портил фиолетовый шрам, неприятно и страшно выделяясь на горле. Вамех долго разглядывал его.
— Какой рубец остался, — покачивая головой и всем видом выражая сожаление, посочувствовал парикмахер. — Ох, уж эти подонки!
Вамех достал деньги и заплатил вдвое.
— Премного благодарен, — поблагодарил парикмахер, — заходите еще.
— Больше не удастся, — сказал Вамех, — я сегодня уезжаю.
— Куда путь держите?
— Уезжаю от вас. В другие места.
— Значит, плюнули на того парня? — воскликнул парикмахер, поглядывая на шрам.
Вамех усмехнулся, похлопал парикмахера по плечу и направился к двери:
— Плюнул. Черт с ним! Всего хорошего.
Он вышел из парикмахерской и направился к станции.
Вечерело. На перроне, как всегда в вечернее время, было много народу. Одни ждали поезда, другие проводили время просто так, собравшись в кружок и беседуя. У багажного отделения стоял Шамиль в окружении друзей. Они курили и хохотали, что-то обсуждая. Шамиль держался степенно и, слушая болтовню, изредка улыбался.
— Знаете, что потом утворил этот чокнутый Дзуку? — говорил смуглый крепыш.
— Ну-ка!
— Нализался в стельку, он и за день до этого еле на ногах держался, начал буянить и перебил в столовой бутылки. Знаете Таурию, что с ним механиком работает, сына Валико Габечава?
— Что за Таурия?
— Прозвище такое, головастик, значит.
— Что за прозвище?
— У него башка с ведро, вот и прозвали головастиком. Ну, вот, даже тот Таурия не мог его угомонить. Дзуку прямо на стенку лез. Тут подходит официант Гвачи и спрашивает: «Что с тобой?» — «Брата моего убили, ух, я этих!..» — «А как его звали?» А Дзуку лупит себя по роже, аж кровь из носу хлещет. «Кого убили, сынок? — не отстает Гвачи. — Как его зовут?» Тут Дзуку как вскочит, как двинет Гвачи, и уложил его. «Откуда
мне знать, — орет, — как звать, при чем тут имя, дело вовсе не в имени!..»Все расхохотались.
— Дальше, дальше…
— А дальше — заграбастали его, сволокли в отделение, утром выпустили, а за побитую посуду потребовали, чтобы денежки выложил. Теперь зверем на всех глядит.
— Поделом ему.
— Кого оплакивал, идиот, если даже имени его не знает?!
— Кого, да того парня!..
— Какого парня?
— Того…
Рассказчик, а за ним и все остальные поглядели на Шамиля.
— Того, которого Резо порезал, — вполголоса сказал один.
— А-а! — протянул другой.
— Мало я ему дал, выскользнул из рук, — сказал Резо, — Дзуку во всем виноват.
— Эй, ребята, Мейра прискакал! — воскликнул один из парней.
— Где?
— Вон!
— Смотрите, и впрямь он! — Парни оживились.
— Все посмотрели за платформу, там, вдоль железнодорожного полотна, опустив голову, бежал Мейра, торопясь к поезду.
— Посмотрите, что я сейчас с ним сотворю! — сказал один, расплываясь от удовольствия.
А Мейра уже вступил на платформу и степенным шагом шел среди народа, привычно покрикивая:
— Носильцик! А вот холосий носильцик! Кому надо холосий носильцик!
Издали голоса Мейры не было слышно, но все знали, что он кричит. Парни поджидали Мейру, который постепенно приближался к белому сарайчику багажного отделения, предлагая свои услуги народу, волнующемуся в ожидании поезда.
— Ну, холосий носильцик! Холосий носильцик! Кому носильцик! — кричал Мейра, шлепая босыми ногами по бетонным плитам платформы. Маленький, сутулоплечий, в закатанных до колен брюках, из которых спичками торчали ноги, с седой, свалявшейся бороденкой, которая выглядела сейчас, как продолжение кудлатой папахи, — несмотря на жару, на Мейре была облезлая папаха, — живо и проворно семенил он, энергично, но в то же время жалко и смешно выкрикивая тонким голосом:
— Ну, холосий носильцик! Кому холосий носильцик?!
— Совсем состарился, горемыка! — заметил один из приятелей Шамиля.
— Конечно, состарился, не мальчик же…
— Кто состарился? Мейра? Вот посмотрим сейчас, как он затанцует! — сказал один из парней, отделяясь от других. — Мейра! — громко позвал он.
Мейра вздрогнул и замер на месте, недоверчиво поглядывая на парней. Он не мог понять, зачем позвали его люди, у которых нет никакой поклажи.
— Иди сюда!
Мейра заколебался. Он никак не мог сообразить, зачем его зовут, то ли подсобить с багажом, то ли поиздеваться над ним, и хотя он не видел никакого багажа, надежда заработать не оставляла его. Он стал медленно приближаться, но в это время раздался строгий голос Шамиля:
— Оставьте его в покое! Оставь, говорю!
Парень, который звал Мейру, отошел в недоумении. Мейра приблизился еще шага на два и робко сказал:
— Вот холосий носильцик!
— Иди, иди, не надо нам носильщика! — махнул рукой Резо.
Мейра побежал обратно. Парни приумолкли. По станционному радио сообщили, что поезд вышел с соседней станции. На перроне появился Вамех, держа руки в карманах. Так же медленно и спокойно, глядя прямо перед собой, прошел он мимо Шамиля и его дружков, даже не заметив их. Подошел к кассе, взял билет и, немного отойдя, прислонился к столбу.