Рассказы

– Добрый день, отец, - раздается милый, звонкий голосок Эржи. Она ставит корзину на землю и, тяжело дыша обтирает нежный, весь в бисеринках пота, лоб.
– Ну и жарища, чтоб ей пусто было!

Она оглядывает старика, пристроившегося на самом припеке, и вдруг пугается:

– Чего вы не пересядете в тенек? В этаком-то пекле и изжариться недолго!

Старик кашляет и вскидывает на невестку недоверчивый взгляд:

– Неужто и впрямь такая жарища?

– Дышать нечем!..

Дядюшка Михай враз мрачнеет, так что Эржи, запнувшись на полуслове, испуганно лепечет:

– А в чем дело, отец?

Старик пожал плечами:

– Сам не знаю... Что-то все время мороз по коже подирает.

– Мороз по коже?..
– Невестка смотрит на него во все глаза.

– Ага. Как ни кручусь, все зябну. Леший его разберет, что за напасть за такая, - нехотя бурчит старик.

Эржи внимательно приглядывается к свекру. Серый, в лице ни кровинки, исхудал - кожа да кости. Потрясенная его видом, она вскрикивает:

– Отец!

Старик, насупившись, молчит.

– Болит у вас что?..

– Почем я знаю!

– Неужто не чувствуете, где у вас хвороба засела?

– Какая там хвороба!
– недовольно отмахивается старик.
– Старость это...

Помрачневшая Эржи укоризненно качает головой.

– Что бы вам раньше сказать, отец!.. И как давно это с вами?..

– Да-с неделю будет...

– Сегодня же вызовем врача.

– На черта он мне, этот врач, сдался!
– Глаза старика сверкнули.

– Но как же...

– Не приводите сюда никаких врачей, - говорит старик, нетерпеливо махнув рукой.
– Ни к чему это.

Эржи смотрит на свекра, не зная, как быть.

– Пойдемте обедать, - мягко просит она наконец.

– Сей момент, - бормочет дядюшка Михай, насилу поднявшись на ноги. Старческие суставы хрустнули. Дрожа всем телом, согбенный, беспомощный, стоит он перед невесткой. Затем направляется было к дому, но каждый шаг явно дается ему с трудом.

– Вишь, до чего никудышный я стал?
– с несмелой улыбкой обращается он к невестке.

Эржи слов не находит от удивления. Сроду не слыхала она от свекра таких речей. С первого дня только и помнит что грубости, ругательства, проклятия, извечное ворчание, мрачные, ненавидящие взгляды, замкнутое, как у идола, лицо. Какая муха его укусила? Неужто болезнь так меняет человека? И улыбается как-то чудно. Да он и улыбаться-то сроду не улыбался. Никогда не звучал его голос с такой теплотою, никогда прежде не заводил он разговоров о своем самочувствии. Разговора у них вообще никогда не получалось... А сейчас и глаза вон блестят подбадривающе, и на лице не осталось и следа от прежнего сурового выражения.

Сердце Эржи бьется жаркими, беспокойными толчками. Что же приключилось со свекром? Отчего он стоит перед ней в такой странной позе, словно ждет чего?

Дядюшка Михай все продолжает улыбаться.

– Ну... как вы там поживаете?
– дрогнувшим голосом спрашивает он.

И вопросов таких старик не задавал ей сроду.

– Спасибо, - с запинкой вымолвила она, - вроде ничего...

– Имре что поделывает?

– Сейчас жатва идет...

– На этой... общей земле?

– Да.

– Пшеницу убирают?

– Пшеницу.

Старик, неопределенно хмыкнув, обводит взглядом долину, затем опять обращается к невестке:

– Как, наладилось у них хозяйство?

– Наладилось... но пока еще нелегко приходится.

– Эка беда! Любое дело поначалу трудно... Пшеница хорошая уродилась?

– Не сказать чтобы очень хорошая. Засеяли поздновато.

– Да и зима суровая выдалась.

Эржи себя не помня стоит перед стариком...

А дядюшка Михай все не сводит глаз с невестки. До чего славное, приятное лицо у этой молодицы, глаза карие, живые и лоб высокий - знать, умница!.. Пряди волос мягко выбиваются из-под красной косынки.

– Ну а ты как?..

Эржи вспыхивает до корней волос и опускает глаза.

– Спасибо... Я уже на седьмом месяце...

Старик одобрительно кивает и делает невестке знак рукой:

– Неси корзинку в дом, я сейчас приду.

Он выжидает, пока Эржи не скрылась за дверью, а затем со всей поспешностью, на какую способен, направляется к грушевому деревцу.

Все три груши уродились на славу. Желтоватыми наливными бочками они ласково улыбаются сквозь темную зелень листвы. Старик берет ближнюю, и груша сама отделяется от ветки, давая понять, что она и впрямь созрела. Дядюшка Михай срывает и остальные, подносит их к лицу, и от дивного, сладостного аромата у него чуть кружится голова. Он бросает прощальный взгляд на малое обобранное деревце и идет к дому.

Эржи уже успела выставить обед на стол и теперь наводит порядок: застелила старикову постель, смахнула пыль с мебели и принялась полотенцем выгонять из комнаты мух.

Дядюшка Михай с грушами в руках неловко подходит к ней.

– Эржи!

– Ой, до чего хороши!
– радостно воскликнула невестка.
– С какого дерева, отец?

– С какого?
– Старик довольно прищурился.
– Тебе и невдомек... Я сам прививал шесть лет назад. Маленькое такое деревце, в углу виноградника. В этом году дало первые плоды.

Эржи не отрываясь смотрит на груши; видно, ей не терпится попробовать их на вкус... Старик неуклюже протягивает к ней ладонь.

– Отведай...

Эржи попятилась.

– Что вы, отец, как можно!.. Вы сажали, значит, ваш и урожай.

Дядюшка Михай изумленно уставился на невестку.

– С какой это стати - мой урожай? Ты что, обычая не знаешь?

– Какого обычая?

– С первого урожая поначалу беременной женщине отведать положено... Бери-ка себе две.

Эржи смеется счастливым, застенчивым смехом и берет с ладони свекра одну грушу.

– Но почему... мне положено?

– Неужто и в самом деле не знаешь?

– Не знаю, отец.

– Да уж откуда вам, молодым, наши давние обычаи знать!

– Какой же это обычай?

– Чтоб плодородным было дерево... Благословенным, как лоно той, кто впервые отведает его урожая...

Эржи, посерьезнев, трепетно, чуть ли не благоговейно надкусывает, блеснув глазами.

– Ой, до чего вкусно, отец!

Старик судорожно сглатывает, почувствовав, что сердце его вот-вот разорвется, до краев переполненное небывалой радостью.

– Ешь, коли вкусно... Пусть та груша всегда приносит обильный урожай. Вам его собирать...

Он устало присаживается к столу и, пока ест, прикидывает про себя, как после обеда он вместе с Эржи отправится в деревню. Подле молодых, глядишь, и не будет ему так зябко... а может, и по дому сумеет им чем помочь. А там как знать, вдруг и внука дождется... Главное, собраться, не откладывая, и переселиться к молодым, а не то останется он тут один, и окончательно застынет в ней жизнь - в самый-то разгар знойного лета!