Рассказы о Привидениях Антиквария – Собирателя Древних Книг. Бледный Призрак и Прочая Нежить
Шрифт:
Видение, которое посетило Паркинса, было настоящим кошмаром. Он понял, что не в состоянии избавиться от образа, который сам по себе возникает у него в сознании. После того, как он открывал глаза – образ тут же исчезал, но стоило ему опять их закрыть, он возникал снова, и опять начиналось всё сначала, картинки меняли одна другую, не быстрей и не медленней, чем в прошлый раз. А видел он вот что:
Бесконечная полоса берега, – галька, переходящая в песок, в которую через короткие промежутки были вкопаны черные волнорезы, уходящие в море, – картина, настолько напоминающая ту, которую ему довелось видеть сегодня после обеда, что если бы не полное отсутствие каких-либо знакомых примет, то он бы сказал – это было именно то самое место. Свет тусклый, и от этого возникает впечатление, что надвигается шторм, похоже на поздний зимний вечер, и идет промозглый моросящий дождь. На этой унылой сцене не видно никого. Вдруг, вдалеке, начинает маячить, как бы подпрыгивая, какой-то странный черный объект, через секунду он уже смог в нем различить фигуру человека, бегущего, прыгающего, цепляющегося за волнорезы и карабкающегося через них, и при этом, то и дело,
До сих пор не было видно ничего, что могло бы довести до такой паники беглеца. Правда, где-то далеко на берегу, появилось какое-то светлое пятнышко, которое мерцало и двигалось весьма стремительно, рывками, попеременно, вперед и назад. Оно, неожиданно приблизившись, стало похоже на смутный силуэт человеческой фигуры в тусклом свисающем одеянии, трепещущем на ветру. Что-то было в этом существе, из-за чего Паркинсу весьма не хотелось видеть его вблизи. Оно остановилось, подняло вверх свои руки, склонило голову к песчаному пляжу, а затем понеслось через весь пляж по направлению к кромке моря, и обратно. После чего, оно взмыло вверх, а потом опять кинулось вперед с неимоверной скоростью. Через какое-то мгновение оно уже парило всего лишь в нескольких ярдах от того самого волнореза, за которым спрятался несчастный, то беря немного левее, то правее. После двух или трех бесплодных попыток настичь свою жертву, кидаясь то в одну сторону, то в другую, оно остановилось и замерло, вскинув вверх свои руки, после чего, собравши все свои силы, бросилось на тот самый волнорез.
Паркинс, уже не мог держать глаза закрытыми. Опасаясь за то, как бы у него нее начались проблемы со зрением, голова перестала работать как надо, и, упрекая себя за чрезмерное курение, да еще из-за сотни других причин, он, в конце концов, решил зажечь свечу, достать книгу и провести остаток ночи без сна. Посчитав, что так будет гораздо лучше, чем позволить мучать себя одним и тем же повторяющимся видением, которое было вызвано не чем иным, как впечатлениями от сегодняшней прогулки и игрой больного воображения.
Чиркающее движение спички о коробок и яркая вспышка, по всей вероятности, сильно напугали ночных обитателей – крыс и им подобных, которые, с ужасным шуршанием начали суетливо метаться по полу за его кроватью. О, Боже! Спичка прогорела! Ну, не дурак ли я! Вторая спичка вспыхнула еще ярче прежней, он тут же зажег свечу и достал книгу, за сосредоточенным чтением которой он провел ночь до тех пор, пока сон, способный восстановить силы, не одолел его, да и то, ненадолго. Наверное, в первый раз в своей жизни (в которой всё было размерено и рассчитано до мелочей), он забыл погасить свечу. И когда на следующее утро в восемь часов утра его разбудили, на столе еще мерцал, догорая, огрызок фитиля в подсвечнике, а на поверхности маленького столика появилось растекшееся темное пятно запекшегося воска.
После завтрака он был в своей комнате и приводил в порядок свой костюм для гольфа, – судьба опять распорядилась так, что и в этот раз его партнером по игре был полковник, – когда зашла одна из горничных.
– Сэр, извините за беспокойство, – сказала она, – не желаете ли вы еще одно одеяло для вашей кровати?
– Ага! Спасибо, – ответил Паркинс. – Конечно, я думаю, еще одно как раз не помешает. Похоже, становится прохладней.
Через минуту горничная уже вернулась, неся с собой одеяло.
– На какую постель мне его положить, сэр? – спросила она.
– Что? Да вот на эту, на которой я спал прошлую ночь – сказал он, указывая на свою кровать.
– Прошу прощения, сэр, но, похоже, что вы спали на обеих; по крайней мере, я точно помню, что накануне утром мы их все заправляли.
– Неужели? Да это же нелепость какая-то! – ответил Паркинс. – Я абсолютно уверен в том, что не прикасался к другой постели, разве только положил на неё кое-что из своих вещей. Она, по-вашему, действительно выглядит так, как будто на ней кто-то спал?
– О, да, сэр! – ответила девушка. – Она вся измята и, если вы мне позволите, сэр, – она выглядит так, как будто кто-то всю ночь на ней ворочался и провел очень беспокойную ночь.
– Вот тебе, и на, – произнес Паркинс. – Пожалуй, я это мог сделать, когда распаковывал вещи. Прошу меня извинить за то, что причинил вам дополнительные хлопоты. Кстати, я жду своего друга, который должен сюда приехать, – джентльмен из Кембриджа, – он хочет остановиться здесь денька на два. Я надеюсь, ваш хозяин не будет против этого возражать?
– Нет, нет, сэр, – пожалуйста, пусть приезжает. Никто не будет возражать, я в этом просто уверена, – ответила горничная, и, хихикнув тихонько, украдкой, ушла сплетничать о странном инциденте с другими горничными.
Паркинс твердо решил улучшить свою технику игры в гольф.
С гордостью скажу, он настолько преуспел в этом, что полковник, который роптал и ворчал из-за неизбежной перспективы играть с ним второй раз, по мере того, как их утренняя партия набирала обороты, становился гораздо словоохотливее. Причем, его голос громыхал по всей равнине, как сказал один из наших поэтов, – «подобно басам органа в башне
монастыря».– Странный ветер был вчера ночью – сказал полковник, У нас поговаривают по такому случаю, что кто-то его насвистел.
– Вы, серьезно! – ответил Паркинс. – А что, существуют какие-то суеверия и приметы этого, которые до сих пор еще живут в ваших краях?
– Не знаю, как там насчет суеверий, – сказал полковник. – Но в это верят и во всей Дании, и в Норвегии, и на Йоркширском побережье [134] ; и я считаю, что-то в этом есть, знаете ли, поэтому народ в это и верит, и рассказывает об этом своему подрастающему поколению. Теперь ваша очередь (вполне вероятно: читатель, который знаком с правилами игры в гольф, может представить соответствующее развитие игры через соответствующие промежутки).
134
Йоркшир (Yorkshire) – историческое графство в Северной Англии, не только самое большое, но и самое английское из всех английских графств: от холмов, лугов и цветущих садов местных жителей до умиротворённых классических английских окрестностей. Многие из тех, кто родились и выросли в Йоркшире, злорадно издеваются над предрассудками южан, занимая позицию, точно такую же, как техасцы и австралийцы, которые считают, что всё, что происходит не у них, вообще не следует принимать во внимание.
Дело в том, что Йоркшир имеет здесь все преимущества, так как его самые яркие характеристики – от диалекта до ландшафта – уходят корнями в долгую историю поселений, изобретений и независимости, и это всё ещё является источником их гордости. Здесь есть акры округлых долин, национальных парков на холмах и отличного побережья, испещрённые названиями мест, пришедшими от викингов, средневековыми аббатствами, обозначенными местами боёв во время Гражданской войны и сельскими домами аристократов и промышленников.
Что касается других предметов гордости Йоркшира (пиво лучше, воздух чище, люди доброжелательнее, чем «на юге», и так далее), то вы можете составить об этом своё собственное мнение. Йоркшир раньше был поделён на три графства, или «Райдинга» (Север, Восток и Запад), что по-древнескандинавски означало «три части», которые грубо соответствуют современному делению на Северный (North), Восточный (East) и Западный (West) Йоркшир, плюс Южный (South) Йоркшир, который примыкает к Пик-Дистрикт и Восточному Мидлендсу.
После того как они снова вернулись к разговору, Паркинс, с некоторой нерешительностью сказал:
– Кстати, о том, что вы сейчас говорили, полковник, я считаю, у меня есть все основания утверждать, что мои собственные взгляды на это явление незыблемы и непоколебимы. Я в действительности абсолютно убежден в том, что ничего такого, что называют «сверхъестественным», не существует и в помине.
– Что! – сказал полковник, – неужели вы собираетесь мне сказать, что не верите ни в ясновидение, ни в привидений, ни во что?
– Ни во что подобное я не верю, – твердо ответил Паркинс.
– Ну, что ж, – ответил полковник, – в таком случае, я могу сказать, сэр, что вы не многим лучше саддукеев. [135]
Паркинс уже собирался ответить. Насколько он помнил, саддукеи были наиболее разумными из всех, о ком он читал в Ветхом Завете, но тут он почувствовал некоторую неуверенность от того, что в Библии они упоминаются довольно часто и, поэтому предпочел отделаться легким смешком.
135
Саддукеи – название одной из трёх древнееврейских религиозно-философских школ, возникших в эпоху расцвета династии Маккавеев (ок. 150 г. до н. э.) и просуществовавших вплоть до разрушения иудейского государства римлянами (70 г. н. э.).
Эти три направления – саддукеи, фарисеи и ессеи – в основных чертах своих всецело выросли на почве учения Моисея и представляли лишь продукт различного отношения к способу применения его в жизни; но Иосиф Флавий, с целью сделать понимание еврейских сект доступным для своих нееврейских читателей, сравнивает, на основании некоторого внешнего сходства, саддукеев с эпикурейцами, фарисеев – состоиками, ессеев – с пифагорейцами.
Так как ессеи, согласно своему учению, устранялись от всякого участия в политической жизни народа, то борьба между остальными двумя школами и резкая противоположность в их взглядах и стремлениях составляет главное содержание исторической жизни еврейского народа за указанный период времени и, в известном отношении, отразилась и на дальнейшей судьбе иудаизма[1].
В перечне 80-ти христианских ересей «Панарионе» (ок. 378 года) саддукеи на 14-м месте и первые среди семи иудейских еретических, с точки зрения христианства, сект.
В отличие от фарисеев, религиозные воззрения которых в значительной степени сохранились в талмудической литературе, саддукеи, как школа, никаких письменных памятников после себя не оставили; тем не менее мы обладаем некоторыми сведениями о них, благодаря тем фрагментарным сообщениям, которые имеются о саддукеях у Флавия и в Талмуде. В общем, эти сведения согласны между собой и вполне подтверждаются книгами Нового Завета.
Согласно одному довольно позднему талмудическому источнику, школа саддукеев названа была так будто бы по имени своего основателя, некоего Садока, ученика известного мудреца Антигона Сохейского (IV–III века до н. э.). Последний, между прочим, учил: не будьте как рабы, служащие своему господину в расчёте получить за то вознаграждение, а будьте как рабы, служащие своему господину (из любви) без всяких расчётов на вознаграждение. Садок будто бы понял слова учителя в том смысле, что никакое вознаграждение не ожидает человека за гробом и что, следовательно, человеку следует заботиться лишь о своём земном благополучии, как это и делали саддукеи, которые все отличались своим богатством и роскошным образом жизни.