Рассказ лектора

Нельсон повернулся к Виктории, однако ее на площади уже не было. Она стояла неподвижно на полпути к заметенным ступеням Торнфильдской библиотеки. Может быть, из-за яркого света фонарей, но Нельсон не видел ее следов.

— Так к чему мы пришли, Нельсон? — Голос Виктории звучал издалека.

— Мне надо подумать, — сказал он.

— Не думайте слишком долго, — произнес другой голос.

— Кто это? — Нельсон в панике огляделся, но никого не увидел. Даже Джилиан исчезла. Тут он услышал яростное шипение и обернулся. Виктория Викторинис поджалась на ступенях библиотеки, выставив скрюченные пальцы, как когти, и скалясь в небо. Нельсон медленно поднял глаза к башне.

— Что вы двое задумали? — спросил голос.

Нельсон похолодел. Из-за декоративных зубцов на них смотрело бледное, лишенное черт лицо, озаренное снизу светом уличных ламп. У лица не было глаз, носа и рта; что-то реяло рядом в ночном воздухе — не то поземка, не то длинные белые волосы.

Шипение смолкло, раздался хлопок, словно выбивали одеяло. Нельсон поглядел вниз. Ступени библиотеки были пусты. Все исчезло.

— Беги, Нельсон, — сказал голос.

Нельсон бежал до самой машины, скользя и проезжаясь по снегу. Дрожащей рукой он вставил в дверцу ключ и, последний раз посмотрев на площадь поверх машины, плюхнулся на сиденье. Он включил зажигание и газанул так, что мотор заглох; пришлось заводиться второй раз, медленнее. Кровь стучала в горле, во рту пересохло. За ветровым стеклом все было неподвижно, только мела поземка. Сам не зная зачем, Нельсон включил «дворники». Их мерное постукивание и успокаивало его по пути домой.

На крыльце сердце все еще колотилось. Он как можно тише открыл дверь. Горела лампа дневного света в кухне над мойкой, освещая половину гостиной. Нельсон поднял глаза к потолку, словно мог увидеть спящее наверху семейство, потом схватился за пиджак. Старая одежда осталась в кабинете. Новой Бриджит еще не видела, поэтому он медленно открыл дверь в подвал и на цыпочках двинулся вниз.

На середине лестницы он застыл. Монитор голубовато поблескивал, на его фоне чернела тень. Нельсон стиснул перила. Скрипнул стул, тень медленно повернулась. Нельсон оглянулся, готовый выскочить на мороз.

— Иди-иди, — сказала жена.

Он выпустил перила и на ватных ногах спустился в подвал. Бриджит повернулась вместе со стулом, руки ее были скрещены на груди. Она не переоделась ко сну, а так и сидела в джинсах и свитере.

Нельсон взглянул на экран.

— Что ты делаешь за моим компьютером?

Бриджит крепче сжала руки на груди и буравила его взглядом.

— Нельсон, — сказала она, — у тебя другая женщина?

— Что?!

— Кто такая Джилиан? — Бриджит постучала пальцами по локтю.

Нельсон со стоном повернулся к лестнице.

— Сейчас не время, — сказал он. — Час ночи.

Внезапно она догнала его и, схватив за руку, рывком развернула к себе. Стул со скрипом прокатился назад.

— Почему ты в чужой одежде? — Бриджит с трудом сдерживалась, чтобы не сорваться на крик.

— Это моя одежда. — Он высвободил руку.

— Брось! Ты бы не отличил этот костюм от… от… — Ее лицо пошло желваками. — Только женщина могла купить такую одежду. Кто такая Джилиан?

Он шагнул к ней вплотную.

— Джилиан? Джилиан — розовая, понятно? Бугаиха при Виктории, ее телохранительница! Джилиан не знает, что делать с мужчиной!

Он протиснулся мимо Бриджит, но та развернулась следом. Грудь ее вздымалась.

— Так это Вита?

Нельсон остановился. Брови его полезли на лоб.

— Господи, значит, она! — Бриджит закрыла руками рот. — Все эти е-мейлы… Господи, Нельсон, ты никому больше не пишешь!

Нельсон хлопал глазами.

— Сволочь! — Она сжала кулаки и наклонилась вперед, крича. — Ты приводил эту тварь к нам домой! Позволял ей играть с детьми!

Бриджит трясло. Нельсон почувствовал, что сейчас она смажет его по физиономии, и расхохотался. Смех возник в животе, добрался до груди, он булькал в горле и вырывался наружу негромким нарастающим фырканьем. Плечи у Нельсона затряслись, смех пузырился в носу.

Глаза у Бриджит расширились, рот открылся. Она дышала хрипло, как марафонец.

— Прекрати…

Нельсон качнулся на пятках и расхохотался в голос. Зажмурился, выдавливая слезы, прижал ладони к глазам.

— Прекрати! — заорала жена.

Нельсон рыдал от смеха, согнулся пополам и топал ногой.

— Ты не понимаешь, — выговорил он. — Вита… Вита…

Он зашатался, хлюпая носом от смеха. Бриджит набрала в грудь воздуха, как будто собиралась прыгнуть в холодную воду.

— Подонок! — взревела она и с размаху залепила ему пощечину.

Нельсон отлетел к столу. Она снова глубоко вдохнула и кинулась на него, но Нельсон перехватил ее запястья.

— Выслушай меня! — Он смеялся и плакал одновременно. Щека горела. — Выслушай меня!

Бриджит вырывалась, глаза у нее были бешеные. Внезапно он затряс жену, и она застыла, по-прежнему тяжело дыша. В глазах ее мелькнул страх. Нельсона передернуло от собственной гнусной радости. Он приблизил к жене мокрое от слез лицо — последние всхлипы смеха еще сотрясали его плечи — и рывком притянул ее к себе, по-прежнему крепко держа за руки.

— Все, что я делаю, — закричал он в самое ухо, — я делаю ради тебя и детей! Понимаешь? Как бы низко, как бы подло это ни было, все ради вас!

Он едва узнавал свой насморочный, почти невразумительный голос. Они с Бриджит стояли нос к носу. Глаза ее расширились от ужаса, грудь вздымалась. Она слабо вырывала руки. Он почти не чувствовал горящий палец, прижатый к ее коже.

— Почему я не могу сделать тебя счастливой, Бриджит? — Голос его сорвался на рыдания. — Просто будь счастлива, Бриджит, пожалуйста! Позволь мне сдедать тебя счастливой!

Палец разрядился, застигнув его врасплох. Бриджит задрожала, вскрикнула и захлопала ресницами. Даже в слабом свете монитора Нельсон видел, как лицо жены разгладилось, страх ушел.

Он отпустил ее и попятился, дрожа.

— Господи. О нет, Господи. Погоди секундочку. Подержись. Милая, не слушай меня.

Бриджит зашаталась из стороны в сторону, повела плечами, склонила голову набок. Глаза ее влажно блестели. До смертного часа Нельсон запомнил сияющее лицо жены как самое страшное, что видел в своей жизни.

— О Нельсон, — проворковала она. — Любовь моя! — Она бросилась ему на шею — он не успел отстраниться — и прижалась щекой к щеке, шепча на ухо: — Милый, не надо ничего говорить! Я знаю: все, что ты ни делаешь, к лучшему.