Рассказы о русском подвиге

такое?! Пустое село. Осмотрели избы, сараи, овины — ни единого жителя. Ушли

крестьяне целыми семьями в лес.

Разразились французы страшенной бранью. Уж и так и этак поносят крестьян.

Однако что же тут делать: не нести же самим хлеб и соль императору?

Сели они на коней. Едут лесной дорогой. Вдруг метнулись в испуге лошади.

Грянули выстрелы. Полосанула из леса дробь: крестьянская хлеб-соль.

БУРГУНДСКОЕ

Против Наполеона сражалось тридцать казачьих полков. Приметны лихие

казаки. Синие куртки, штаны с огневыми лампасами. Черная шапка с белым

султаном. Пика, ружье. Конь боевой. Характер бедовый. Казацкая челка бугром

торчит.

Боялись донских казаков французы. Увидят казацкие пики, услышат казацкие

гики — сторонятся. Боялись французы. А вот лейтенант граф де ла Бийянкур не

боялся.

— Хотите, я вам казака пригоню живого? — заявил он товарищам.

Усмехнулись французы.

Знают кавалерийские офицеры, что лейтенант вояка неробкий. Однако такое,

чтоб в плен, да живого...

— Не верите? — обижается лейтенант. — Вот честь вам моя дворянская. Вот

слово вам графское. Хотите пари?

Заключили они пари. На ящик вина бургундского.

И вот лейтенанту представился случай. Смотрят французы: едет казак по полю.

Едет себе, не торопится. Трубку табаком набивает.

Душа, добрый конь,

Эх, и душа, до-обрый конь! —

плывет казачий напев над полем.

Вшпорил де ла Бийянкур коня, бросился казаку наперерез. Скачет, саблей до

срока машет: руку свою проверяет.

Увидел казак француза, развернулся ему навстречу. Трубку за пояс, песню в

карман, пику немедля к бою.

Подскакал лейтенант и прямо с ходу, привстав в стременах, саблей стук по

казацкой пике. Разлетелась на части пика. Лишь древко в хозяйских руках

осталось.

Не готов был казак к такому. Не о пике думал, голову оберегал. Удачен

маневр лейтенантский: обезоружен казак.

— Сдавайся, сдавайся! — кричит де ла Бийянкур. И снова саблю свою

заносит.

Понял казак, что дело с таким непросто. Отпрянул поспешно он в сторону.

Смотрит, чем же с врагом сразиться. Ружье за плечом — сейчас не дотянешься,

нагайка висит у пояса. Схватил нагайку казак.

Съехались снова они. Острая сабля в руках француза. Простая нагайка в

казацких руках.

— Сдавайся! — кричит лейтенант.

— Сейчас, ваше благородие, — процедил сквозь зубы казак. Вскинул нагайку,

в седле подался, по руке офицера хвать.

Вскрикнул француз. Разжалась рука. Выпал острый клинок на землю.

Присвистнул казак, привстал в стременах и начал хлестать француза. Бьет,

приговаривает:

— Вот так-то, твое благородие... Вот так-то. А ну-ка, бочком повернись. Вот

так-то. А ну-ка еще... Эх, главное место жаль под седлом укрыто!..

Видят французские офицеры, что их товарищ попал в беду. Помчались на

помощь. Не растерялся казак. Схватил де ла Бийянкура за ворот мундира,

перекинул к себе на седло, пришпорил коня и помчался к ближайшему лесу.

Опоздали французы. Скрылся казак в лесу. А лес для русского — дом родной.

Как огня, боятся французы русского леса.

Остановились они, сожалеючи смотрят вслед.

— Э-эх, ни за что пропал лейтенант. Уехало наше бургундское.

БЕССТЫДСТВО

Лейб-гвардии его величества казачий полк шел в арьергарде барклаевских

войск. Каждый день у казаков с неприятелем то большие, то малые стычки.

Привыкли гвардейцы к опасной жизни. Каждый лезет вперед, норовит проявить

геройство.

Под городом Витебском казаки созоровали.

Казачий полк стоял на одном берегу Двины. На другом, высоком,

расположились лагерем французские кирасиры. Заметили гвардейцы у берега сторожевой

пост неприятеля. Руки чешутся. Кровь играет. Вот бы кого побить. Только как же

к врагам подкрасться? За версту все видит французский пост. И вот собралось

человек десять. Расседлали они коней, разделись, взяли пики, ступили в воду,

оттолкнулись от берега.

Казаки не без хитрости. Плывут так, что еле-еле чубы из воды виднеются. За

гривы лошадиные держатся. За шеи лошадиные прячутся.

Глянешь с противоположного берега: плывет табун расседланных лошадей —

видать, от своих отбился.

Смотрят французы, довольны. Спустились они к реке. Поджидают живой

гостинец.

Подплыли гвардейцы к чужому берегу. Почуяли землю. Вскочили. Схватили

пики, перебили французский пост.

Расхрабрились совсем казаки. Мало им, что побили пост, решили ворваться

к французам в лагерь.

Прыгнули на лошадей. Гикнули. Свистнули. Пики вперед: уступай молодцам

дорогу.

Обомлели французы: что за чудо — голые всадники. Пронеслись казаки по

лагерю, поработали пиками, развернули коней — и назад.

Скачут, смеются:

— Я память двоим оставил.

— Мы с Гаврей троих прикончили.

— Я офицера, кажись, пырнул.

Весело озорникам. Только рано они смеялись. Поднялся по тревоге кирасирский

полк. Помчались французы вдогонку. Зашли слева, справа. Погнали казаков на

камни к крутому, словно стена, обрыву Двины.

Подскакали лейб-казаки к обрыву, придержали коней:

— Братцы, стена!

А кирасиры все ближе и ближе.

— Н-да, плохи наши дела.

А кирасиры все ближе и ближе.

Вот уже взлетели в небо тяжелые кирасирские палаши.

— Эх, погибать, так со славою! — выкрикнул кто-то.

Похлопал казак скакуна по гриве:

— Спасай, выручай, родимый!

Взвился конь на дыбы. Метнулся, заржал — ив воду с обрыва.

Следом бросились остальные.

Дружна с удальцами удача. Никто не побился. Переплыли гвардейцы Двину.