Рассказы по циклам и не очень

– Совершенно верно, Вячеслав и Андрей. Не передумали?

– Нет-нет – Валентина Дмитриевна промокнула глаза платочком. – Идемте. Это совершенно невыносимо!

Она открыла дверь в подъезд электронным ключом, вошла в холл и вызвала лифт, продолжа торопливо говорить.

– Вы – моя последняя надежда! Мне рекомендовали Любовь Леонидовну как настоящую кудесницу… У моей подруги случилась схожая беда, врачи опустили руки, официальные органы сказали, что ничего не могут поделать. Ну все как всегда! Никогда от милиции помощи не дождешься, когда она нужна! Пришлось искать самой. Надеюсь, хотя бы вы что-то сделаете, потому что больше мне надеяться не на кого.

– Не волнуйтесь, Валентина Дмитриевна – бессвязную речь Стас выслушал с добрым, участливым лицом. – Пока что у нас осечек не было. Вера сейчас точно дома?

– Да – всхлипнула женщина. – Неделю на улицу не выходила.

– Ну-ну, не расстраивайтесь. Скоро все закончится.

Лифт остановился, короткая заминка на поиск ключей, и мы наконец-то вошли в квартиру. Обычная двушка, правда, дорого и со вкусом обставленная, в комнате побольше на диване сидит худющая девушка со злыми глазами. Зашибись, а во что она одета? Что за балахон? Только присмотревшись, понял – это платье, одетое поверх джинс. Просто изначально оно предназначалось для кого-то более крупного, размеров этак на десять, и потому сейчас было опоясано яркими цветастыми платками.

– Здравствуйте, Вера – улыбался Стас по-прежнему вежливо, глазом при виде объекта не моргнул. Впрочем, картина привычная… - Как вы себя чувствуете?

Девушка вытянула шею, становясь похожей на оскалившуюся собаку.

– Хорошо со мной все! Слышите! Проваливайте! Хорошо!

– Ну, раз хорошо, тогда мы пойдем – покладисто согласился Стас. – Только для начала… Хоп!

Легким движением руки он извлек из кармана пакетик, из пакетика – тряпочку, а тряпочку прижал к лицу Веры, причем проделал все операции за считанные секунды. В комнате резко запахло хлороформом, и я невольно разогнал воздух перед носом. Девушка дернула ногами, попыталась схватилась за Стаса, царапая ему запястья, но – бесполезно. Держал он крепко.

– Приготовьте, пожалуйста, вещи для дочери. И мы одну занавеску возьмем – выглянув в коридор, уведомил я плачущую родительницу. – Так комфортнее везти.

– Берите, что хотите.

Мир настороженно присматривался ко мне, отказываясь приближаться. Дома, впадая в транс, можно поговорить с планетой, пожаловаться, спросить, чего ожидать в скором будущем… Далеко не всегда ответ был понятен, но он был, здесь же – словно густая пелена отгородила от реальности, этакая темная взвесь с глядящими из нее внимательными холодными глазами. Что ж, ничего удивительного! Уходит не одно поколение, прежде чем мир принимает чужаков.

– Это чего ты такое делаешь?

Я вздрогнула, выбираясь из транса. Непростительная беспечность! А если бы враг?

– Это йога, да? Моего Лешки первая жена ей занималась.

Дом Васильевны стоял недалеко от нашего, так что в появлении ее нет ничего необычного. Милая женщина, любопытная и оттого слегка назойливая. Основным ее достоинством мне казалась готовность поговорить, слабо структурированная информация на бытовые темы лилась потоком, в котором иногда попадались настоящие жемчужины. Ничего не хочу сказать плохого насчет метода обучения, предложенного Сергеем, однако за описанием глобальных явлений он часто терял мелкие, нужные сию минуту вещи.

Про йогу я слышала, и потому согласилась – да, чем-то похоже.

– Серега-то в Питер свалил?

– Небольшая халтура.

Меня поражает их язык. Вроде бы простой и легкий в изучении, ничего похожего на наши времена «только что закончившееся прошлое», «недавнее прошлое», «старшее прошлое», «давнее прошлое» и «древность». Тем не менее, довольно скудный набор искупается образностью и огромной вариативностью выражения мысли. Например, слово «халтура» одновременно означает короткий неосновной заработок и работу, выполненную некачественно. Весьма символично.

– Дело хорошее – согласилась Васильевна, устраиваясь на скамеечке. – Лишняя копейка семье не повредит. Опять же, Серега нонеча непьющий, стало быть в дело пойдет. Ты-то сама как, на заработки уезжать не собираешься?

Местные пребывают в святой уверенности, что мужа я брошу. Это раздражает.

– Работать я могу и здесь. Писать статьи, посылать их в редакцию через интернет.

– Да о чем писать-то – махнула рукой бабушка. – Что тута делается-то?

– Читающей публике интересно, как живут люди в России – ответила я. Тему мы обсуждали, прорабатывая «легенду», так что говорила уверенно. – Сейчас все, связанное с Россией, популярно. Но если политических обзоров много, то быт не описан совсем. Обычная жизнь простых людей, таких, как вы.

– Я? – Васильевна выпрямилась и потуже стянула на груди платок. – Это ты про меня, что ли, писать станешь? В газету?

– Про вас тоже.

Кажется, я сказала что-то не то.

Ехать пришлось долго, не один час, да еще и дорога чудовищная. Отвратительного качества асфальт сменился столь же жуткой грунтовкой, построенной во времена незабвенного Леонида Ильича и с тех пор ни разу не ремонтированной, а мы все ехали, прыгали, чертыхались… Все-таки крепкие внедорожники японцы делают, этого у них не отнять. Правда, говорят, сейчас наши собираются выпускать «Тигр» в гражданском варианте, но сколько он будет стоить и когда его смогут приобретать частники? Обсудили, пришли к выводу, что не скоро.

Пленница малость оклемалась, с ужасом осмотрела салон, зеленую морду вашего покорного слуги, попробовала закатить истерику, получила щелбан и затихла. Поздно трепыхаться, милая. Приедем на место, там объяснят, с какой стати родная мать тебя в руки чужих дядей сдала. То есть дядей и тети, причем тетя – главная.

Конечной остановкой нашего путешествия стала заброшенная деревня Глубокое, чье название намекает на долгую и самобытную историю. Народу здесь никогда много не было, в лучшие дни пять дворов стояло. Жил в деревеньке люд тихий, любящий уединение и к любым историческим пертурбациям относящийся индифферентно, одинаково равнодушно относящийся и к закидонам батюшки-царя, и к политике сменивших его генсеков. Однако перестройке удалось то, на чем обломали зубы коллективизация, Война и сытая послевоенная жизнь – молодежь потянулась в город и не желала возвращаться. В результате сейчас в Глубоком жили двое – восьмидесятилетний дед Игнат и Любовь Леонидовна, получившая домик-развалюху в наследство от почившей бабушки.

– Ох ты Господи – встретившая нас женщина всплеснула руками. – Вот напасть! Сереженька, что с тобой?

К такой реакции на обновленную внешность я уже привык, но в данном случае отмазку «выпил что-то не то» лучше не использовать.

– На Карибах водоросль подцепил, когда купался. Вот, никак вывести не могу.

– Ужас какой – впечатлилась Любовь Леонидовна, молитвенно сложив руки перед губами. – Так ты хоть лечишься? Давай я своим позвоню, у них же в медицине знакомых много.

– Да мажусь всяким, но она уж больно глубоко засела. Ждем, пока сама отомрет.