Распутье

Устин нервно захохотал, сминая письмо.

– Вот те и большевик! Ошибся генерал Брусилов. Не большевик Колмыков, а самый обычный авантюрист. Хотел быть в глазах солдат героем, на том и играл. Трус и сволочь! Большевик и антибольшевик. Уж, скорее, кто был крамольником, так Иван Шибалов. Этот-то читал даже на фронте запрещённую литературу. Читал Плеханова и Ленина. Из прочитанного делал выводы, говорил о будущем России Устину. Чего скрывать, не один пуд соли они вместе съели. Не раз спасали друг друга от смерти. Шибалов грамотен, начитан. Учился в Петроградском Технологическом институте, перед войной его выставили, ушел в школу прапорщиков, служил, затем война. Был эсером, но, когда ему предложили совершить террористический акт, ушел из этой партии. Только и сказал: «В спину стрелять не буду». Он еще в начале войны говорил Устину: «Эта война поднимет мир на дыбы. И Россия, лапотная и голодная Россия, такое выкинет, что мир удивится. Она превратится в огромное поле боя, где стрельба в спину станет обычным делом. Воевать будут все, даже те, кто не хотел бы. Война всех затянет в свою воронку».

Прав оказался Иван Шибалов. Поздно взывать к разуму и кричать, мол, стойте, люди! Пусть в этом мире восторжествует разум! Поздно: люди перестали понимать друг друга. Глыба уже поползла с горы, жди большего обвала, который сомнет и перекрутит мир. Поостерегись, Устин. Первый аккорд дан. Будет и второй.

Мечется Устин. Обманули его царь и генералы, струсили, предали! Хотя не так уж плох был для Устина царь Николай Второй. Храбрых, похоже, любил, хотя сам, как оказалось, был не из храбрых. Отказаться от престола… Да что там! Саблю вон – и в бой! Нет, не выхватил он сабли, чуть шикнули на него, и он, покорный, сдался. Показалось, что царь пристально посмотрел Устину в глаза и отвернулся. Жалко стало Устину царя.

Где сейчас Иван Шибалов? Уж он-то бы объяснил что и как. Помог бы выбраться Устину из трясины, которая начала засасывать. Ранение у Шибалова было серьёзное, больше года может проваляться в госпитале. Не повезло. А может быть, наоборот: всё передышка. Вот бы и Устину так, отупел уже от крови и войны…

Вспомнилось, как они с Шибаловым находились в разведке, где батальону приказано было не вступать в бой, а узнать намерения противника. Шибалов отобрал самых отчаянных. Они ушли за линию фронта, лежали в рощице, считали пушки, солдат. Лавина передовых войск противника прошла. Шибалов, пожевывая соломинку, размышлял вслух:

– Самые опасные для нашего строя – это большевики. У них самая ясная и чёткая программа. У них точные и далеко идущие планы. Они поведут за собой народ, сомнут всех противоборствующих и инакомыслящих. И на развалинах старого мира будут строить новый. Программу большевиков ты знаешь. Вот что они сделают, когда победят: накормят народ, ибо сытый ворчать не будет, затем дадут народу грамоту, приобщат его к мировой культуре, чтобы народ не просто жил и шел за лозунгами, а понимал бы суть и программу нового строя. Строя без капиталистов и помещиков. Это всё реально. И тогда, когда наши люди будут грамотны, учёны, пусть кто-то попробует нас победить…

Сколько у тебя в роте грамотных, умеющих написать письмо? Пять-десять человек. А самый грамотный ты. Но и ты далек от всеобщей культуры. Далек от понимания законов развития общества. А будь у тебя в роте все как один грамотные, знающие, это были бы не просто головорезы, а грамотно воюющие люди. Легче было бы тебе с ними или нет? Легче.

Но наше далеко неразумное правительство не хочет дать грамоту народу, сделать его культурным. Почему? Всё просто: серятиной управлять легче, меньше раздумий, меньше крамолы. Боясь народ, оно забывает, что с отсталостью народа отстает и наша промышленность, сельское хозяйство. Ты обратил внимание, что, чуть грамотнее мужик – он тут же выбивается в крепкие хозяева, чуть грамотнее рабочий – он тут же выбивается в мастера? Вот и ты стал командиром потому, что грамотен, мыслишь шире, чем простой солдат. Поставь на твое место безграмотного мужика – он не проведет так умно бой, чтобы малой кровью, он бросит солдат на пулеметы, нахрапом мужицким захочет взять.

– Но ведь есть у нас безграмотные, но умные солдаты.

– А кто сказал, что наш мужик дурак? Он самый умный среди народов, но он сир и нем. Будь наш мужик грамотнее, то давно бы потеснил своим плечом высокоразвитые капиталистические страны. А мы пока страна сохи и мотыги. Будь так дальше, то азиаты скоро нас обгонят. Стыд и срам!

– Хорошо, а ты-то согласен с их программой? – спросил Устин.

– Если честно, то у меня есть ряд сомнений. Вот их клич: «Мы старый мир разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим, – кто был никем, тот станет всем…» Это опасный и дикий клич! Создатель этого гимна, как я понимаю, подразумевал крушение отжившего строя, а не просто разрушение старого. Я говорил с солдатами-большевиками, люди, конечно, безграмотные, но поднаторели в чем-то. Так вот они говорят, что надо крушить церкви, соборы, уничтожать все произведения культуры. Умно это или нет? Нет, конечно. Это обычная геростратовщина. Для умного человека гимн понятен, для дурака – призыв к разорению, к сносу сложившегося веками, и таких дураков наберётся несколько возов. Это-то и будет крушением России. Но не только это. Я не согласен и с тем, что надо полностью разрушить государственную машину и создавать новую. Это очень опасно. Любые реформы, любые нововведения опасны для такого гигантского аппарата. Понимаешь ли ты, что такое государственная машина, государственный аппарат? Нет? То-то, что нет. Это, брат, огромная разветвлённая система государственных органов и должностных лиц, которая движет миллионами нитей. Это императорский двор, это министерства, это всевозможные комитеты, это армия и полиция, банки, фабрики и заводы, это дипломатические отношения с другими государствами, торговые соглашения, военные, это все мы – люди, которые тоже вовлечены в эту машину. Представь, что государственная машина враз разрушилась. Что воцарится? Анархия, и только анархия. Всё надо строить заново, строить на пустом месте. А ведь то здание создавалось веками, по кирпичику собиралось. Развалить легко, а где брать новые кирпичи, как строить новую машину? Строить свои, отличные от других, государственные традиции, понятия? На это потребуются века, дружище! Века! Начнутся поиски, находки, потери, а жизнь спешит, жизнь торопит. Хорошо, если во главе той машины встанет умница, а не дуболом, тогда, может быть, сроки создания машины сократятся. Нет – от добрых намерений большевиков останется куцый хвост.

Шибалов задумался. Устин пытался представить то, о чём говорил его командир. Но не мог. Виделось что-то хаотическое, страшное.

– Я так думаю, что даже малая ломка той машины повлечёт за собой шаг не вперед, а назад. А тут хотят сломать полностью, – продолжал делиться своими сомнениями Шибалов. – К государственной машине надо подходить, как к хрупкой вазе. Я за дворцовые перевороты, за революцию, но за те, которые бы улучшали государственную машину, а не уничтожали ее. Это гибель. Ни один болт или гайка не должны вывалиться из той машины. У аэроплана убери один болт, и он рухнет на землю. Так и здесь. Но у большевиков иного выхода нет. Они противопоставляют себя всему государственному аппарату. Машина может пойти вразнос. Вот и будем смотреть, как она выйдет из того виража.

– Но ведь ты сам говорил, что старая машина рушится?

– Рушится, Устин, рушится. Но её надо не разбивать колуном, а чинить. Заменять устаревшие узлы и механизмы.

– Большевики, и не только большевики, хотят всюду создать Советы. Наши в старину тоже жили Советами. Что из этого получится?

– Получится чепуха! Это дань демократии, и не больше. Если в старину, с тем узким кругом государственных интересов, можно было управлять Советами, то сейчас это невозможно. Ты уяснил суть государственной машины, уясни и дальше, что Советы умным деятелям только руки свяжут, а дураку и сто советчиков не помогут.

– Выходит, что во главе нашей империи праведно стоит царь?

– Нет. Царь изжил себя. Он консерватор, оброс друзьями, которые, как и Советы, не дают ему даже поиграть в демократию, не то чтобы что-то изменить в той машине, дать какие-то свободы. Нужен вождь, умный вождь, который бы жил интересами народа, а не собственными. И даже если у того вождя будут Советы, то теми Советами будет управлять он, а не Советы им. Только так, и не иначе.

– Мне тут один эсер долдонил, что Россия пойдет по пути Америки.

– Тоже чепуха. Если власть возьмут в свои руки большевики, то они американского демократизма у себя не допустят. Почему? Да потому, что это снова будет капитализм. Большевики, как никто другой, понимают, что в Америке не совершить революцию, ибо там большая часть народа сыта, одета и грамотна. Значит, условий для социалистической революции нет. А пусти бы мы Россию по американскому пути? Ничего бы не изменилось, кроме того, может быть, что бурно начала бы развиваться промышленность, ибо частнособственнические интересы – превыше всего. Надо бы повернуть Россию на путь социализма, ан нет. Того народ не хочет. Сейчас же всё налицо: война, голод, разруха. Народ обозлён, народ пойдет за тем, кто поманит его куском хлеба, миром.

– Знаешь ты много, Иван, а вот почему-то не идешь за большевиками. Так ведь можно остаться на росстанях.

– Я уже сказал, почему: потому что боюсь их дерзости и размаха. Многое мне чуждо и непонятно. А потом, едва ли примут меня, интеллигентика-болтуна, в свои ряды большевики, рабочие и крестьяне, пусть даже моя мать, мой отец сами были бедными мещанами. А когда большевики дорвутся до власти, то не будут чухаться с нами, говорунами. Там всё будет просто: за нас – отбрось все сомнения, против – вставай к стенке. Вот ваш Шишканов, встречался я с ним, где он сейчас, не знаю; этот человек будет руководить Россией через револьвер, на большее у него ума не хватит. Грамоты – кот наплакал, пыжится, будто уже у власти. Еще противны мне разговоры о равноправии, где кухарка и я будем заседать в одном Совете. Всё это бред. Был и останется закон джунглей, где сильный покоряет, убивает и поедает слабого. Шишканов – сильный человек, он может подавить любую личность, но ума у него, на мой взгляд, мало. А эти разговоры о коммунах? Это же сказки для психически больных. Будет так в тех коммунах: соберутся в кучу люди разных толков, понятий, ума, работоспособности, сожрут то, что свалили в общий котел, и разбегутся. Коммуны были в первобытнообщинном строе, они были среди раскольников, но их никогда не будет среди цивилизованных людей. Просто не хватит всех благ, чтобы прокормить тех коммунаров. Это всего лишь посулы и обещания народу.