Распутье
Шрифт:
– Врет адмирал! Директория разогнана, демократия убита.
– А что делать, господин генерал?
– Не задавайте глупых вопросов, есаул. От поездки на фронт я не откажусь. Дезертиром быть не хочу.
– Не хотите? Близок час, когда вы это сделаете. Я тоже. Много бед мы несем русскому народу, вы – чех, а я – русский.
– Молчать, есаул!
– Могу и молчать. Только все это обрыдло. Держусь за вас, как утопающий за соломинку, и не больше. Давно бы рванул домой и сидел бы у бабы под боком. Устал, смертельно устал.
– Ещё рывок, и там Москва…
Колчак и не думал судить Волкова. Хотя назначил следствие, демонстрируя свой либерализм. Атаман Семенов резко написал Колчаку, протестуя, что тот осмелился судить честного русского офицера. Он не признавал власть Колчака, называл его выскочкой и либералом.
Волков был освобожден из-под домашнего ареста и тотчас же направлен к Семенову, чтобы уговорить «большевика справа» подчиниться Верховному Правителю.
– Передай
Следом за Волковым с тем же наказом уехал Иванов, чтобы подчинить Колчаку Колмыкова.
Колмыков радушно принял посланника, без лишних разговоров готов был признать власть Верховного Правителя.
Другое дело Семенов: этот долго упорствовал, наконец согласился помогать Колчаку, но отказался полностью подчиниться ему.
Тюрьмы же очищались от «большевиков». По всей Сибири лилась кровь русского народа. А Колчак взывал к совести русских солдат и офицеров.
«Офицеры и солдаты русской армии! В настоящий день решаются судьбы мира, с ними – судьба нашей родины.
Великая война окончилась великой победой, но мы не участники на мировом торжестве; второй год мы, отказавшиеся от борьбы с историческим нашим врагом, немецкими бандами, ведем внутреннюю борьбу с немецким большевизмом, обратившим великое государство наше в разоренную, залитую кровью и покрытую развалинами страну.
И вот теперь или, может быть, никогда решается вопрос о бытии независимой, свободной России или окончательной ее гибели.
Государство создает, развивает свою мощь и погибает вместе с армией; без армии нет независимости, нет свободы, нет самого государства. Старое государство российское умерло вместе со старой армией, когда она бросила фронт и обратила свое оружие на внутреннюю борьбу. Но теперь начала возрождаться новая, молодая армия, и с ней явилась надежда на возрождение и Родины нашей. В тяжких условиях полного расстройства всех отраслей государственной жизни, финансов, промышленности, торговли, железнодорожного хозяйства идет работа создания живой силы государственной армии, но одновременно с этой работой идет непрерывная борьба на наших западном и южном фронтах: красная армия с основой германо-большевиков и примесью немцев, мадьяр, латышей, эстов, финнов и даже китайцев, управляемая немецкими офицерами, продавшими свою родину предателями и изменниками, еще занимает большую часть России. Настало время, когда неумолимый ход событий требует от нас победы; от этой победы или поражения зависят наша жизнь и смерть, наше благополучие или несчастие, наша свобода или позорное рабство. Уже близок час великого суда международного конгресса мира, и если к этому часу мы не будем победителями, то лишимся права голоса на совещании народов-победителей, и нашу свободу будут решать без нас.
От вас, офицеры и солдаты, зависит теперь судьба нашей родины. Я знаю тяжесть жизни и работы: наша армия плохо одета и плохо обута, с трудом прокармливается, ограничена в оружии и средствах борьбы. Но Родина повелительно требует от вас всех великих жертв, великих страданий и, кто откажется от них теперь, тот не сын родине.
В час колебаний государственной власти и угрозы новой анархии, я на свою совесть принял страшную тяжесть верховной власти, всю ответственность, с нею связанную, перед родиной нашей. Быть может, это последняя попытка, последнее усилие, которые выполняются в передаче всей верховной власти в руки солдата, каким я являюсь.
Передав мне верховную власть, правительство признало тем самым, что в эти последние часы жизни государства только вооруженная сила, только армия, явится спасением; все остальное должно быть подчинено ее интересам и задачам, и я обращаюсь к вам с призывом помочь мне в достижении одной цели, одной задачи, для которой каждый из нас должен отдать все свои силы, знания, а когда надо, то и жизнь: создать дисциплинированную боеспособную армию русскую, способную дать родине победу, которая только одна может возродить, воскресить погибающее государство. Как ни тяжело наше положение, но мы не одни: с нами братские чехословацкие войска и союзная героическая добровольческая армия генерала Деникина, принявшего командование от покойного верховного главнокомандующего генерала Алексеева, партизанские и добровольческие отряды Бичераховых и Покровского и других, действующих на Северном Кавказе, и пришедшие на помощь нашей родине отряды Великобритании, закаленные в великой борьбе народов, с юга и севера помогают нам охватить германо-большевизм в железное кольцо, внутри которого он захлебнется в крови и грязи.
Я призываю вас сплотиться около меня как первого офицера и солдата, сковать свои ряды воинской дисциплиной, отбросить мелкие личные счеты, интриги и вражду, уже приведшие нас однажды к гибели, и выполнить честно свой долг перед родиной. С оружием в руках смыть тяжкий позор, на нас брошенный, очистить ее от предателей и врагов и создать в ней условия мирной и покойной жизни, и тогда временная верховная власть Верховного Правителя
и Верховного Главнокомандующего могла бы передать судьбу государства в руки народа, предоставив ему устроить государственное управление по своей воле, воле свободного народа, достойного занять подобающее место среди великих государств.Да поможет нам Господь Бог Всемогущий, которого многие из нас в годы великих испытаний забыли, выполнить свои обязательства и долг перед родиной и принести труд наш к ее возрождению, счастью, свободе.
Подлинный подписал: «Верховный правитель и верховный главнокомандующий всеми сухопутными и морскими вооруженными силам России Адмирал Колчак. 23 ноября 1918 г.»
На одной из станций нашли «наследника» – «царевича Алексея», который работал телеграфистом. Колчак приказал его тотчас же доставить в ставку. Телеграфист был очень похож на царевича. Перепуганный неожиданным поворотом судьбы всячески отрицал свою причастность к царской семье. Колчак приказал держать его при себе: возможно, позже и пригодится.
Разгул черной сотни начался. Всюду искали врагов России, вылавливали германо-большевиков. Для этого снова были привлечены бывшие филеры, жандармы, которых обидела Февральская революция. Они получили «законные права» и работали во всю силу.
Бывший помещик полковник Воронов вошел в свое имение с солдатами. Его дворец приспособили под школу. Учительниц изнасиловали, мужчин от восемнадцати до сорока пяти лет объявили вне закона и расстреляли.
Демократически настроенные офицеры подали рапорт о зверствах Воронова, требовали привлечь всех к ответственности, надеясь на демократизм Колчака. Рапорт попал к Каппелю, который был в родстве с династией Вороновых. Каппель приказал подавших рапорт расстрелять, узрев в этом сочувствие германо-большевикам, измену родине. Офицеры были расстреляны.
Занятые дележом добычи Страны согласия наконец-то в феврале 1919 года обратили внимание на Россию, заговорили о признании Сибирского правительства.
Жестокости и расправы, которые чинили колчаковцы, начали отрезвлять не только солдат, но и генералов, которые открыто заявляли о преступности колчаковского правительства. Генерал Гада отказался воевать на фронте, увел свои войска в Сибирь. Американцы в Хабаровске встали на защиту восставших солдат, взяли под свою опеку и отказались выдать их садисту Колмыкову. К лагерю большевиков были причислены американские и канадские войска, которые отказались воевать с сибирскими атаманами; из заграничных друзей они превратились в предателей. Чешские легионеры стали зваться чехособаками. Но часть чехословаков уже дралась на стороне красных. Отмечались случаи, когда уходили в партизанские отряды американцы. Поспешили вывести свои войска англичане, боясь их обольшевичивания. На что начальник Английской военной миссии генерал Нокс сказал: «Мы имеем дело с людьми, которые имеют мало сходства с нормальными, которые так жестоко, так мерзко расправляются даже с народными представителями…» Колчак обозвал Нокса «косвенным большевистским агитатором».
Как же вышло, что от Колчака начали отворачиваться даже в войсках союзников? А было вот что. Когда Колчак захватил власть, то он объявил: «Это мое честное слово гражданина и солдата… Свободный труд, охрана личности и имущества граждан, свобода совести и слова, равенство национальностей… лягут в основу моей деятельности и работы Совета Министров».
Министры были расстреляны или взяты заложниками, чтобы их расстрелять позже. Закрывались газеты и журналы, оставались только те, которые пели дифирамбы политике сибирских атаманов. В публичных местах крупных городов пели гимн «Боже, царя храни». Кто протестовал против гимна, того без суда и следствия тут же расстреливали, закапывали живьем, топили в прорубях, убивали на глазах верующих. Атаман Колмыков расстрелял шестьдесят четыре человека, в основном это были солдаты, но среди них были и офицеры, которые выступили в поддержку Учредительного собрания. В Омске вспыхнуло восстание против Колчака, которым руководили коммунисты. Дивизия Волкова подавила восстание, повстанцы были расстреляны и утоплены. Против зверского режима Колчака в Тюмени подняли восстание солдаты. Волков сумел подавить восстание. Двести солдат были расстреляны. Семнадцатилетний «царевич Алексей» наконец-то понял радость власти и неожиданно свалившегося счастья, к нему толпами шли духовники, офицеры, чиновники, где каждый старался выразить верноподданнические чувства наследнику. А тот с дури хлопал глазами и не верил, что всё это творится не во сне. На складе кооперативщиков была найдена крамольная литература, в которой упоминались Учредительное собрание, всеобщее избирательное право, земельный вопрос, разная большевистская дребедень. Виновники были расстреляны. Не миновали расстрела и те, кто писал в своих письмах «уважаемый товарищ». За это ряд кооперативов был разогнан, а председатели расстреляны. К большевикам были причислены Герцен, Толстой, Горький, Чернышевский и Тургенев. За чтение такой литературы – расстрел. Раз эти авторы были объявлены вне закона, то и владелец таких книг тоже объявлялся вне закона. Убивали интеллигенцию, рабочих, крестьян. Даже купцов, у которых находили запрещенную литературу. Убивали тех, кто читал призыв советской власти к белой армии о переходе на сторону народа…