Рассказы
Шрифт:
— Акша, беги.
— Куда?
— Назад, к Исаву. [133]
Тут до нее донесся голос дедушки: "Акша, он спасет тебя от бездны".
Никогда еще Акша не слышала, чтобы дедушка говорил с таким волнением. Она ощутила в голове пустоту, которая предшествует обмороку. Прислонилась к двери и почти упала внутрь.
Цемах поднял мохнатую бровь. Глаза навыкате, взгляд озлобленный.
— Что вам надо? — бросил он.
— Вы реб Цемах?
— Да, а вы кто?
133
Исав — в Библии брат-близнец праотца Иакова и одновременно его соперник. Поскольку
— Я Акша из Красноброда. Когда-то — ваша невеста…
Цемах молчал. Затем он приоткрыл кривой рот, обнажив единственный зуб, торчавший, точно черный крючок.
— Крещеная?
— Я вернулась в еврейство.
Цемах подскочил. Жуткий вопль исторгся из него.
— Убирайся из моего дома! Да будет проклято имя твое!
— Реб Цемах, пожалуйста, выслушайте меня.
Сжав кулаки, он метнулся к ней. Масляная плошка упала, свет погас.
— Дрянь!
Синагога в Холишице была переполнена. Много людей пришли сюда сегодня, чтобы помолиться в канун новолуния. Из женскою отделения доносилось распевное чтение молитв. Внезапно дверь распахнулась и стремительно вошел чернобородый человек в лохмотьях. Через плечо у него болтался мешок. Он вел за собой женщину — на веревке, словно корову. На голове у нее был черный платок, платье из мешковины, на ногах отрепья. На шее болталось «ожерелье» из чеснока. Молящиеся смолкли. Неизвестный подал знак женщине, и та распростерлась на полу.
— Евреи, наступите на меня! — выкрикнула она. — Плюньте в меня, евреи!
В синагоге стало шумно. Незнакомец поднялся на возвышение, постучал, призывая всех к тишине, и нараспев заговорил:
— Семья этой женщины родом из вашего местечка. Ее дед — реб Нафтали Холишицер. Она — та самая Акша, которая крестилась и вышла замуж за помещика. Теперь она познала истину и хочет покаяться за содеянную мерзость.
Хотя Холишиц находился в той части Польши, которая принадлежала Австрии, история Акши долетела до этих мест. Кое-кто из молящихся запротестовал, что это не способ покаяния: человека нельзя тащить на веревке, словно корову. Другие грозили неизвестному кулаками. В Австрии выкрест по закону мог вернуться в иудаизм. Но узнай гои, что кто-то из выкрестов был так унижен, это навлекло бы на общину серьезные неприятности. Старый раввин реб Бецалель быстро засеменил к Акше.
— Встань, дочь моя. Коль скоро ты раскаялась, ты снова с нами.
Акша поднялась.
— Ребе, я обесчестила свой народ.
— Раз ты раскаялась, Господь простит тебя.
Когда молившиеся наверху женщины услышали, что происходит, они поспешили в мужское отделение. Увидев среди них свою жену, реб Бецалель сказал ей:
— Отведи ее домой и одень, как следует. Человек был создан Божьим промыслом.
— Ребе, — произнесла Акша, — я хочу искупить свои прегрешения.
— Я установлю для тебя покаяние. Не мучь себя. Многие женщины заплакали. Жена раввина сняла с себя шаль и набросила на плечи Акше. Другая пожилая женщина предложила ей свою накидку. Они отвели Акшу в каморку, где когда-то содержали нарушителей общинных традиций и где до сих пор сохранилась колода с цепью. Там женщины переодели Акшу. Кто-то принес ей юбку и башмаки. Они крутились возле Акши, а она била себя в грудь и каялась в грехах — посрамлении Бога, идолопоклонстве, сожительстве с гоем. Захлебываясь от рыданий, она говорила:
— Я занималась колдовством. Я призывала Сатану. Он сплел мне корону из перьев.
Когда Акшу одели, жена раввина отвела ее к себе домой.
Помолившись, мужчины принялись расспрашивать незнакомца, кто он такой и что его связывает с внучкой раввина Нафтали Холищицера.
— Меня зовут Цемах, — отвечал он. — Я должен был стать ее мужем, но она отказала мне. Теперь она явилась просить у меня прощения.
— Еврей обязан прощать.
— Я прощу, но Бог Всемогущий есть Бог Отмщения.
— Он также
и Бог Прощения.Цемах пустился в спор с местными книгочеями, проявив при этом глубокие познания. Он цитировал Танах, Комментарии, труды прославленных талмудистов, даже поправлял раввина, когда тот ошибался в цитировании.
Реб Бецалель спросил его:
— У вас есть семья?
— Я разведен.
— В таком случае все можно поправить.
Раввин пригласил Цемаха в свой дом. Женщины сидели с Акшей на кухне. Они уговаривали ее поесть хлеба с цикорием, ибо она уже три дня голодала. В кабинете раввина мужчины занимались Цемахом. Они принесли ему брюки, ботинки, пиджак и шляпу. Он завшивел, и его повели в баню.
Вечером собрались семеро самых уважаемых членов общины и все видные старцы местечка. Женщины привели Акшу. Реб Бецалель объявил, что по еврейскому закону Акша не была замужем. Ее союз с помещиком был просто развратом. Затем он спросил:
— Цемах, желаешь ли ты взять в жены Акшу?
— Да.
— Акша, желаешь ли ты взять в мужья Цемаха?
— Да, ребе, но я недостойна.
Раввин огласил покаяние, наложенное им на Акшу. Ей предписывалось поститься по понедельникам и четвергам, в будние дни не есть мяса и рыбы, петь псалмы и вставать на рассвете для молитвы.
— Главное — не наказание, а раскаяние, — сказал реб Бецалель, — ибо сказано пророком: "И вернется он, и будет исцелен". [134]
— Ребе, простите, — прервал его Цемах, — такое покаяние подходит для рядовых случаев, но не для вероотступничества.
— Чего же ты хочешь от нее?
— Есть более суровые наказания.
— Например?
— Носить обувь с гравием. Нагишом кататься по снегу зимой, а летом — в крапиве. Поститься от субботы до субботы.
134
Цитата из Книги Исайи, 6:2.
— В наши дни у людей нет сил для подобных испытаний, — сказал раввин после некоторого колебания.
— Если у них есть силы грешить, им должно достать сил каяться.
— Ребе, — вмешалась Акша. — не надо прощать меня с такой легкостью. Позвольте ребу Цемаху наложить на меня тяжкое покаяние.
— Я сказал то, что считаю справедливым.
Все молчали. Затем Акша произнесла:
— Цемах, дайте мне мою котомку.
Цемах, который бросил мешок в угол, принес его на стол, и она вынула из него маленький сверток. Было слышно дыхание присутствующих, такая стояла тишина, когда она извлекла из свертка оправленные жемчуга, бриллианты и рубины.
— Ребе, это мои драгоценности, — сказала Акша. — Я не достойна владеть ими. Позвольте ребу Цемаху распорядиться ими по своему усмотрению.
— Это ваше или помещика?
— Мое, ребе, это наследство от моей незабвенной бабушки.
— Записано, что самое щедрое пожертвование не может превышать одной пятой состояния. Цемах покачал головой.
— Я опять не согласен. Она опозорила бабушку в лучшем мире и не может поэтому унаследовать ее драгоценности.
Раввин схватился за бороду.
— Если вы знаете лучше, то вам бы и быть раввином. — Он вскочил с кресла и снова сел. — На что вы собираетесь себя содержать?
— Я стану водоносом. — ответил Цемах.
— А я умею месить тесто и стирать белье, — сказала Акша.
— Ну, поступайте как знаете. Я верю в милосердие закона, а не в его суровость.
Посреди ночи Акша открыла глаза. Муж и жена жили в лачуге с земляным полом неподалеку от кладбища. Днями напролет Цемах носил воду. Акша стирала белье. За исключением суббот и праздников, оба постились все дни и ели только по вечерам. Акша сыпала себе в башмаки песок и гальку, а прямо на голое тело надевала грубую шерстяную рубаху. Ночью они спали порознь на полу: он — на матрасе у оконца, она — на перьевом тюфяке возле печки. На веревке, протянутой от стенки до стенки, висели саваны, которые она сшила для них обоих.