Рассказы

Ладно, хватит жаловаться, берем себя в руки и посмотрим, что мы с этими икс-игреками сотворить можем. Скобка, перенос … Господи, ну за что мне этакое наказание! Все, хватит! Отвоевался я, пущай теперь другие повоюют. А кто у нас поблизости самый умный? Иванов? Ну уж нет, мало того, что у него от настроения зависит, так меня еще и угораздило вчера подшутить над ним, подложив жвачку на стул. Всего-то и делов, а он в крик – хамство, понимаешь; куда мужская солидарность подевалась, и так далее. А солидарность-то тут причем? Ладно, тут пролетаем как фанера над Парижем. Кто еще в очереди желающих? Селезнева отпадает, по ней сразу видно, что сама не прочь списать, только не знает у кого. Хоть бы страдание с лица стерла, а то Биссектриса в момент просечет и тогда все, кранты. А зрение у нее еще то, вон на той неделе – стоило мне сигареты у Игоря перехватить. Так она не только заметила, что именно было, так еще и марку назвала. Снайпер, да и только. Думай, парень, думай, время идет. Н-да, ставить больше не на кого. Это что же получается, на поклон к Комаровой идти? Что угодно, но только не это, хотя … правы были братья-иезуиты, что все средства хороши. То, что она мне всю плешь проест – это точно, но до этого еще дожить надо, а сейчас пропадать ох как не хочется! Пусть кто желает, тот и тонет с гордо реющим флагом, а мы падем в ножки очаровательной леди. Значит, пишем условие … не забыть вот это … что еще? Вроде бы все. А-а, чуть не забыл – джентльмен должен оставаться джентльменом при любых обстоятельствах, поэтому добавим сюда слово “пожалуйста”. Плюс восклицательный знак. Нет, лучше два – намного чувственнее и сразу ясно – гибнет яркая выразительная личность. Заворачиваем и ждем удобного момента. Ну повернись же сюда, уснула, что ли? Нашла время для мечтаний, спящая красавица. Слава Богу! И до чего удачно – Биссектриса как раз к нам спиной. Оп-ля! На месте, теперь можно спокойно перевести дух. Ну, Светик, вся надежда только на тебя, не подведи, милая. Пусть луч победы блеснет на лучших из лучших – the best of the best. Во, блин, не зря английский учил! Ну все, масть пошла, теперь можно спокойно вздохнуть. Останется только успеть перекатать начисто, но это уже мелочи. А Светка молодец – вон как старается, только чернила в разные стороны не летят! Ну, наконец-то! Так, посмотрим, что мы тут, имеем… Что-о?! Да я тебе! Издеваться надо мной вздумала? Я тебе покажу, как фигу рисовать десять минут! Ну, Светка, ну ты и враг! Ох, и поговорю же я с тобой после! Еще и улыбается, дура стоеросовая. А я-то, губу раскатал, хорош гусь. Нет, ну надо было так сделать, нет, чтоб сразу отказать, а тут смотри-ка, фокусы устраивать стала. И ведь было бы за что. Всегда все было ровно, никаких эксцессов, и хотя бы намекнула, где я ей дорогу перешел. Нет, Светик, этого я тебе так просто не оставлю, ты у меня еще попляшешь! Стоп! Вот оно что! Но это ни в какие рамки не лезет. Подумаешь, обещал сходить с ней на дискотеку, а вместо этого пошел с Наташкой из параллельного класса. Стоило из-за такой мелочи так отрываться на мне. Н-да, мстя моя будет страшна и ужасна. Но это потом, а пока надо решать, где ответы добывать, времени осталось почти ничего. Или самому решать? Тогда точно не успеть.

Черт с ней, с этой контрольной, гори она синим пламенем. Вот только с предками как-то объясниться надо будет. Эх, была не была! Закрываем глаза, сосредотачиваемся на чем-нибудь легком и приятном. Мне хорошо … мне очень хорошо … меня ничего не тревожит … Как же не тревожит! А это еще что такое? Вроде минуту назад ничего не было. Гуманитарная помощь что ли? Ого, решение по моему варианту! Ай да молодей я, не успел захотеть, как решение тут как тут! И кто же такой добренький, хотел бы я знать? Но это потом, хотя почерк весьма знакомый. Так, так, так… Все, готово! Уф, от сердца сразу отлегло, и во время уложился, вот-вот звонок задребезжит. И все же, кто это меня облагодетельствовал? Не может быть, чтобы потусторонние силы вмешались. Что-то не слышал я о таком. А вот… ну да! Кроме Светки никто и не знал, что я пропадал. Однако, господа, слов нет. Воистину женщина таинственна и непонятна. Попробуй, пойми их. А ну их, эти проблемы, звонок! Ура! Домой! Отмаялись!

И все-таки, до чего же хорошая штука, жизнь!

История одного заседания

В качестве необходимого вступления.

Данный рассказ представляет собой фундаментальное исследование, монументальный труд, вобравший в себя самое полезное с точки зрения туманной и запутанной науки, каковой является российская юриспруденция. Браться за эту тему – дело, в общем-то, неблагодарное, сродни поиску черной кошки в темной комнате. Особенно зная, что вышеупомянутой кошки в комнате нет и быть не может. Но, пройдя через сотни опусов, созданных многочисленным крапивным семенем, я все же решил рискнуть и на свой страх и риск взглянул сторонним наблюдателем на один единственный процесс и описал его. В конце-концов, если и невежда не стыдится браться за перо, то чем я хуже ? В смысле, взяться за перо, а не в смысле невежды. И хотя данный труд скромен по своим размерам, я смею надеяться, что он действительно вобрал в себя самое главное, что неутомимая российская Фемида наворотила в России. Основным же достоинством его является то, что в нем почти нет фантазии, присущей работникам правоохранительной системы; почти все основано как на личном опыте, так и на опыте контингента нашего совсем не изменившегося со времен царя Гороха ГУЛАГа, который был, есть и будет есть.

Автор.

В качестве необходимого эпиграфа :

«Закон – что дышло, куда повернул – туда и вышло».

( российская тюремная мудрость, почему-то приписываемая народу вообще )

Над стройными рядами пока еще пустых кресел горделиво и напыщенно распахивал свои крылья двуглавый российский орел. С чувством собственного достоинства и нескрываемого презрения, смешанных с неким превосходством, он глядел с высоты своего положения на опаснейшего злоумышленника – Петра Петровича Петрова, среди друзей и знакомых более известного как Петрович. В миру он считался человеком степенным и до недавнего времени даже уважаемым, что с точки зрения настоящего момента могло показаться странным и в некоторой степени опасным, поскольку могло посеять сомнения насчет причастности его к наглому и бесстыдному преступлению. Это с одной стороны. Зато с другой стороны, он нежданно-негаданно приобрел чуть ли не дюжину всяческих титулов и статусов, доселе ему совершенно неизвестных – начиная с подозреваемого и заканчивая подсудимым. Плюс различными определениями, применяемыми людьми, облеченными полномочиями к тем, кто никакими полномочиями и правами не обладает. Доведись Петровичу встретиться с лингвистом, тот бы пояснил ему, что подобная речь носит название нецензурной, но в данный момент такие тонкости Петровича нисколько не интересовали.

Сидя в пустом пока зале, Петрович ощущал смутное беспокойство, хотя временами накатывало чувство некоей гордости. Странно ? Как сказать. В некотором роде, именно ради него, Петровича, соберется сегодня здесь немало уважаемых людей, с неограниченным правом казнить и миловать. И не важно, что последнее случается весьма и весьма редко. При этом, не какие-нибудь там Иванычи, и прочие забулдыги из простонародья, а лица авторитетные, к которым обращаются только по имени-отчеству с видом полного почтения, порой и подобострастия. А еще Петровича приводило в восторг то обстоятельство, что два с лишним года следствия и томительного ожидания суда наконец-то подошли к концу и можно было надеяться на хэппи-энд в лучших традициях Голливуда (что представляется маловероятным), либо российской действительности (как, в общем-то, оказывается сплошь и рядом). И когда все закончится, он наконец отправится домой, где дел накопилось невпроворот – и огород, за которым никто поди не присматривал; и ремонт в квартирке; и долг у соседа забрать, зажилил, паршивец, никак не хочет возвращать; а еще внукам надо бы…

– Встать, суд идет ! – раздается внезапно над самым ухом и Петрович невольно вздрагивает, как вздрагивает любой здравомыслящий гражданин при этих словах. Поскольку Петрович находится здесь впервые, он явно чувствует себя не в своей тарелке. Что совсем не удивительно. У большинства людей именно такая реакция. Я бы назвал это нормальной реакцией всякого мало-мальски здравомыслящего человека на… Ну, Вы понимаете. Это потом, на третий или четвертый раз он будет ощущать себя на скамье подсудимых как у себя дома. А пока… ну, а пока простим ему его невежество. Те, кто прошел через это, поймут его, а кому еще предстоит пройти, смогут представить, что их там ждет.

– Подсудимый, Вы признаете себя виновным ? – бодро начинает судья, стопроцентно уверенный в его виновности.

– Э-э… я того… в смысле…- замешкался от неожиданности и замешательства Петрович. Ему очень стыдно за себя, но он ничего не может с собой поделать.

– Понятно-, с умным видом бросает судья и поглядывает на заседателей. Те согласно кивают несколько раз.

– Понятно, -повторяет судья и замолкает. В глубине души ему все надоело и хочется закончить побыстрее. Но, увы, приходится соблюдать никому не нужные формальности. Кивалы, судя по их виду, чувствуют то же самое, только сказать не могут. Поскольку, как известно, их роль на суде сводится к молчаливому поддакиванию и безоговорочному согласию со всем, что скажет судья, то иного от них и нельзя ожидать.

– А чего же тут понятного ? – вдруг обретает дар речи Петрович. Но к его удивлению столь невинная фраза приводит судью в неописуемую ярость.

– Лишу слова ! – резко командует судбя и делает строгое лицо. Тем не менее, в глубине души он все же доволен, поскольку заседание начинает ему нравиться и, судя по всему, доставит немало удовольствия. К тому же, имеет человек право немного развлечься, или нет ? Во всяком случае, как подумал судья, будет о чем потом рассказать коллегам.

Таким образом, уладив возникшее было недоразумение, суд приступил к основному действию. Наконец-то Петровичу предоставляют право – заметьте, право ! – рассказать свою версию происшествия. Общую картину немного портит тактичное напоминание судьи о том, что изложение событий может произвести на суд самое благоприятное впечатление только в том случае, если рассказ будет сделан в редакции обвинительного заключения. Но Петрович не внимает сему намеку, знай гнет свою линию : что, мол, в тот день он совсем не собирался идти к слесарю Тюлькину, но тот уговорил его, сказав что евона жена Зинка уехала к тетке, а потому они могу спокойно усугубить поллитру, загодя приобретенную в соседнем магазине. Но на их беду тетки дома не оказалось и Зинка вернулась намного раньше, устроив такой гам, что соседи…В этот у судьи лопается терпение, но все же, соблюдая букву закона, он предлагает Петровичу искренне раскаяться.

– Это с каких таких щей я должен каяться неведомо в чем ? – возмущается Петрович. Ему абсолютна чужда логика слуг закона и он полон решимости довести свое повествование до конца. Простим ему наивную простоту – ибо кто из нас нее пытался хотя бы раз в жизни высказаться до конца, желая быть выслушанным и понятым ? Но судья этому чужд и потому делает Петровичу первое предупреждение. Кивалы в приступе коллегиального единодушия согласно кивают в знак поддержки.

– Ну, раз такое дело… - вздыхает Петрович.

– Раз такое дело, - прерывает его судья. – приступим к допросу потерпевшей.

К трибуне медленно подплывает дородная тетка, с красными, словно у кролика, глазами и сразу же начинает хлюпать носом. Несколько минут уходят на потуги вызвать слезу и все это время окружающие терпеливо ждут. Слез не видно, но благоприятный эффект все же достигнут – суд убедился в несправедливости поступка, в котором замешан Петрович. Подан невидимый знак и баба начинает весьма нудное повествование, детально расписывая, как Ниночка, то есть ихняя секретарша, забежала к ней во время обеденного перерыва и и шепнула, что Анна Сергеевна, ну та, что любит покрасоваться в новых шмотках, привезла из Польши сногсшибательную кофточку. И все бы ничего, но эта змея из машбюро…и так далее, и тому подобное. При этом рассказ сопровождался театральными вздохами, хорошо выдержанными паузами, дабы ни у кого не возникло подозрений в неискренности рассказчицы. Битый час ушел на то, чтобы уяснить суть проблем потерпевшей, но к вящему неудовольствию судьи, нисколько не продвинуло заседание вперед. Благо еще, что Петрович весьма далек от этих нюансов. А Петрович был просто до глубины души потрясен, поскольку тетку эту он видел первый раз в своей жизни. И даже на страшном суде он бы с чистой совестью держался своего мнения. Уверенность его была столь велика, что он попытался объяснить сие недоразумение высокому суду. Но грозное государево око реагирует с похвальной быстротой, давя в самом зародыше малейшую попытку воспрепятствовать выяснению истины. А потому выносится вердикт – «суду виднее». Однако в этот момент позабытая было всеми тетка, раздраженная тем, что кульминация ее рассказа может ускользнуть от слушателей, громогласно напоминает о себе деталями победы над зловредной Татьяной Марковной. Судья морщится и предлагает тетке закругляться.

– Вопросы есть ? Вопросов нет.- торопливо произносятся трафаретные слова и дело продвигается еще на один шаг вперед.

– Есть вопрос. – вбивает очередной клин Петрович.

– Но-но-но ! – раздражается судья и грозит пальчиком. – Эдак Вы еще и свободы попросите.

Но Петровича не так-то просто остановить. Он, бедняга, еще не совсем осознал, куда он попал. Видать, он совсем не слышал о пресловутом «внутреннем убеждении», на основании которого выносится подавляющее большинство приговоров в нашей стране.