Расщепление

– Это будет не трудно… - говорит она, упираясь в спинку соломенного стула.
– Я много раз пыталась выйти из жизни… В общем, я залезла на крышу, села на качели… Пошёл дождь, самый обычный… Я спустилась на улицу, где было очень темно… Никого со мной не было. Я пошла по ночному городу… Перешла мост, зашла в воду… Появился ты и не дал мне сдохнуть… Потом мы добрались сюда… А здесь я рассказываю тебе, как я пыталась выйти из жизни…

Чёрножёлтый нахмурился.

– Потерю памяти не помнишь?
– спрашивает.

– Нет. Но я могла её забыть.

– Дежа-вю, связанное с этим местом?

– Кот побрякал пальцами себе по голове.
– Может, ты уже была здесь раньше?

Химена пожала плечами пространство вокруг себя.

– У вас тут есть человек без лица, отделивший его от себя выстрелом под подбородок из рогатки, - спросила она, как бы утверждая.
– Он ещё протягивает ладонь для рукопожатия так, будто предлагает её купить.

– У нас тут есть Нигер из Ку-клукс-клана, - говорит Кот.

– Когда ты его кому-нибудь представляешь, то обычно говоришь…

– “Кстати, он - негр”.
– Заканчивает Кот мысль собеседницы, пялится в свою опустевшую кружку. И говорит:

– Один больной, здешний пациент, 10 лет вынашивал хитроумный план мести, но забыл кому мстить…

– Утопился в рукомойнике.
– Уверенно итожит Химена. Кот согласно кивает. Она говорит:

– Другой больной считал, что он абсолютно здоров. Пробовал пробраться на фотографию, пытался создать “стилет Росмана” и продать его на чёрном рынке, хотел избежать капюшонов… А закончил он эти лихие подвиги тем, что…

– Не перерезал себе горло ложкой, - чёрно-жёлтый собеседник не дал ей закончить.

– А старуха-силиконщица?

– Эта уважаемая пожилая женщина… - припомнил Кот, уставив морду в потолок.
– Она ведь ведьма в отставке?

– Кажется, да.

– Живой рухлядью скитается она по больнице, показывая каждому фотку своего сыночка…

– И приговаривает “Какой он красивенький, правда?” А на фотографий - тошнотворное лицо сигаретного окурка.

По окончаний фразы Кот, демонстрируя крайнюю степень брезгливости, притворно дёрнул лапами. Затем он произнёс вот это:

– Ещё здесь был больной, который думал, что умер, и требовал себя похоронить по всем правилам “государственного закона о мёртвых”…

– Он орал репризы и пытался смастерить себе гроб из спичек. А после его пришлось похоронить под лавочкой в саду, та?к он был настойчив…

– Но иногда он выбирается из “могилы”, заявляя, что ему там одиноко, и склоняет других пациентов составить “загробную” компанию. Этакий мёртвый дуэт, - закончил Кот.

Ворох общей памяти обрывками разлетелся по комнате.

Они по-ночному молчали:

Смирительная рубашка на голом теле. Виденье облетелых тополей под ясным небо. Игла входит в нёбо. Игра тушит ко?ды. Длинные рукава закатаны до лунного листопадения. Сырой утренний рассвет ночи над Городом. Обтянутые серыми шкурами кожи, скелеты бегают наперегонки в поисках свободных могил. На дорогах расселись вороны. Пустой ветер треплет траву у склепов. Город-кладбище мёрзнет утренней тишиной…

– Какой-то человек. Он заперт в моей памяти. Я вспомню, когда его увижу… Хватит обо мне. Давай о тебе… Что ты обо мне думаешь?

Зачарованный голос Химены рвёт тишину.

Кот собирает с пола её одежду, смятой охапкой вручает девушке и открывает скрипнувшую дверь.

– Идём в подвал, - объяснил он, выходя из палаты. Бледно-жёлтый коридор больницы охвачен пустотой. Ночная парочка бредёт к лестнице вниз. Девушка босиком шагает по плиткам пола, Кот с ними почти сливается окраской. По каменным ступеням ей холодно ступать. Рубашка нежно поглаживает нижним краем кожу чуть выше середины бёдер.

В подвале полумрак.

– У нас на чердаке, - обернулся к ней Кот, - несколько разновидностей летучих мышей. Есть “очкарики”, которые не пользуются ультразвуком. Некоторые летают только назад, другие вертят хвостом, перемещаясь словно вертолёты. У иных вырастают маленькие рога с острыми ядовитыми кончиками, а для некоторых слово “кровь” является единственным средством защиты…

Неожиданным сюрпризом, соблюдая абсолютную внезапность, цепляющую за потроха, перед ними появляется какая-то мёртвая женщина, лихим скачком выкинутая из-за угла. Синюшное лицо вампирки не выражает ничего.

– Сердце!
– орёт Кот, хватаясь за грудь.
– У меня прихватило сердце…

Я думал - это просто несварение. А нет! Это сердце!

Он смешливо смотрит на свою спутницу. Химена не сводит глаз

с вампирки. Та флегматично поворачивается, не торопясь скрывается

во тьме.

– Блуда.
– С улыбкой поясняет Кот, перестав паясничать.
– Других вампиров в больнице, вроде бы, нет. Одной ей скучно. Кровь крыс она мешает со снотворным…

Чёрножёлтый натыкается на стену в темноте, шипит, отскакивает к девушке, которая в виду очередной внезапности роняет на него мокрый комок своей одежды. Кот пытается примерить футболку с крестом на груди, но приходит к выводу, что “размер головного убора не его”, и возвращает вещи Химене.

Они идут по подземелью дальше. Подходят к палате с единственной жёлтой дверью из общей череды бесцветных. Номер 52.

Кот поворачивает несуществующих ручку. Слышен слабый хруст электричества в подвальном воздухе. По закоулкам темноты скользит прозрачное мерцанье.

– Ваш номер, госпожа Нимфея!
– торжественно выплёвывает Кот, лапой приглашая войти в комнату. Голая неровность шершавых стен образует идеальный квадрат пространства. Под потолком дымит лампочка. Матрица матраца накрывает кровать. Тумбочка и табуретка - один и тот же предмет мебели.

– Слишком хорошо - тоже нехорошо.

Мудрая оценка вошедшей девушки.

– Скромная келья Средневековой колдуньи, - Кот выглядел дольно довольным.

– Понравилась палата?

– Искромётная комната, - с красивой полуулыбкой заключила Химена.

– Можешь ещё принести что-нибудь почитать?

Кот покачал взъерошенной башкой.

– В больнице мало книг. Эти создания здесь практически не водятся. Но для тебя - попробую найти.

Лёгкая улыбка признательности в ответ. Футболка - на спинку кровати, сапожки - в изножье, а джинсы - на тумботабурет.