Расправь крылья свободы

— Трос, — тихо, почти только губами, сказал капрал, уставившись в одну из половиц.

— Что?

Я недоумевала, о чём речь, ведь была сосредоточена на поставленной передо мной задаче. Трос? Он о нём сказал?

— Я не поняла, о чём ты говоришь.

Взяв моток бинта, убрала руки мужчины, чтобы иметь большую свободу действий.

— У Гюнтера что-то случилось с тросом. И это была не случайность, — грубо, всё так же глядя в одну точку, сказал капрал.

Я едва не выронила бинт, чувствуя, как к горлу подступает ком. Банально не зная, что ответить, предпочла молчать, так как мысли далеки от слов Ривая и реальности в целом. Закончив перевязку, снова взглянула на левую лопатку капрала и, не прощаясь, покинула кабинет.

Не знаю, когда добралась до своей комнаты, казалось, что путь занял больше нескольких часов. Погрязая в своих мыслях, не могла найти ответа, даже для себя, почему не сказала ничего капралу о метке.

Он вообще знает? Не может же не знать… так ведь?

Подсознание упрямо отрицало такой очевидный факт.

Почему именно он?..

За что мне это… мы настолько разные, во всём!

Я упала на свою кровать, только сейчас осознавая, что так и не помыла руки. Кожу на пальцах неприятно стянуло, но шевелиться не хотелось. Медленно отключаясь, вдруг поняла, что кровь на моей одежде принадлежит не только капралу, но и Гюнтеру, ведь Анна обнимала меня после того, как пыталась забинтовать его раны.

Остервенело содрав всю одежду, откинула её подальше и забралась под тонкое одеяло, под которым согреться было чертовски тяжело. Когда лучи солнца добрались до моего лица через оконные стёкла, я натянула ткань на голову, почти сразу же проваливаясь в сон.

***

Теперь, как никогда, не хотела покидать штаб. Оттягивала этот момент так долго, как только могла. Но после трёх дней отсрочки командор стал непреклонен. Все эти три дня и почти каждую ночь была с Анной, которая угасала на глазах. Моё сердце заходилось в болезненных спазмах при её виде. Некогда такая счастливая, яркая, добрая и светлая девушка сбежала из этого мира вслед за своим возлюбленным. Тут, рядом со мной, в штабе, осталась лишь полуживая оболочка.

Анна отказывалась нормально питаться, очень часто плакала и много спала. Всё время, что мы были вместе, говорила только я. Один раз заходила Петра, которая очень быстро нас покинула. В последнюю ночь я просто не находила себе места, не знала, как могу оставить девушку в таком состоянии.

Когда Анна уснула, я решила немного подышать свежим воздухом. Неспешно преодолев два этажа штаба и оказавшись под прохладным ночным небом, я стала понемногу успокаиваться. Звёздное небо и луна всегда создавали некую гармонию. Когда появилось желание забраться повыше, чтобы понаблюдать за небесным покрывалом в полном одиночестве, решила не сопротивляться.

Невысокое строение, которое напоминало какую-то смотровую башню, привлекло моё внимание. Обычно, в дневное время суток, там были разведчики, но сейчас пусто. Поднявшись по извилистой лестнице на уровень где-то третьего этажа, смогла рассмотреть крышу развед корпуса, поле для тренировок и главные ворота.

Довольно широкие выступы позволили удобно разместиться. Кинула быстрый взгляд вниз, отчего ощутила лёгкую тревогу, но желание быть как можно ближе к звёздам в одночасье перебороло страх высоты.

Прислонившись затылком к стене, я стала наблюдать за яркими точечками на небосводе, неуверенно прикладывая руку к своей метке.

У меня, наконец, появилось время снова погрузиться в мысли о своей истинной паре. Какая же шутница судьба! Кто бы мог подумать, что именно этот человек станет моей парой.

Сейчас, осознавая это, каким-то чудным образом пыталась искать в нём только хорошее. Стало до ужаса интересно его прошлое. Хотелось прийти как-нибудь к нему, сесть и поговорить. Но… о чём это я?

Пустив короткий смешок, прикрыла лицо ладонями. Поговорить с Риваем… хах, вот это шуточка, как же. И как это должно выглядеть? «Эй, Ривай, привет! Не хочешь пообщаться о погоде?» С досадой осознала, что общих тем для разговора у нас просто нет. К сожалению…

Вновь вернув взор к темному куполу над головой, вспомнила одну из своих любимых песен. Не размыкая губ, стала еле слышно напевать мелодию, отдаваясь во власть воспоминаний. В какой-то момент послышался шорох, и я замолчала. На мой тихий вопрос: «Тут кто-то есть?», ответа не последовало, а я списала посторонний звук на колыхание листвы.

Вернувшись к мотиву песни, посмотрела на звёзды, еле слышно начиная петь.

«Как узор на окне,

Снова прошлое рядом».

На губах появилась улыбка, а пальцами ухватилась за кулончик, подаренный матерью.

«Кто-то пел песню мне

В зимний вечер когда-то».

Именно она когда-то пела мне эту песню, окутывая нежными объятиями.

«Словно в прошлом ожило

Чьих-то бережных рук тепло,

Вальс изысканных гостей

И бег лихих коней».

Я вздрогнула и сразу же замолчала, когда непонятный шум повторился, а в темноте почудилось движение.

— Продолжай, — спокойно сказал мужчина, выходя на лунный свет.

Сердце сделало немыслимый кульбит, возвращаясь на своё место, стоило мне разглядеть Ривая. Оперевшись плечом о стену, он сложил руки на груди и даже не смотрел на меня, казался очень расслабленным и спокойным. С нашей последней встречи прошло три дня, а я всё никак не могла перестать думать о том, что сбежала, так и не сказав ничего о метке. Мне стоило просто набраться смелости и признаться, что я его пара. Он ведь наверняка знает о том, что у него метка. Невозможно не знать!

Я, как всегда, запоздало отреагировала на его слова, отвернувшись, немного прочистила горло, и, наконец, продолжила, не глядя на своего единственного слушателя.

«Вальс кружил и нёс меня,

Словно в сказку свою маня,

Первый бал и первый вальс

Звучат во мне сейчас».

В какой-то момент сознание погрузилось в пучину отчаяния. Ривай Аккерман — моя пара. А какую он ведёт жизнь? Когда окажусь на месте Анны?!

«Зеркала в янтаре

Мой восторг отражают,

Кто-то пел на заре

Дом родной покидая».

Мой голос начал ощутимо дрожать, а по щекам потекли слёзы, которые постаралась как можно незаметнее смахнуть.

«Будешь ты в декабре

Вновь со мной, дорогая….»

Я не хочу быть на месте Анны! Страх сковал горло, отчего не вышло дотянуть последние ноты, слишком резко обрывая слово.