Рассказы израильских писателей
Шрифт:
— Но у тебя здесь все в таком запустении…
— Ты даже не представляешь, сколько я сюда уже ухлопал и денег и сил. Все, что я получил за свою квартиру в поселке, я вложил в этот дом. А ты как думал? Штукатурка, побелка… Кухня, ванная… Я уже и участок под огород вспахал. Вот тогда-то соседи и растащили мою ограду… Хотя у них у самих тоже есть огороды и даже клумбы с цветами, но это там, в маабаре. А все, что здесь, они до сих пор считают бесхозным, ничейным. Так я и забросил свой огород. Разве мне под силу бороться с целым лагерем? Бесхозное, так бесхозное… А Дебора? И она примирилась… Вначале по ночам моя жена очень боялась. Ей все мерещились злые духи, мертвецы, привидения. Что вы на это скажете, дядя, а? Она запирала все на семь запоров. Даже собаку хотела брать
— А как теперь?
— И теперь мы запираемся, но только на ночь, когда идем спать. Все запираются по ночам. А собака, понятно, остается во дворе.
Лицо Аарона вдруг помрачнело, глаза затуманились.
— Знаете что, дядя, романтика, конечно, дело не плохое. Но плохо, когда любимая жена начинает верить в привидения.
От лампы несло керосином. Свет был таким тусклым, что с трудом можно было разглядеть предметы, находившиеся в противоположном углу комнаты.
— Ты говоришь глупости! — вспылила Дебора. В ее голосе мне почудились нотки раздражения. Я видел, что Аарон нарочно ее подзадоривает, тем самым ставя нас, гостей, в неловкое положение.
— Вы слышали, дядя, как она рассердилась из-за собаки? Постороннему может показаться, что Дебора ее очень боится. Дебора думает, что собака следит за нами и вынюхивает наши домашние секреты. А на самом деле Дебора собаку и любит и в то же время побаивается ее.
— Ты же сам как-то назвал ее вражеским лазутчиком…
— Верно. Но не привидением и не призраком.
— При таком тусклом свете нет ничего удивительного, что вам мерещатся призраки, — сказал я.
— Да, не мешало бы и сюда провести электричество, — вздохнул Аарон. — По вечерам, когда меня не бывает дома или когда я прихожу очень поздно, я советую Деборе приглашать соседку. Но жена у меня упрямая, не хочет…
Дебора подала кофе. Над чашками поднимался парок, наполняя комнату приятным ароматом. Но гнетущее настроение не исчезло. Меж бровями Деборы пролегла глубокая морщинка.
— И призраков понимать надо, — весело сказал я, чтобы прервать неловкое молчание и разрядить обстановку. — Сейчас я вспомнил одну старинную легенду, вот послушайте.
Жил-был царь. Он захватил большой город — столицу своего врага, и поселился в его дворце. И стал к нему по ночам приходить джин. Приходил и плакался, рыдал, морочил царю голову, лишал его сна. Испугался царь, даже в лице изменился, похудел, осунулся. И приказал он тогда позвать волхвов и кудесников, чтобы сказали они, как помочь делу. Те пришли и говорят: «Когда явится к тебе джин, ты крикни ему: „Стрела тебе в глаз! Стрела Лилит [3] тебе в глаз!“»
3
Лилит — ночной дух, нападающий на спящих.
На следующую ночь джин снова явился царю во сне. Царь хотел произнести заклинание, но язык его не послушался, и он сказал: «Стрела мне в глаз! Стрела Лилит мне в глаз!»… Джин уселся рядом с царем на кровати и заплакал. Плачет, заливается слезами, а уходить не хочет…
Царь испугался еще пуще и даже, когда совсем рассвело, не мог прийти в себя. Целый день у него дрожали коленки. Следующей ночью произошло то же самое, а утром царь ни дать ни взять походил уже на мертвеца. И сказал он тогда своим волхвам и волшебникам: «Цена вам всем ломаный грош! Сошлю я вас всех в пустыню!»
И была там одна старушка, она была не волшебница, а простая нянька. И сказала она царю: «Послушай меня, великий государь, да будут дни твоей жизни бесконечны! Когда придет к тебе ночью джин, встань с постели, сними светильник, что стоит за занавескою, поставь его на стол и скажи джину: „Друг любезный! Ты мой гость! Друг любезный! Ты мой гость!“»
Придворные эту ночь не спали, все думали о царе и его снах. А когда настало утро, волхвы и волшебники ждали царя в великом страхе. Царь вошел в приемный зал, сел на свой трон, и все увидели, что лицо его радостно
светится, будто солнечные лучи заиграли на нем.Я кончил. Стало тихо, все задумались. Слышалось только звяканье ложечек и стрекотание сверчка, пиликавшего на своей скрипке в темном углу. Мой рассказ не развеселил слушателей, мне показалось, что они еще больше помрачнели.
— Нашел, дядя, время рассказывать всякие небылицы… — пробормотал Аарон.
— Кто-то, кажется, ходит по двору, — сказал я негромко. Мне послышалось шлепанье босых ног во дворе. Все сидевшие за столом стали напряженно прислушиваться. Но тут я вспомнил про собаку. Ведь если кто-либо войдет во двор, она же залает. Я подошел к двери и стал смотреть во двор. В глаза мне бросилось одинокое голое дерево, отчетливо видное на фоне неба. Его торчавшие кверху ветви казались на этом фоне черными и безжизненными. Я взглянул на Дебору. Она сидела опечаленная, крепко сжав губы. В это время собака тихо, почти беззвучно завыла.
— Томится она, — сказала тетя Мириам. — Ты как думаешь, Аарон?
В эту минуту маленькая Тырца закричала:
— Деда! Деда!
Все повернулись к девочке, потом к двери. Восклицание Тырцы удивительно подкрепляло мое прежнее ощущение, будто чьи-то босые ноги шлепают по двору. Лицо Деборы было по-прежнему печальным и замкнутым. Только она одна из всех присутствующих не обратила внимания на восклицание дочери.
— Деда! Деда! — снова радостно воскликнула девочка и протянула ручки по направлению к двери.
У входа промелькнула чья-то тень, это было похоже на привидение, выступившее на сером ночном фоне. Но вот где-то вверху вспыхнуло белое пятно. Это, должно быть, луна проплыла в просвете меж облаками. А может, это сверкнули чьи-то глаза?..
— Что с тобой, Тырца? Перестань! — прикрикнул на девочку отец. Однако он в ту же минуту потянулся к кобуре и вынул револьвер.
— Ты что, рехнулся? — сердито сказала Дебора. — Что ты смотришь на меня разбойничьими глазами? Вот так он меня «успокаивает». Только каждый раз пугает!.. — Лицо ее при свете лампы казалось желтым, а губы дрожали.
Прохладный воздух проник в открытую дверь, расколов на части устоявшийся дневной зной в комнате. Дебора взяла дочку на колени. Девочка заплакала и продолжала сквозь слезы тянуть:
— Де-да-а! Де-да-а!
Аарон вдруг резко привстал, его побледневшее лицо выражало смятение, глаза расширились, и казалось, выскочат из орбит. Он произнес дрожащим голосом, как заклинание:
— Друг любезный! Ты мой гость! Друг любезный! Ты мой гость!
Мы посмотрели на него с удивлением и страхом. Неожиданно, без всякого перехода, он вдруг разразился громким, истерическим смехом. Его смех звучал нескончаемо долго, это был смех безумца, потерявшего над собою власть. Я отпрянул от Аарона и придвинулся поближе к лампе. Смех оборвался так же внезапно, как начался, будто его отрезали ножом. Лицо Аарона стало серьезным. Он сел, обхватил голову руками и прошептал:
— Простите меня, пожалуйста!
Удрученные, напуганные, мы распрощались.
На дворе было тихо. Лишь издали, со стороны маабары, слышались возгласы увлеченных игрой детей.
— Я провожу вас до автобуса, — сказал Аарон. Немного помолчав, он добавил: — Я знаю, что нам придется покинуть это место. Дебора не может здесь больше жить. Вы заметили, как она нервничает? Ночью во сне плачет и будит своим плачем дочурку. Просто с ума можно от них сойти!.. «Деда! Деда! У собаки нет дедушки, поэтому она и скучает». Вы слышали? И Дебора все время фантазирует. Ей чудятся кошмары. «Этот араб время от времени навещает нас», — твердит она. Как тот джин из твоей сказки… «По ночам он пересекает границу и приходит сюда»… Глупая фантазия! Знаете, я решил переехать в Беэр-Шеву [4] . Пэре! Пэре! — стал он звать собаку. — Пэре!
4
Беэр-Шева — крупнейший город Негева — южной, пустынной части Израиля.