Рассказы израильских писателей

— Ну тогда считай, что у тебя есть отличная сторожевая собака, — заметил я.

— Не торопитесь. Это вовсе не так. На нее нельзя полагаться. Взять, к примеру, ее лай. Очень он у нее странный. Иногда лает, будто гром гремит. И звучит в лае какая-то обида в басовом регистре. Но вдруг гром обрывается и переходит во всхлипывания. Собака плачет прямо-таки человечьим голосом… А бывает и так: глядит на тебя воспаленными глазами с любопытством, как бы изучает. И вдруг — шмыг в кусты, будто кого-то испугалась. А кого — непонятно. Ты ведь ничего ей не сделал, пальцем не тронул. Значит, ее напугала какая-то мысль. Потом отводит глаза в сторону и погружается в размышления…

— Охота тебе думать об этом, — сказал я нетерпеливо.

— Напрасно вы так… — ответил Аарон обиженно. — Если не знаете, зачем же так говорить.

За песчаным холмом показался дом, здесь жил Аарон.

— Похож на простую арабскую хижину, — сказал я. — Ты его внутри перестроил?

— Да. И теперь он подобен ребенку от смешанного брака. Ни то ни се… Изнутри еще кое-как, а снаружи… Строительные материалы растаскали соседи, уж постарались. Поставил ограду — не помогло, и ограду свалили. Тогда я махнул на все рукой и пошел работать в город. Жить-то надо.

Действительно, проволочная ограда была растерзана, несколько кольев, вырванных из ямок, валялись на земле. Во дворе лежали сложенные штабелями блоки, доски, кирпичи. В небольшом огороженном загоне лениво бродили утки, шмыгали кролики, ковырялись в земле не то три, не то четыре курицы. С другого конца двора нас приветствовал диким ревом осел.

А вот и загадочная собака. Не медля ни минуты, она принялась бешено лаять, так натянув при этом цепь, что еще немного — и собака бы задохнулась. Конец цепи был прикреплен к кольцу, надетому на толстую железную проволоку, которая была протянута по диагонали через весь двор, так что собака могла бегать вдоль проволоки по всему двору. Хриплым лаем она изливала свою ярость на пришедших.

Собака была рыжей, как здешний краснозем. Ее шершавая ржавая шкура, кажется, отроду не видела щетки хозяина.

— Пэре! [2] Пэре! Перестань! — пытался успокоить ее Аарон. Но ничего не помогало. Собака будто взбесилась. Она металась во все стороны, делала стремительные прыжки, рыла землю, одним словом, вела себя так, будто и Аарон был ей совершенно незнаком.

В дверях показалась Дебора — жена Аарона, невысокая смуглая женщина. Навстречу нам бросилась крохотная девочка. Ей было года два, может быть, два с половиной, не больше. И вот перед девочкой собака отступила. Она не стала ласковой, не стала лизаться, как это делают в избытке чувств все собаки, а повернулась, опустила голову и уступила девочке дорогу. И сразу воцарилась тишина. Собака обогнула угол дома и легла, повернув голову к стене.

2

Пэре — дикий осел; в переносном смысле — дикарь, грубиян.

— Видел? — спросил Аарон. — А был еще такой случай. Однажды она схватила за шиворот зазевавшегося кролика. И помчалась вдоль проволоки к Тырце. Держала она его зубами бережно, словно драгоценный подарок. И выпустила только тогда, когда девочка потянулась за кроликом.

Я взглянул на Аарона с удивлением. Тетя же Мириам сказала:

— Послушай, Аарон, а задач по алгебре эта собака у тебя не решает?

— Нет, не решает, — в тон ей ответил Аарон. — Она ведь деревенская собака и школу не посещала.

Когда мы стояли у порога дома, Аарон вдруг воскликнул:

— Смотрите! Смотрите! Доченька, что делает Пэре?

— Смеется! — сказала девочка, размахивая ручками. И в самом деле, собака беззвучно скалила зубы. Можно было подумать, что она улыбается.

— А как она смеется, доченька? — спросил счастливый отец. Он был очень доволен, что мог подтвердить правильность своих слов о странностях собаки.

— Вот так! — и малышка послушно скорчила гримасу, показав свои белоснежные зубки.

Не знаю почему, но это послушание вызвало во мне грусть. Девочка чем-то напомнила в этот момент маленькое дрессированное животное, жалкую забитую обезьянку.

— Аарон, прошу тебя, перестань, — сказала Дебора, и в ее голосе прозвучала не то тоска, не то досада.

— Что случилось? Ведь у нас гости. Нельзя ли без сцен?

— Не надо смеяться над собакой… — Дебора обернулась ко мне: — Он думает, что собака ничего не понимает.

— Напротив! Ты, Дебора, меня не поняла. Я как раз хотел показать, что наша собака отлично все понимает, что это особенная собака!

В комнате было сумрачно. Дебора зажгла керосиновую лампу, стоявшую на столе, и стала готовить ужин. Аарон поужинал раньше, но он тоже вымыл руки. А пока жена накрывала на стол, он снова вернулся к излюбленной теме. Видно, она его занимала все время.

— Сейчас я вам объясню, почему Дебора рассердилась. Если хотите знать, она влюблена в эту собаку. Вы нас, дядя, должны рассудить.

Мне стало ясно, что Дебора в дурном настроении. Она сердилась на мужа, но показывать этого не хотела.

— Нет, судьей между мужем и женой быть не берусь! — ответил я.

— Не между мужем и женой, дядя! Между мной и собакой.

Все рассмеялись. Не смеялась только Дебора. Лоб ее покрылся морщинами, на какое-то мгновение она застыла посреди комнаты с тарелкой в руке и потупила глаза.

Мы расселись вокруг стола. В конце стола против открытой двери на стул с подушкой посадили Тырцу. Девочка без умолку болтала. В ней было что-то отцовское, беспечно шаловливое, хотя внешне она походила на мать.

— У Пэре никогда не будет детей, потому что он пес, — неожиданно сказала девочка.

— Надо сказать «щенят», — поправил ее отец.

— Нет, щенки бывают у собак. Правда, мама?

Снаружи послышалось глухое рычанье, по какое-то тоскливое, заунывное.

— Пэре скучает, потому что у него нет дедушки, — сказала девочка. — Правда, мама?

Я попытался перевести разговор на другую тему.

— Расскажи, Аарон, как ты получил этот дом. И чем тебе он приглянулся? Разве маабара подходящее место для коренного жителя страны?

— Я работал здесь на строительстве. Мы ставили и эти железные коробки и деревянные бараки. Тут-то я и увидел этот скромный домик, стоящий на отшибе. Он мне очень понравился. Я даже не могу сказать почему. Ни один из наших не хотел его брать. А грязища какая была здесь… Непролазная. Но меня это не остановило. Я взял дом. Решил: буду сам себе хозяином и немного земли будет. А почему бы и нет? Тот феллах, вероятно, был издольщиком у эффенди, так как от деревни его домик расположен далеко. И я поселился. Только много позднее вспомнило обо мне опекунское управление, которое ведает всем бесхозным имуществом. Они еще будут брать с меня квартплату, и немалую. А это значит…