Расщепление

Под "мучениями" я подразумевал несколько часов непрерывного допроса, на который меня привезли прямиком из парка.

Следователи A, B и C (они, конечно, представились, но я не запомнил), разместились вокруг меня на стульях, а хозяин кабинета и председательствующий допросчик, капитан Петров -- за своим столом; и понеслось.

Я аккуратно, не спеша, выверяя каждое слово, рассказывал снова и снова достаточно упрощенную версию случившегося.

Признаюсь, дурная идея: поведать, как все происходило на самом деле, с той жуткой красочностью и моими кошмарными мыслями, меня посетила: интересно же посмотреть на реакцию капитана и его приспешников. К счастью, идее той я не поддался, рассудив, что в психушку мне вовсе не хочется. Рассказ же про сгустки воздуха, проходящие через человека, выкачивающие его кровь, да еще выдирая внутренности, не говоря уже про то, что случилось позже, -- это прямая дорога в дурку. Потому-то я рассказывал, как все и было, лишь опуская неестественные моменты.

Надо сказать, сам процесс фильтрации разговора, когда любая лишняя информация обязательно тебе же выйдет боком, требует неимоверной усидчивости и самоконтроля. Я же, к моему глубокому сожалению, этими качествами не обладаю. Потому-то во время пересказа я не просто переживал, -- я жутко нервничал, причем старался скрывать еще и факт своего нервничания. В итоге временами я нес форменную ахинею.

– - Вдохновленный сегодняшней прекрасной погодой, я гулял по парку, наслаждаясь природой и всяческими красотами...

– - Жена? Какая жена? Ах, моя жена. К сожалению, она горит на работе и не смогла разделить со мной всей прелести такого чудного вечера. Но теперь-то, после случившегося, она непременно захочет прогуляться и своими глазами увидеть место трагедии. Женщины, что с них взять...

– - ...как вдруг услышал крик, из-за той самой живой изгороди. Я, надо сказать, человек неравнодушный... Вы даже не представляете, насколько я страдаю от этого качества, постоянно вляпываюсь в разные катавасии... и потому побежал туда, огибая эти долбаные посадки...

– - Да, согласен -- ступил, нужно было бы проломиться сквозь изгородь. Что тут поделаешь, не догадался.

– - ...а там на земле лежит человек. Когда я подбежал к нему, он лишь стонал, хрипел и изо рта у него шла кровь. Глаза широко открыты, но он, кажется, ничего не видел...

– - Да, бормотал что-то, но я не понял.

– - Я был просто шокирован, узнав в нем мужика из метро. Капитан не даст соврать, насколько этот человек был странным и как он меня тыкал своей сумкой где-то с месяц назад.

– - ...однако это не помешало мне позвонить и вызвать "скорую", которая приехала слишком поздно, к тому времени человек умер.

– - Помощь? Какую помощь я мог ему оказать? Наложить жгут на горло? Он дышал, а ощупывать, исследовать -- так я не врач. Эдак только хуже можно сделать, разве нет?

По уже известной мне полицейской традиции допрос прерывался неоднократными остановками. Меня перебивали, переспрашивали, заставляли скакать по времени -- наверное, пытались вывести на чистую воду. К чести моего огромного "друга" Петрова замечу, что он на протяжении всего времени молчал (лишь раз хмыкнул, когда я невзначай помянул его), предоставив истязать меня своим младшим товарищам. Возможно, они проходили практику, как студенты-медики оттачивают свое мастерство на особо больных пациентах. Эти трое тиранили меня по очереди и сообща, я же, помимо того что был вынужден контролировать свои слова, никак не мог отогнать, даже на время, будоражащие мое сознание мысли.

Сидя на допросе, вопреки здравому смыслу я испытывал нечто похожее на эйфорию. И не мудрено: буквально несколько часов назад другая сторона жизни пусть трагично, но совершенно явственно открылась мне. Я хотел увидеть ее еще раз, и она как будто хотела того же: меня засасывало и растворяло в воспоминаниях. Прикладывая немалые усилия (еще и в борьбе с памятью), я, как попугай, снова и снова повторял спасительную фразу: "Я не знаю". И в тот момент, когда вопросы дошли до расположенных почти по окружности кровавых брызг и кусочков плоти, фраза "Я не знаю" оказалась единственным, на что я мог опереться.

– - Не знаю, не обратил внимания, -- отвечал я, -- человек умирал на моих руках, мне было не до того, чтобы смотреть по сторонам.

Поверили моим рассказам или нет, меня совсем не волновало.

В конце концов допросчики -- менты-стажеры, как я их назвал, ушли и мы остались вдвоем -- я и капитан Петров. Именно тогда возникшая пауза и несколько секунд тишины сыграли с моим утомленным, но алчущим чудес разумом нехорошую шутку. Зацепившись взглядом за аквариум, наблюдая за движением воздушных пузырьков и снующих между водорослями рыбок, я вдруг увидел стволы деревьев, скамейку... Из ниоткуда возникла моя рука, потянулась вперед, и под моей ладонью оказалось что-то твердое. А потом как-то сразу проявилось тело лежащего на траве человека и... повторился ужасающий крик.

– - Владимир? -- Я понимал, что меня зовут, но отреагировать на слова капитана сразу не мог. -- Владимир!?

Когда же я вновь осознал себя в кабинете Петрова, то заметил, как капитан почти картинно отключил и убрал диктофон.

Увы, итог нашей с ним беседы оказался более чем скромным: ни я, ни капитан свои карты так и не раскрыли. Мне, по крайней мере, удалось узнать, что человек из метро был неким "мастером", а вот капитан однозначно остался ни с чем.

Я сидел на стуле и наблюдал, как на лице Петрова едва заметно отражается внутренняя борьба. Он явно хотел узнать про книгу, но делиться взамен информацией капитан либо не хотел, либо, как говорил, не мог.

В конце концов махина-человек поднялся из-за стола и, пройдя два раза по комнате, пробасил:

– - Мы обязательно продолжим эту неофициальную, -- с особым ударением, -- беседу, но чуть позже.

Черт меня побери, я не мог поверить в то, что чувствовал, но в этот момент я очень хотел, чтобы это "чуть позже" произошло как можно скорее.

ГЛАВА 16,

не только связывающая между собой предыдущие главы,

но и раскрывающая Главную Тайну

Итак, к двум часам двадцати минутам восемнадцатого августа в немыслимых и невероятных событиях, вольно или невольно, приняли участие:

Я -- непреднамеренно, но по устоявшейся идиотской традиции добровольно вляпавшийся не пойми во что.

Леха, он же призрак Лехи -- эдакий "подставщик" и втравливатель меня в каждый эпизод произошедших приключений.

Мужик из метро -- некий Мастер, ставший жертвой... чего? Вопрос не просто нуждался, он буквально требовал отыскать на него ответ, причем как можно быстрее.

Капитан Петров, или капитан големов (мне так больше нравится) -- совсем не простой полицейский и очень неплохой притворщик.

И наконец, моя обожаемая Анечка -- несчастная жертва недальновидности, беспечности и других качеств своего мужа -- то бишь меня.

Когда я вышел из здания полиции и направился пешком домой (благо недалеко), то, прокручивая в голове этот "расстрельный список", изо всех сил заставлял себя думать о безвинно пострадавшей стороне -- об Анютке. Я не только напоминал себе, что именно по моей вине она коротает ночь в одиночестве, в холодной постели, но и убеждал себя продумать достойное объяснение своего нового "увлекательного", да еще столь позднего приключения. Но как же мне было тяжело: я никак не мог справиться с памятью, что неудержимой и своенравной волной затягивала меня в свою глубину. И в какой-то момент, я даже не заметил, как поддавшись ей, точно по волшебству, я вдруг опять оказался под сенью каштанов. Я увидел почти исчезнувшие солнечные лучи (они слились в один затухающий вечерний свет), себя, стоящим на коленях перед трупом Мастера и услышал парализующий меня чудовищный крик.