Распутье

А ко всему этому начали проявлять свою деятельность большевики, налаживать связь с партизанами, посылать своих комиссаров. Хотя практически все они были уничтожены по найденным адресам колчаковской контрразведкой. Почти полностью удалось разгромить большевистские организации в Омске, Томске, Барнауле, Красноярске, Хабаровске, Владивостоке. Сейчас они будто восстали из мертвых. Повели за собой народ, чтобы быстрее покончить с колчаковщиной. Поднять Россию из руин.

На станции Хабаровск колмыковцы хотели напасть на эшелон, но были встречены пулеметным и ружейным огнем. И поезд со спасёнными из «эшелона смерти» тронулся дальше.

– Где будем сходить? – пытал Макара Прокоп-мериканец (так его окрестили спасенные).

– Под Спасском, оттуда двинем в нашу тайгу. Там оглядимся и почнём вершить свои дела. Не прихватил бы нас Розанов.

О том, как действовал Розанов в Сибири, о его «расстрельных» приказах были наслышаны.

18

Думы, думы… Сколько их теснилось в голове Устина Бережнова, пока он со своим отрядом, в котором были Туранов, Ромашка и другие приморцы, через тысячи километров Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока добирался до берегов океана! Стать передовым отрядом Гады на приморской земле, его глазами и ушами, а потом уйти с ним на его родину, как он предлагал, бросив свою?

Устин видел, что на всей огромной территории, по которой состав медленно шел на восток, нарастало партизанское движение, сопротивление власти Колчака и его атаманов, протест против иноземной оккупации. Все большим авторитетом пользовались большевики. Не раз он говорил себе: «Думай, Устин, решай… Может быть, хватит тебе, потомственному крестьянину и таежнику, биться за чужие интересы? За чуждые интересы? Может быть, нужно пересилить свою упертость, забыть о монархе, которого уже нет, и присмотреться к большевикам, к партизанам? Не напрасно же их взгляды разделяет и поддерживает всё больше населения, не случайно пытались об этом заговорить с тобой твои боевые товарищи Туранов и Ромашка!»

Картины уссурийской тайги, которые открывались в последние дни пути, будоражили воспоминания о походах за корнем жизни, охоте, родном доме, где, наверное, ждёт его Саломка, переворачивали душу. Может, бросить всё, бежать в тайгу и затаиться? Перейти к красным?

Ничего не решив, подумал, что определится на месте. Главное – добраться до родных мест.

Сошли на станции Кипарисовая, остановились на одной из заимок, недалеко от сахарного завода. Используя старые связи, Устин собрал необходимые сведения и отправил пакет с двумя верными бойцами в ставку Гады, выправил себе документ как ординарцу генерала Розанова, направляемого для инспекции в уезды, и решил пробиваться с отрядом в родные места. Пять лет войны… Пять лет вдали от родных… Нет, нужно выйти из этой коловерти. А там уже как будет… Где-то в районе Анучино, по слухам, обосновались его бывшие однополчане Шибалов и Шевченок. Может, они прояснят обстановку, помогут ему и его бойцам разобраться в том, что творится на родной земле, найти верный путь. Нужно было быть готовыми ко всему: могли столкнуться с партизанами, которые развили этим летом небывалую активность, с белыми, бандитами, хунхузами. Впрочем, он никого в отряде не удерживал, предоставил свободу выбирать самим: с кем быть и как быть.

И всё же их заподозрила розановская разведка. Пришлось отстреливаться, хотя никого и не убили. На второй день проскочили Никольск-Уссурийск и ушли в тайгу. Теперь они не знали, кто они. Белые? Нет. Они только вчера стреляли в белых. Теперь они изменники? Под Ивановкой столкнулись с партизанами, которые обстреляли бережновцев. Устин бросил в атаку конников и без труда рассеял отряд партизан, сам зарубил нескольких в том бою. Значит, и красным враги?

Отряд с оглядкой двигался по анучинскому тракту. Вспомнились легенды, что рассказывали про красного командира Шевченка. Он сейчас где-то в тайге под Анучином. А в самом Анучине осел полковник Ширяев. Переплелись пути-дороги. Может, к кому-то из них повернуть своего верного Коршуна? Шевченок – друг, Ширяев тоже не забыл Устина. Наверное, уже прошел слух об измене есаула Бережнова. А может, уже и объявили вне закона. Значит, Устин и его парни – ничейные люди?

Есть слух, что штабист Иван Шибалов поссорился с Колмыковым: на каком-то банкете устроил переполох, застрелил полковника, стрелял в Колмыкова, но промазал, вскочил на коня и ушел. За городом его ждали семеро верных ему казаков. Сейчас Шибалов в глухой тайге, где-то на слиянии Ноты и Дананцов построил дом, к нему приехала жена того самого полковника, которого застрелил Шибалов. Оставив ее и двух дочек в глухой тайге, он якобы ушел драться против белых. Значит, и такое может быть, если ты осознал свою неправоту.

Родные и знакомые места. Главное – родная тайга.

И тут навстречу разъезд белых.

– Что будем делать? – поинтересовался Туранов у Бережнова.

– Встретимся, мы пока при погонах. Нас больше, в случай размолвки, поговорим языком оружия.

Но это был не просто разъезд: бережновцев выехал встретить сам полковник Ширяев. Спрыгнул с коня, спешился и Устин. Обнялись, как родные.

– Слух прошел, что Бережнов объявился в наших краях. Ты же у Гады был. Что случилось?

– Душа надорвалась. Она ить не балалайка, не каждому дано на ней бренчать.

– То так.

– А если уж честно, то запутался я, господин полковник. Гаду ты знаешь, и, что был с ним, знаешь. Сейчас у него стычки с Колчаком, рвётся на родину, меня зовет с собой, прислал для разведки, что и как во Владивостоке, а я – в тайгу! Ваши объявили меня и моих ребят вне закона. Вот идём и рубимся, кто бы ни встретился по дороге. А дальше куда? Брали мы с вами в плен чехов, потом они стали нашими друзьями, пришли в друзья американцы, японцы, скоро хунхузы станут друзьями. Выходит, что всяк друг хорош, ежли он нам нужен. А потом эти друзья растеребят всю Россию и сделают нас рабами. Погибли мы, господин полковник. Друзья, сходи с коней, угостим полковника спиртом. Все ли помните его? Не все?..

– Счастье твоё, Бережнов. Везёт, что я в долгу у тебя неоплатном, не то приказал бы схватить и расстрелять.

– Чую, что готовы, но ведь не сделаете, потому как со мной мои головорезы, а вы их знаете.

– Да уж знаю, при сегодняшнем положении они могут потрепать мой полк. Никто ни во что не верит. Налей, выпью… Да полней наливай!

– Раньше вы пили меньше.

– Раньше всё было иначе, сейчас стаканами пью и не хмелею даже от спирта. Душа тоже надорвалась.

Конники разбивались на кучки, чтобы перехватить чем бог послал.

– Слушайте, Вениамин Сергеевич, неужели вы верите в победу белого оружия? – спросил Бережнов.

– Никогда мы не победим, потому что против нас весь народ. Даже чужеземцы, кроме японцев, отказались от нас. Но у этих другие думки, другие планы. Сейчас вся Россия поднялась на дыбы, русский медведь вылез из своей вшивой берлоги. А мы уже не народ. Мы потому дерёмся, что нам деваться некуда. И ты, и я – мы отщепенцы. Куда деться? Ты вот едешь по тракту и оглядываешься по сторонам. Почему? А потому что боишься своего же народа. Подрался с нашими. Позови я тебя, пойдёшь со мной. Пойдёшь, потому что больше идти некуда. А ты-то веришь в нашу победу?

– Давно не верю, а вот деваться, и верно, некуда. Все нас обманывают, в том числе и большевики. Льётся кровь своих единокровных братьев. Все сволочи!

– Мягко говоришь, Бережнов, мы не просто сволочи, мы в чём-то похожи на людоедов. Мы – армия грабителей. Колчак грабит, мы тоже от него не отстаем. Каждый норовит положить в заграничный банк лишнюю копейку. Скоро мы начнём души продавать всей этой чужеземной нечисти. Рубль штука.

– Если дадут рубль. Может, хватит и тридцати серебреников?