Рассекреченные страницы истории Второй мировой войны

Во всяком случае, мои, вредные для советских граждан действия не подтвердились, а если имеют какие-либо подтверждения, то они вымышлены и добыты нечестным путем». (Письмо от 28 августа 1953 г.)

Более конкретно о стиле и методах того следствия ветеран-панфиловец рассказал мне в декабре 1988 г. Обратимся к магнитофонной записи:

«Следствие велось, я бы не сказал, что справедливо. Потому что то, что я говорил о своих делах хорошее, во внимание не бралось. “Только давай плохое”, — говорил следователь Бабочкин (Бабушкин. — Г. К.)…А я говорю: “У меня плохого нет”. “Нет?!” — и кулаком по столу… Ну, а потом двери в следующий кабинет открывали. А там людей избивали… Ну, думаю, и мне это будет… Было все. Но я отказывался… Тогда следователь сказал так: “Не хочешь подписывать, я тебе такое дело сделаю, сфабрикую, что ты под расстрел попадешь”. Ну что мне оставалось делать в те времена?» [211]

211

Магнитофонная запись беседы автора с И. Е. Добробабиным в декабре 1988 г.

Конечно, сейчас не «те времена». И тем не менее имеются данные, говорящие о том, что новое расследование старого дела Добробабина проводилось военной прокуратурой по старой наезженной колее, отнюдь не «глубоко и всесторонне», как утверждает автор статьи, а, напротив, поверхностно и предвзято, с определенной установкой — «разоблачить предателя».

Вот что писал в «Правду» осенью 1989 г. один из создателей видеофильма «Судьба» И. М. Шипулин:

«Когда мы были в селе Перекоп, то узнали о том, что представитель Харьковского КГБ не вызвал в сельсовет ни одного свидетеля из тех, кто хорошо знал Ивана Евстафьевича Добробабина… Он вызвал только тех и беседовал с глазу на глаз только с теми, кто знал Добробабина понаслышке».

Такие же слова о действиях харьковского уполномоченного услышала от жителей Перекопа прибывшая туда для съемок фильма «Подвиг и подлог» группа студии «Казахтелефильм» (г. Алма-Ата).

Какие же честные и справедливые выводы можно было ожидать в результате подобной «проверки»?!

А в снятом москвичами и ростовчанами телефильме «Неоконченная война Ивана Добробабина» на соответствующий вопрос журналиста А. Абраменко Иван Евстафьевич ответил: «Я вот был в Харьковском КГБ. Там считают, что я изменил Родине. Почувствовал, что нажим не мягче, чем в НКВД в те годы… Но, вы знаете… гнут на то, чтобы меня очернить».

И, наконец, полученная мною телеграмма из Цимлянска:

«Ознакомился с журнальной статьей “Чужая слава”. Глубоко возмущен. Много в стенограммах бесед вымышлено, искажено или сделано под нажимом, что вызывает во мне решительный протест. С уважением Добробабин».

При внимательном чтении статьи, подписанной Катусевым, бросается в глаза очень важная деталь: автор не опроверг ни одного из показаний (а их несколько десятков!) жителей села Перекопа в пользу Добробабина. Он просто отмахнулся от этих свидетельств. Приведенные военным прокурором «убедительные доказательства» вины Добробабина просто-напросто взяты из уголовного дела панфиловца 1947–1948 гг.

Конечно, совершенно не случайно оставлен без внимания и полный риска побег Добробабина из эшелона с военнопленными, что уже само по себе свидетельствует о многом. Но, по-видимому, для военного прокурора — это мелкая, ни о чём не говорящая деталь, как и тот факт, что с марта 1944 г. и до окончания войны Добробабин, вновь находясь в составе действующей армии, почти непрерывно был на передовой линии фронта, не раз смотрел смерти в глаза, заслужив за свою храбрость в защите Отечества новые награды…

Бьющая через край фантазия генерала юстиции в № 9 журнала приводит его к «дополнительному уточнению». Оказывается, спастись сержанту помогли «уход с поля боя и сдача в плен».

Не будем продолжать перечень подобных поразительных «открытий», а обратимся за ответом к документам и другим источникам, тем более что о защитниках панфиловца Катусев, помимо нанесенных им грубых оскорблений, отозвался и как о лицах «безответственных», «плохо изучавших документы».

Перед нами статья А. Ю. Кривицкого «О 28 павших героях», напечатанная 22 января 1942 г. в газете «Красная звезда». Причем сразу же подчеркнем, что в основу очерка был положен рассказ смертельно раненного участника боя у Дубосекова Героя Советского Союза рядового Ивана Моисеевича Натарова, записанный журналистом в госпитале. Уже в самом начале статьи читаем:

«Полк Капрова занимал оборону на линии: высота 251 — деревня Петелино — разъезд Дубосеково. На левом фланге, седлая железную дорогу, находилось подразделение сержанта Добробабина» (выделение наше. — Г. К.).

А далее в ней говорится:

«Теперь мы знаем, что прежде чем двадцать восемь героев, притаившихся в окопчике у самого разъезда, отразили мощную танковую атаку, они выдержали многочасовую схватку с автоматчиками… Сержант Добробабин точно распределил цели. Немцы шли как на прогулку, во весь рост. От окопа их отделяло уже 150 метров. Вокруг царила странная неестественная тишина. Сержант заложил два пальца в рот, и внезапно раздался русский молодецкий посвист. Это было так неожиданно, что на какое-то мгновенье автоматчики остановились. Затрещали наши ручные пулеметы и винтовочные залпы. Меткий огонь сразу опустошил ряды фашистов… Атака автоматчиков отбита, — пишет далее А. Ю. Кривицкий. — Более семидесяти вражеских трупов валяются недалеко от окопа…

Танки! Двадцать бронированных чудовищ движутся к рубежу, обороняемому двадцатью восемью гвардейцами. Бойцы переглянулись. Предстоял слишком неравный бой. Вдруг они услыхали знакомый голос:

— Здорово, герои!

К окопу добрался политрук роты Клочков».

А вот второе свидетельство — извлеченный из архива документ, повествующий и о том, как протекал бой у разъезда Дубосеково, и об участии в нем сержанта Добробабина. 22 декабря 1942 г. работники Комиссии по истории Великой Отечественной войны АН СССР побывали в одном из московских госпиталей, где состоялась беседа с находившимся там на излечении одним из 28 панфиловцев Героем Советского Союза рядовым И. Р. Васильевым, который, получив в бою три осколочных ранения и тяжелую контузию, был, как и И. М. Натаров, подобран нашими разведчиками.

Приведем небольшую выдержку из стенограммы его рассказа:

«16-го числа часов в шесть утра немец стал бомбить наш правый и левый фланги, и нам доставалось порядочно. Самолетов 35 нас бомбило.

После воздушной бомбардировки колонна автоматчиков из д. Красиково вышла. Шли они в полный рост. Как раз бугор перед нами был. Они пошли на этот бугор. Мы, конечно, думали, что измена, потому что нет команды огонь открывать, а они подходят совсем близко. Потом сержант Добробабин, помкомвзвода был, свистнул. Мы по автоматчикам огонь открыли. Мы бьем, они, конечно, идут. Это было часов в семь утра. Погода была ясная, мороз, денек хороший был.

Автоматчиков мы отбили… Уничтожили человек под 80. Там не до счету, считать не приходилось.

После этой атаки политрук Клочков подобрался к нашим окопам, стал разговаривать. Он поздоровался с нами.

— Как выдержали схватку?

— Ничего, выдержали.

Мы думали, что, отбив атаку автоматчиков, нам придется продвигаться вперед. Но команды “вперед” не дали. Политрук Клочков заметил колонну танков. Говорит: “Движутся танки, придется еще схватку терпеть нам здесь”» [212] .

212

Научный архив Института российской истории РАН. Фонд Великой Отечественной войны. Коллекция документов.

Имеется такая же документальная запись беседы с Героем Советского Союза рядовым Г. М. Шемякиным, который, как уже отмечалось выше, тоже чудом остался в живых после боя у Дубосекова. 3 января 1947 г. он, в частности, вспоминал:

«Утром 16 ноября налетели немецкие самолеты, стали нас бомбить. Пробомбили — улетают. А мы остались целы. Смотрим — идет пехота, автоматчики, человек сто. Мы их подпустили к себе вплотную.

Сержант Добробабин подал сигнал свистом. Мы поняли, а немцы в этот момент опешили — откуда свист. Они считали, что после бомбежки никого нет. Мы открыли по ним огонь. Мы их человек 80 уложили, остальные убежали.