Рассказы Ника Адамса
Шрифт:
— Не знаю. Наверное, тот участок принадлежал какому-то человеку, который не хотел его продавать. Они вырубили все вокруг, но нетронутый участок остался, и дороги к нему нет.
— Но почему люди не могут добраться туда по реке? Река же должна откуда-то течь?
Они решили отдохнуть, прежде чем отправиться к первому завалу, и Ник с удовольствием ей все объяснял.
— Видишь ли, малышка, река пересекает главную дорогу, по которой мы шли, и течет по земле фермера. Фермер огородил эту землю для пастбища и гоняет оттуда людей, которые хотят ловить рыбу. Поэтому они останавливаются у моста. А на другом берегу реки, на участке напротив пастбища и его
Первый завал и второй, почище первого, остались позади. Ник множество раз залезал на бревна, — некоторые громоздились выше его головы, другие доходили только до пояса — брал винтовку, клал на ствол, подтягивал сестру, помогал ей спуститься вниз на другую сторону, или сам спускался первым, брал винтовку и помогал спуститься сестре. Они перелезали или обходили огромные кучи веток, на завалах нещадно палило солнце, пыльца амброзии и иван-чая тонкой пылью осаждалась на волосы девочки, заставляя ее чихать.
— Чертовы завалы, — сказала она, повернувшись к Нику.
Они отдыхали, усевшись на поваленном голом стволе, срубленном, ободранном и оставленном лежать корьевщиками. Ствол покрывал слой серой гнили, как и все здесь стволы, пни и ветви. На этом сером фоне яркими выглядели только буйные заросли сорных трав.
— Это последний завал, — успокоил ее Ник.
— Я их ненавижу. И эти сорняки — будто цветы на заброшенном кладбище.
— Ты видишь, почему я не хотел и пытаться пройти здесь в темноте.
— У нас бы и не вышло.
— Да. Зато никто не станет преследовать нас через эти завалы. А теперь мы выйдем отсюда в хорошую часть леса.
От солнцепека на завалах они спрятались в тени высоких деревьев. Завалы поднимались на гребень, спускались с него, после чего уступали место лесу. Теперь они шли по коричневой подстилке из опавшей хвои, которая пружинила у них под ногами. Не было ни кустов, ни подроста между толстенными стволами, а самые нижние ветки росли на высоте не ниже шестидесяти футов. В тени царила прохлада, а в верхушках деревьев шумел ветер. Солнечные лучи не пробивали их плотные кроны, и Ник знал, они смогут это сделать только около полудня, когда солнце окажется над ними. Сестра взяла его за руку и шагала рядом, чуть ли не прижавшись.
— Я не боюсь, Ники. Но ощущения какие-то странные.
— У меня тоже, — ответил Ник. — Всегда.
— Я никогда не бывала в таком лесу.
— Это единственный участок девственного леса.
— Нам долго идти по нему?
— Достаточно.
— Я бы испугалась, если б была одна.
— Он, и правда, вызывает какие-то странные ощущения. Но я не боюсь.
— Я об этом и сказала.
— Знаю. Возможно, мы так говорим, потому что боимся все же.
— Нет. Я не боюсь, потому что ты рядом. Хотя знаю, что одна бы боялась. Ты никогда ни с кем сюда не приходил?
— Нет. Всегда один.
— И ты не боялся?
— Нет. Но всегда чувствовал себя как-то странно.
Как вроде бы должен был чувствовать себя в церкви.— Ники, место, где мы собираемся жить, не такое величественное, как это?
— Нет. Не волнуйся. Там весело. Тебе понравится, малышка. Тебе там будет хорошо. Это такой лес, каким он был в стародавние времена. Это как последняя хорошая страна, которая еще осталась. Никто и никогда не доберется сюда.
— Я люблю стародавние дни. Но я не хочу, чтобы все было так величественно.
— Не все тогда было величественно. Но сосновые леса были.
— Гулять здесь так здорово. Я думала, что гулять среди сосен за нашим домом просто чудесно, но здесь еще лучше. Ники, ты веришь в Бога? Можешь не отвечать, если не хочешь.
— Я не знаю.
— Ладно. Можешь не говорить. Но ты не будешь возражать, если перед сном я помолюсь?
— Нет. Я напомню тебе, если ты забудешь.
— Спасибо. Потому что в таком лесу я вдруг чувствую себя жутко религиозной.
— Вот почему кафедральные соборы строят похожими на этот лес.
— Ты никогда не видел кафедрального собора, да?
— Не видел. Но я читал о них и могу их себе представить. И это лучший кафедральный собор, который у нас здесь есть.
— Ты думаешь, мы когда-нибудь сможем поехать в Европу и увидеть кафедральные соборы?
— Конечно, сможем. Но сначала мне надо выпутаться из этой передряги и научиться зарабатывать деньги.
— Ты думаешь, что сможешь зарабатывать деньги писательством?
— Если у меня будет получаться.
— Может, у тебя получится, если ты будешь писать что-нибудь более веселое? Наша мать говорит, что все написанное тобой слишком мрачно.
— Это слишком мрачно для «Сент-Николаса», [15] — ответил Ник. — Мне этого не говорят, но им не нравится то, что я пишу.
— Но «Сент-Николас» — наш любимый журнал.
— Знаю, — кивнул Ник. — Но для них я уж слишком мрачный. И при этом еще совсем не взрослый.
15
«Сент-Николас мэгэзин/St. Nicholas Magazine» — популярный американский детский журнал, выходивший с 1873 по 1940 гг.
— Когда мужчина становится взрослым? Когда женится?
— Нет. Пока ты не взрослый, тебя отправляют в исправительную школу, а как только становишься взрослым, сажают в тюрьму.
— Я рада, что ты еще не взрослый.
— Они никуда меня не пошлют, — ответил Ник. — И давай не говорить о мрачном, даже если я пишу мрачно.
— Я не думаю, что это мрачно.
— Знаю. Но все остальные так думают.
— Попытаемся стать чуть веселее, Ники, — предложила сестра. — Этот лес делает нас чересчур серьезными.
— Мы скоро выйдем из него, — пообещал ей Ник, — и тогда ты увидишь, где мы будем жить. Ты голодна, малышка?
— Немного.
— Понятное дело. Тогда съедим по яблоку.
Они спускались вниз по длинному склону, когда увидели впереди солнечный свет, пробивающийся между стволами деревьев. Здесь, у края леса, росли зимолюбка и митчелла, появилась трава. Между толстыми стволами проглядывал и луг, который спускался к белым березам, растущим вдоль речки. За речкой и линией берез тянулось темно-зеленое болото, уходящее к далеким темно-синим холмам. Между болотом и холмами находился залив озера, но увидеть его они не могли, только чувствовали, что он там.