Рассказы о русском подвиге

— Раненым?! Да куда им сало? Да им помирать пора!

— Бесстыжая душа твоя! — заревел Суворов и потянулся за плеткой.

Понял Прошка, что дело может дурным кончиться. Подхватил сало и помчался

к санитарной палатке.

На следующий день солдаты повстречали Прошку.

— Ну, как сало? — спрашивают. — Ел ли фельдмаршал? Что говорил?

Только Прошка собрался открыть рот, а тут рядом появился Суворов.

— Детушки! — произнес. — Богатыри! Отменное сало. С детства не едал такого.

Стариковское вам спасибо! — и низко поклонился солдатам.

У Прошки от удивления глаза на лоб. А солдаты заулыбались, отдали

фельдмаршалу честь, повернулись и направились к себе в роту.

— Понравилось, — перешептывались они по пути. — Вон как благодарил.

Сало — оно такая вещь, что и фельдмаршалу не помешает.

«ВИЖУ!»

Закончив арьергардный бой с противником и подобрав раненых, рота капитана

Лукова догоняла своих.

Идут солдаты по узкой тропе над самым обрывом пропасти, растянулись почти

на версту.

— Не отставай, не отставай! — кричит Луков. — Раненых вперед!

Перетащили раненых.

Прошла рота версты две. Стемнело. Задул ветер. Начался снег. Взыграла,

закружила метель.

Идут солдаты час, идут два, идут три. Всматривается капитан Луков вперед —

не видать ли походных костров. Кругом кромешная темнота. Слепит вьюга глаза.

Треплет упругий ветер солдатские сюртуки и накидки, задувает снежные иглы

под воротники и рубахи, морозит руки и лица. Идут, спотыкаются, скользят в

темноте солдаты. С трудом передвигают одеревеневшие ноги. Все тише и тише

солдатский шаг.

— Не отставай! Не отставай! — кричит Луков.

Прошел еще час. И вот уже кончились силы солдатские. Остановились. Хоть

убей — не пойдем дальше! Повалились солдаты на камни.

— Вперед! Вперед! — надрывает голос Луков.

Да только нет такой силы, чтобы снова подняла солдатские ноги в поход.

Изнемог Луков, посмотрел еще раз в темноту — не видно костров, опустился и сам

на камни. И вдруг:

— Вижу! Вижу!

Встрепенулся капитан. Встрепенулись солдаты. Смотрят: с носилок привстал

раненый солдат Иван Кожин и тычет рукой вперед.

— Видит! Видит! — понеслось по цепи.

И откуда только сила взялась. Повскакали солдаты с камней. Подхватили

ружья — и снова в дорогу. Повеселели солдаты. Ай да Кожин. Ай да глазастый!

Прошли солдаты с версту. Только что-то огней не видно. Те, что поближе к

Кожину, стали шуметь:

— Где твои костры? Соврал!

— Вижу! Вижу! — по-прежнему кричит Кожин и тычет пальцем вперед.

Всматриваются солдаты — ничего не видят. Не видят, а все же идут. Кто его

знает, может, и вправду Кожин такой глазастый.

Прошли еще около версты. А все же костров не видно. И снова стали роптать

солдаты:

— Не пойдем дальше!

— Не верьте ему!

— Братцы! — кричит Кожин. — Вижу. Ей-богу, вижу! Теперь уже совсем

недалеко. Теперь рядом. Вон как полыхают, — и снова тычет пальцем вперед.

Бранятся, ропщут солдаты, а все же идут.

Тропа огибала какой-то выступ. Завернули солдаты за скалу и вдруг внизу,

совсем рядом, сквозь метель и непогоду и впрямь заблестели огни.

Остановились солдаты, не верят своим глазам.

— Видишь? — переспрашивают друг у друга.

— Вижу!

— Ай да Кожин. Ай да молодец. Ай да глазастый! — кричат солдаты. — Ура

Кожину!

Сорвались солдаты с мест и рысцой вниз к кострам, к теплу. Притащили и

носилки с Иваном.

— К огню его, к огню, — кричат. — Пусть отогревается. Заслужил! Всех

выручил!

Осветило пламя Иваново лицо. Глянули солдаты и замерли. Лицо обожжено.

Брови спалены. А на месте глаз...

— Братцы, да он же слепой! — прошептал кто-то.

Смотрят солдаты. Там, где глаза, у Кожина пусто. Выбило вчера в

арьергардном бою французской гранатой глаза солдатские.

«РАЗРЕШИТЕ ПОСТРАДАТЬ...»

Преодолели герои горы. Впереди открылась долина. Сгрудились солдаты на

скалах, смотрят вниз. Там, внизу, долгожданный конец похода.

— Ура! — закричали солдаты.

Однако рано радовались герои. Оборвалась у самых солдатских ног козья

тропа. Подойдешь к краю обрыва — голова кружится. Выделил Суворов отряды.

Облазили те округу — нет спуска в долину.

Задумался Суворов, собрал генералов и офицеров на военный совет. А солдаты

остались над пропастью и тоже решают.

— Надо назад, — говорит один.

— Куда же тебе назад? — возражает второй. — Надо вперед.

— Ну, а куда вперед?

Солдат задумался.

— Туда, — показал пальцем в долину.

— «Туда»! — передразнили его товарищи. — Это и без тебя ясно. Только как

же туда?

— Надо подумать.

— Братцы, — вдруг произнес плечистый парень из апшеронцев, — а что, ежели...

Солдаты повернулись к нему.

— У нас в деревне, — стал вспоминать парень, — ого-го какая круча была, так

мы, бывало, ребятами с той кручи на чем сидишь съезжали.

— Тьфу! — сплюнул с досады какой-то усач. — «На чем сидишь»! Да тут от

тебя и мокрого места не останется...

— Тут как богу будет угодно, — перебил его сосед. — Поди, все же правду

говорит парень. Ну, ежели не сидя, так лежа, может, и получится.

— Можно и лежа, — соглашается парень.

И снова заспорили солдаты. Одни за то, что получится, другие — что в этом

деле верная гибель.

— Эхма! — вздохнул парень. — Была не была! — Скинул шапку, бросил о

камни. — Разрешите, — говорит, — пострадать за православный народ.

Перекрестился парень, ружье под мышку — и к пропасти. Лег на спину.