Рассказы
Шрифт:
"Эвакуированный", - понял Костик. Это было обычное дело: в сибирский городок приезжало немало семей из разоренных войною мест.
Костик нерешительно остановился. Странный какой-то мальчишка. По всем правилам он должен был окликнуть Костика так: "Эй ты, пацан! А ну иди сюда! Покажи свою тарахтелку! Да не бойся, не возьму!" И по тем же правилам Костику следовало оглянуться и, если есть возможность, рвануть к своему крыльцу. Потому что насчет "не возьму" - дело темное.
Но парнишка этот как-то слишком вежливо и серьезно сказал: "Мальчик, покажи автомат". Может быть,
Однако, пока Кости к топтался, незнакомый мальчик сам подошел к нему. Снял варежку и протянул к автомату.
– Можно?
Ладонь была узкая, очень бледная, с розовым следом ожога. Костик молча подал свое оружие.
– Хороший, - сказал мальчик.
– Ты его сам сделал? Удачно. Только банку надо прикрепить как следует.
– А как?
– откликнулся Костик слегка сердито.
– Ни одного гвоздика нету.
Мальчик подумал.
– Гвоздики у меня есть. Несколько штук. Только я не могу придумать, как эту банку приколотить. Надо ведь изнутри прибивать, а молоток не влезет.
Костик торопливо сказал:
– У нас пестик от ступки есть. Можно им приколачивать. Он маленький и очень тяжелый.
Неужели этот совсем незнакомый мальчишка поможет? Значит, он такой же, как те с винтовками? Тогда все понятно.
– Я принесу гвозди, - сказал мальчик, - а ты принеси, пожалуйста, пестик. Мы здесь, на крыльце, и приколотим. Можно было бы у нас, но мама немного нездорова, ей вредно, когда шумят.
– Можно у нас, - поскорее сказал Костик.
– У нас никого дома нет.
– Хорошо... Меня Володей зовут. А тебя?
Костик слегка засмущался и назвал себя. Не привык он так быстро и просто знакомиться.
– Костик...
– повторил Володя.
– Значит, Константин? Моего папу Константином зовут. Он морской летчик.
– А мой отец - техник-интендант, - сказал Костик и вздохнул.
– Ты не думай только, что он в тылу. Он в атаку ходил, когда в окружении были. У него ранение и контузия. И орден Красной Звезды...
С гвоздями они отправились к Костику. В коридоре Костик почуял беду. Пахло гарью. Синий дым вы ползал из-под двери.
Костик рванул дверь. У печки горели стружки и веник. Костик замер. Он потом никак не мог понять, почему стоял и смотрел на огонь, хотя мог броситься за водой.
– Ух ты...
– негромко сказал Володя. Странно это у него прозвучало: не со страхом, не растерянно, а будто даже с одобрением.
Потом он снял пальто. Костяку показалось, что двигался Володя неторопливо и аккуратно. Снятое пальто Володя бросил прямо на огонь. Пламя захлебнулось, только дым еще шел. Володя поднял пальто, бросил еще раз и похлопал по нему ладонями. Потом сказал:
– Еще немножко, и пришлось бы пожарников вызывать.
Костяк заревел. Он ничего не мог с собой наделать. Слезы текли, как вода из умывальника, и нельзя было сдержать отчаянных всхлипываний.
– Ну что ты плачешь?
– сказал Володя.
– Боишься, что попадет? Да никто и не заметит, мы сейчас все уберем.
Он поднял пальто и начал стряхивать с него почерневшие стружки. Костик стал всхлипывать реже. И сердито
сказал:– Я ничего не боюсь. Я сам не знаю, откуда слезы взялись. Просто чушь какая-то...
Конечно, ему было неловко.
Но Володя вел себя так, будто ничего не случилось. Спокойно замел на фанерку и выбросил в печку обгорелые стружки. Открыл форточку. Повесил свое пальто и шапку на крючок у двери. Костик молча следил за ним и моргал мокрыми ресницами.
У Володи было симпатичное лицо. Только очень худое. Наверно, поэтому глаза и уши казались слишком большими. Он весь был какой-то острый и тонкий. Было похоже, что колючие Володины локти и лопатки вот-вот прорвут старенький хлопчатобумажный свитер.
– Ну, принеси ваш пестик, - сказал Володя.
Костик принес.
И за две минуты Володя ловко приколотил банку к автомату. Накрепко. А потом посоветовал:
– Положи в нее какие-нибудь железки. Будешь трясти автомат, а они будут греметь, и получится как стрельба.
Это была мысль! Костик тут же кинулся искать по углам гайки и колесики от рассыпанного "Конструктора". Даже про Володю забыл. А тот вдруг негромко сказал:
– Знаешь, я домой пойду.
– Почему?
– растерялся Костик. И подумал: "Обиделся на меня".
– Что-то голова закружилась. Наверно, дымом надышался. Надо полежать. До свиданья.
"Странный какой-то, - думал Костик, начиняя банку гремучим железом. Дымом надышался! Что такого? Не сгорел ведь".
Он построил из стульев "крепость" и открыл огонь из автомата по печке, которая была вражеским дотом. Дот не хотел сдаваться. Костик усилил стрельбу и хотел вызвать на помощь артиллерию. Но тут под сердитыми ударами загудела стенка, и голос соседа Борьки врезался в шум сражениям
– Эй, ты! Кончай тарахтеть! Я уроки делаю!
С Борькой спорить было опасно и невыгодно. Костяк опять оделся и выбежал на улицу.
Он пристроился в партизанском укрытии за поленницей Ивана Сергеича. Протасовская поленница была ровная и прочная, будто крепостная стена. Кое-где хозяин даже обил ее фанерой: чтобы не растаскивали дрова,
Костик дал очередь по подъезду большого дома, где как будто скрывались фашистские пехотинцы, и поморщился. Неудобно было стрелять, острое полено давило плечо. Костик ухватил полено и отбросил в сторону.
И тут на него напал враг. Настоящий. Прокравшийся с тыла Иван Сергеич сдернул с Костика шапку и уцепил его за ухо.
– Ясно теперь, - сказал он, шумно дыша.
– Ясно, голубчик. Все ясно, кто мне поленницу разоряет. Пойдем-ка, дорогой...
Он был громадный, тяжело сопящий, в белом военном полушубке (он служил начфином в военкомате и носил форму, только без погон). Костику показалось, что над ним нависла снеговая глыба. Глыба тронулась с места и потянула Костика за собой.
Костик почти висел на выкрученном ухе, и было очень больно. К сети к закусил губу: один раз он уже плакал сегодня, хватит. Ни единой слезинки, ни одного жалобного слова Протасов не дождется. Только скоро ли он отпустит? Мамы дома все равно нет. А что, если Протасов потащит его за ухо к маме на работу?