Рассказ лектора

— Нельсон! — послышалось из темноты, и он чуть не упал. Покуда Нельсон силился восстановить равновесие на скользкой дороге, чья-то рука схватила его за локоть и потащила в неглубокий сугроб за кустом. Не успел он и охнуть, как оказался лицом к лицу с Мортоном Вейссманом.

— Морт, какого!…

— Вы как раз вовремя! — хрипло прошептал Вейссман. Глаза его блестели, изо рта несло виски. — Я не могу найти выгодную точку!

Он поглядел вверх на теплый свет из гостиной. Пальцы его теребили парку, на груди висел полевой бинокль.

— Здесь нет места, откуда можно было бы наблюдать незаметно. Правда, я еще не пробовал зайти с другой стороны. — Вейссман повернулся к дому. Нельсон вырвался из его слабой хватки и огляделся, потом развернул старика за плечи и схватил за руки. Вейссман был без перчаток, ладони его заледенели. Палец у Нельсона гудел от жара.

— Морт, где ваши перчатки?

— Но вы!… — Глаза у Вейссмана вспыхнули. — Вы можете проникнуть внутрь! Сойти за одного из них! Вы можете пробраться… в самое чрево зверя! Я — нет. Меня не пригласили. — Он сглотнул. — «Во всей Англии не наберется трех смельчаков, которые бы не были повешены. Один из них полнеет и старится…» [143] — Его глаза налились слезами, он зашатался.

143

Во всей Англии… (и, дальше в следующей главе, Горе трусам, горе и проклятие! Стакан хереса, малый!) — «Король Генрих IV», часть первая, 2, 4, пер. Бориса Пастернака. Вейссман, еще недавно говоривший словами короля Гарри, плавно превращается в Фальстафа.

Еще раз взглянув на дом, Нельсон закинул руку Вейссмана себе на плечо.

— Где ваша машина, Морт? Где вы припарковались?

Оказалось, что Вейссман приехал на такси. Нельсон повел старика назад, к «тойоте», усадил на пассажирское сиденье, отыскал перчатки и натянул ему на руки, словно своей дочери.

— Нельсон, вы наш последний шанс, — хрипло, умоляюще шептал Вейссман. — Судьба литературы на нашем факультете, в Мидвесте… Господи, Нельсон, возможно, во всей Северной Америке — зависит от вас! Варвары не просто у ворот, Нельсон, они в пиршественном зале, прожирают наше наследство! Бросают кости на пол! Едят руками!

Нельсон, кривясь от запаха перегара, снял перчатку. Палец коснулся дряблой старческой кожи. От него пробежала искра.

— Спите, Морт, — сказал Нельсон.

На крыльце перед домом он остановился перевести дыхание и потоптался, стряхивая с ботинок снег, потом позвонил. Открыла прислуга, серолицая узкогрудая женщина в простом синем платье.

— Добрый вечер! — выпалил Нельсон.

Палец горел; он испугался, что сейчас придется ее уговаривать, однако женщина без единого слова посторонилась, впуская гостя в прихожую. К тому времени, как Нельсон снял парку, прислуга уже исчезла, так что он сам отыскал шкаф и запихнул туда куртку.

Он с опаской двинулся по коридору, увешанному произведениями азиатского искусства, на мерцание свечей и певучий голос дженнифер менли. В дверях Нельсон замялся, дженнифер и отборочная комиссия сидели за длинным столом в гостиной. Пламя свечей отражалось в огромном, во всю стену, окне, дженнифер приглушенным голосом досказала свою историю. Все грохнули. Нельсон, превозмогая боль в пальце, бочком шагнул в гостиную. Веселье тем временем улеглось, менли, сидевшая спиной к Нельсону, увидела его отражение в окне и с улыбкой обернулась.

— Нельсон! — мелодично вскричала она. — Как приятно!

Остальные, продолжая улыбаться, повернулись в его сторону. Нельсон, пойманный в их коллективный взор, как бомбардировщик в лучи прожекторов, вошел в гостиную. Стол был застелен скатертью, полотняные салфетки в тон торчали аккуратными пирамидками. Посреди стола горели три свечи, их пламя мерцало в бокалах и винной бутылке, вспыхивало на серебряных подносах, солонках и перечницах. Стивен Майкл Стивенс не спал, хотя и позевывал. Лотарингия Эльзас в длинном черном платье с открытыми плечами и Марко Кралевич в apr'es ski [144] — ботинки, лыжные штаны, роскошный свитер — сидели на противоположных концах стола, явно очень довольные, несмотря на успех менли. Виктория Викторинис была без очков, глаза ее сияли; она казалась даже хорошенькой, с ниткой жемчугов на шее и в мерцающей шелковой блузке. Сам декан восседал во главе стола в белой рубашке без ворота и кожаном жилете — Великий Человек У Себя Дома. При виде Нельсона он с самым живым разочарованием повернулся к менли.

144

наряд после лыж (фр).

— Что за херня? — спросил Акулло. — Вы уже уезжаете?

Пустых мест за столом не было. Гроссмауль отсутствовал, миссис Акулло, судя по всему, тоже. «Это хорошо, — подумал Нельсон, — я смогу сказать Бриджит, что декан не пригласил даже собственную жену».

— Конечно, нет! — воскликнула дженнифер. — Нельсон просто опоздал к обеду! Правда, дорогой?

Нельсону пришлось выдержать свирепый взгляд Акулло. В следующий миг декан раскинул руки, приглашая его к столу, и Нельсон с облегчением выдохнул.

— Садитесь рядом со мной! — дженнифер поманила Нельсона к себе. Она сидела справа от Акулло, поэтому он отодвинул от стены стул — еще одно оригинальное творение Фрэнка Ллойда Райта — и втиснулся между менли и Кралевичем. Словно по команде, вошла серая домоправительница с салфеткой, бокалом, чашкой, блюдцем и серебряным прибором. Акулло сам налил ему вина — что-то из собственного подвала, названия в тусклом свете было не разобрать, — и Нельсон взял бокал, чувствуя жжение в пальце.

— дженнифер, — Акулло, не глядя, через плечо отдал бутылку серой домоправительнице, — вы говорили…

дженнифер возобновила рассказ. Серая женщина внесла суп — страккьятеле, обильно посыпанный петрушкой — и под одобрительный гул принялась разливать его по тарелкам. Акулло, сам великолепный рассказчик, обрел в кандидатке свою ровню, менли сплетничала об одной из самых известных феминисток. Она была в полной мере наделена остроумием, способностью нагнетать напряжение, умением вовремя подвести финал.

Нельсон чувствовал себя подростком, которого впервые усадили за стол со взрослыми, и благоразумно помалкивал. Впрочем, это не помешало ему заметить, что, собственно, происходит: дженнифер менли кладет свой рассказ к ногам Акулло, как золотой слиток. Она уже получила работу, и это ее приданое, вено, магарыч. За то, что она предоставит Акулло прямой доступ к личной жизни ведущих теоретиков, ей обеспечена пожизненная гарантия работы и почти шестизначный годовой доход.

— И что сказала Фванческа? — прощебетала Лотарингия Эльзас. Она цвела, совершенно очарованная соперницей.

— Ничего! — выдохнула дженнифер менли. — Покраснела.

— Читатель, я вышла за нее замуж, — восхищенно протянула Лотарингия Эльзас.

Публика снова грохнула. Акулло смеялся сдержанно, зато Виктория Викторинис вся осветилась, словно бумажный фонарик, и скромно приложила к губам салфетку.

По пальцу пробежало тепло — слова Эльзас пробудили какое-то смутное воспоминание. Нельсон отхлебнул вина.

История громоздилась на историю, и каждая заканчивалась аккурат к появлению нового блюда.

— Это русская штучка или японская штучка? — спросила дженнифер менли, и прибыла огромная миска феттучине с помидорами под соусом из белых грибов. Антони Акулло сам картинно разложил их большими деревянными ложкой и вилкой.

— А когда откинули одеяло, под ним оказалась не Таня, а Микаэла! — сказала дженнифер менли, и женщина внесла говяжью пикатту с картошкой.

— Честное слово! Не вру! — И серая женщина подала салат из латука с редиской под оливковым маслом и красным винным уксусом.