Распутник
Шрифт:
— Ты сильно удивишься, узнав, о чем мы только не разговариваем, — с серьезным видом предупредил он жену, и она снова рассмеялась. — Я буду помнить, что вы предпочитаете рубины, леди Оливия.
Она улыбнулась:
— Смотрите не забудьте.
— Я не уверена, что драгоценные камни могут подчеркивать цвет лица, — задумчиво сказала Пиппа. — Играем.
— Филиппа, мы пригласили лорда Каслтона на завтрашний ленч, — объявила маркиза. — Надеюсь, после обеда вы двое выкроите время для прогулки.
— Это будет славно, мама. — Пиппа даже глазом не моргнула. — Пять слов.
—
— Ты не должна разговаривать, Оливия, — сказала Пиппа. — Но поскольку ты произнесла ровно пять слов, все прекрасно.
Майкл улыбнулся, услышав это остроумное замечание, но не мог не отметить полное отсутствие интереса в ответе свояченицы. Очевидно, что она не хочет выходить за Каслтона. Впрочем, винить ее за это не приходится; Каслтон полный идиот. Борну потребовалось всего несколько часов, чтобы понять — Пиппа намного умнее большинства мужчин, и брак с Каслтоном будет для нее ужасным. Разумеется, брак с Каслтоном будет ужасным для любой девушки, но Филиппу он просто погубит. А Пенелопа возненавидит его за то, что он не принял никаких мер.
Майкл взглянул на жену. Она пристально за ним наблюдала. Пенелопа нагнулась к нему.
— Ты это предотвратишь?
Он заколебался. Каким же образом?
От необходимости отвечать его спасла повернувшаяся к ним Филиппа.
— Что за ерунда? Вы это видите?
Он не обращал внимания, но Оливия, оказывается, показывала пантомиму: по очереди то хлестала кого-то кнутом, то корчила гримасу, плотно зажмурившись, оскалив зубы и распластав пальцы по обеим сторонам рта.
— «Запрячь кальмара»! «Выпороть солнце»! — гордым тоном выкрикивала маркиза, вызывая смех у всех остальных.
— Пьесу под названием «Запрячь кальмара» я бы прочитала с огромным удовольствием, — хихикнула Пиппа и повернулась к Пенелопе. — Пенни, ну в самом деле. Нам нужна твоя помощь.
Пенелопа внимательно всмотрелась в Оливию, и Майкл с трудом смог отвести от нее взгляд, зачарованный такой сосредоточенностью. Интересно, каково это — вызвать к себе такой интерес? Или такую удовлетворенность? Снова вспыхнула ревность, и он мысленно выругал себя. Взрослые мужчины не должны ревновать к собакам или к свояченицам.
— «Укрощение строптивой».
Оливия остановилась.
— Да! Спасибо, Пен. Я уж начала чувствовать себя глупо.
— О, чушь. Хотела бы я посмотреть, как ты станешь это изображать. Кто следующий?
— Очередь Пенни. Она догадалась первой.
Пенелопа встала, расправила юбки и направилась к импровизированной сцене. Майкл смотрел, как она вытаскивает полоску бумаги и разворачивает ее. Она надолго задумалась, затем что-то придумала, и лицо ее просияло.
Пенелопа подняла вверх три пальца, и он сразу представил себе, как они прикасаются к его щекам, к подбородку, к губам.
— Три слова!
Пенелопа застыла, отдала честь сестрам и с очень прямой спиной начала маршировать по сцене. Полные груди натянули ткань платья.
— Маршировка!
— Солдаты!
Пенелопа рукой сделала подтверждающий жест.
— Наполеон!
Она изобразила стрельбу из ружья, и внимание Майкла приковалось к тому месту, где плечо
переходит в шею, — к нежной ямке, которую он жаждал поцеловать... к местечку, которое он целовал бы в другое время в другом месте, будь он другим человеком.Человеком, которого она могла бы любить.
Если бы их брак был построен не на мести, а на чем-то другом.
Майкл не хотел, чтобы Пиппа победила. Он хотел победить сам. Произвести впечатление на Пенелопу.
— Одиссей, — сказал он.
Пенелопа заулыбалась широко и радостно, захлопала в ладоши и ликующе подпрыгнула пару раз, затем снова изобразила стрельбу из ружья и начала маршировать по маленькой сцене. Затем резко повернулась и показала прямо на Майкла. Внимание всех присутствующих обратилось на него. Он напрягся и ощутил себя настоящим героем, догадавшись:
— Троянская война!
— Да! — радостно выдохнула Пенелопа. — Отлично, Майкл!
Он не удержался от бахвальства:
— И правда здорово, да?
Пенелопа улыбнулась, но что-то в ее взгляде не понравилось Майклу — что-то, похожее на грусть. И виноват в этом только он. До него она была намного счастливее. До него она улыбалась и смеялась, и играла со своими сестрами в разные игры, не вспоминая о своей невезучей судьбе.
Пенелопа подошла к кушетке, и он встал ей навстречу.
— Я бы никогда не оставил мою Пенелопу на годы. Испугался бы, что кто-нибудь ее у меня отнимет.
Теща на другом конце комнаты громко вздохнула, а новоиспеченные сестры расхохотались. Майкл поднес руку Пенелопы к губам и легонько поцеловал.
Оливия тем временем объявила:
— Лорд Борн, ваша очередь!
Он не отводил взгляда от Пенелопы.
— Боюсь, становится поздно. Пожалуй, я отвезу жену домой.
Леди Нидэм вскочила на ноги. С ее колен, тявкнув, свалилась маленькая собачка.
— О, побудьте еще немножко! Мы все так рады вашему визиту!
Майкл взглянул на Пенелопу, желая только одного — утащить ее обратно в свою преисподнюю, но оставляя право решать за ней. Она повернулась к матери:
— Лорд Борн прав. — Его охватило ликование. — День был долгим. Я хочу домой.
С ним.
Ликование захлестнуло его, и он с трудом подавил порыв перекинуть ее через плечо и унести из комнаты. Сегодня ночью она позволит прикоснуться к себе. Добиваться себя.
В этом он был уверен.
Завтрашний день остается под вопросом, но сегодня... сегодня ночью она будет его.
Даже если он этого не заслуживает.
«Дорогой М.!
Сегодня Виктория и Валери вышли замуж за весьма посредственных мужей. Двойная свадьба. У меня нет никаких сомнений — их возможности были ограничены из-за моего скандала, и я с трудом могу проглотить гнев и несправедливость всего этого.
Кажется таким нечестным, что одни из нас получают жизнь, наполненную счастьем, любовью и чувством товарищества, и всем тем, о чем нам даже мечтать не велят, потому что это встречается слишком редко, и это вовсе не то, чего следует ожидать от доброго английского брака.