Рассказы

— Если двадцать пять, усы должны быть, — не то в шутку, не то всерьез сказал Вихров.

— Побрился человек, — ехидно заметил Сашко Сулим, — вам бы только зубы скалить. Ну, чего смеетесь?

Парень побледнел, шагнул навстречу командиру:

— Записываете или нет? Мне ждать некогда.

Чалый даже отступил на шаг.

— Ого, на командира орет. Видали такого храбреца?

— Мне все равно — командир ты или нет, а смеяться над собой не позволю!

У паренька от гнева даже покраснела его тонкая, почти детская шея. Бойцам уже было ясно, что никакой он не лазутчик и записать паренька в эскадрон следует, но все уже так развеселились, что не могли остановиться и продолжали шутить. Сашко Сулим показал пареньку шашку и спросил:

— А что за штуковина, можешь сказать?

Тот обиженно отвернулся, но Сашко не отставал:

— Скажи, для чего она?

— Суп из котла черпать.

Сашко даже растерялся, не зная, смеется над ним паренек или говорит всерьез.

— Нет, ты скажи, а не увиливай.

— Шабля это, вот что, — серьезно ответил парень.

От дружного хохота бойцов даже кони вскинули головы.

— Как ты сказал? Повтори.

— Записать его поваром, — смеясь, проговорил Чалый.

— Правильно! — поддержал командира Сашко.

— Я поваром не умею. Разведчиком буду.

— Погоди. Сперва увидим, как ты умеешь суп варить. Разведчик все должен уметь делать.

Чалый тихонько что-то сказал Сашко Сулиму, и хотя тот все еще был зол и полон недоверия к задержанному, подошел к нему и сильно хлопнул по плечу, стараясь хоть этим отплатить за обиду.

— Идем, Шабля!

— Куда?

— Не бойся… На довольствие зачислю.

Паренек потер ушибленное плечо:

— А ты чего дерешься, дурень!

Сашко для потехи галантно поклонился и, взявшись кончиками пальцев за галифе, сделал реверанс:

— Извините, пардон мерси.

— И правда дурень, — впервые улыбнувшись, сказал паренек и пошел, куда указывал Сашко.

А тот шел следом и ворчал про себя:

— Разведчики, черта вам лысого. Не успеет цыплячья душа из яйца вылупиться, а сразу бери ее в разведчики. Нет, ты сперва покажи силу духа, в бою себя покажи…

У тачанки, на которой стоял пулемет «максим», Сашко достал из-под сиденья затрепанную тетрадку, долго рылся в широченных карманах, ища в махорке огрызок карандаша, потом спросил:

— Как звать?

— Федор.

— Ты что, из деревни? — вспылил Сашко. — Хведор… Фамилию говорить надо.

Паренек почему-то запнулся, но, справившись с собой, назвал фамилию. Сашко не расслышал. К тому же в этот момент задрались два жеребца и ему пришлось разнимать их.

— Стоять, холера вас забери!

Вернувшись, Сашко переспросил сердито:

— Ты будешь говорить фамилию?

— Я сказал.

— А, черт! Не видел, что ли, я занят был… — Сашко не договорил и записал в тетрадку: «Шабля, боец с „Марии“». Так будет лучше — пускай смеются бойцы над этим хлюпиком, пускай навсегда останется Шаблей.

Отложив тетрадку, Сашко сказал:

— Все. Точка. На довольствие ты записан, а оружие проси у командира. Я бы тебе поганой винтовки не дал…

К огорчению Сашко, командир распорядился выдать новичку винтовку, да еще какую! Почище той, что болталась за спиной у Сашко.

«Подлиза!» — заключил Сулим и решил на всякий случай следить за Шаблей, вдруг на самом деле шпион.

Подозрения Сашко, кажется, оправдывались. Уже перед вечером Сашко заметил, как Шабля шмыгнул с винтовкой в кусты и долго пропадал там. На другой день, на рассвете, повторилось то же самое. «Что он там делает?» — думал Сашко и решил застать новичка врасплох — подкрался к зарослям шипшины и осторожно развел колючие ветки.

Шабля сидел на траве и дергал затвор, не зная, как его открыть. Винтовку он держал точно полено: взялся за штык и тянул к себе. «Вот так вояка», — растерянно подумал Сашко, но вместо того, чтобы поднять Шаблю на смех перед бойцами, почувствовал к парню жалость. Шпион не был бы таким беспомощным, значит, Шабля свой.

Сашко вышел на поляну и, расставив ноги, с презрением смотрел на Шаблю.

— Нюня! — с наигранной строгостью сказал он. — Положь винтовку и мотай на кухню. Тебе только картошку чистить… разведчик… А ну, вставай!

Шабля виновато и просяще взглянул на Сашко:

— Научи, а? Ей-богу, я умею на конях ездить, а из винтовки не стрелял. Научи, чтобы командир не видал.

— Научи, — ворчал Сашко, опускаясь на траву, — тебя только научи, а ты… — Сашко промолчал, не зная, что еще сказать.

— У нас вся семья партизаны, — горячо говорил Шабля. — Теперь я один остался, хочу отплатить белым. Ты никому не рассказывай, что не умею винтовку держать, ладно? — по-детски доверчиво попросил Шабля.

— Не рассказывай, — ворчал Сашко, — сидел бы возле мамки и держался за юбку… — Сказав это, Сашко смутился, вспомнив, что белые зарубили мать Шабли.

Молча Сашко разобрал винтовку и принялся объяснять новичку премудрости ее устройства. Шабля оказался смышленым и скоро сам собрал и разобрал затвор. Удивленный столь редкой сообразительностью, Сашко выражал свое чувство крепкими словечками.

— Голова, — одобрял он, — нравишься мне. Только не задавайся. У нас все бойцы простые, душевные. А командир — что отёц родной. Ты еще комиссара Бережного не видал, сейчас он в штаб уехал. Оба они у нас — герои!..

Сашко вдруг умолк. И лицо его стало печальным. Он даже винтовку отложил и вздохнул.

— Был у нас еще один, лучший мой дружок, Ваней ого звали. Белые вчера убили… Пойдет, бывало, в разведку, переоденется ихним солдатом и ходит по руднику, обедает с беляками, выведает, что надо, и уйдет. Да не просто уйдет, а повынимает затворы из винтовок, пулемет испортит, а еще любил записки оставлять: «Был здесь красный разведчик, у которого шашка по вас соскучилась». Веселый был и еще какой-то грустный, будто чувствовал гибель или еще почему. Бывало, лежим с ним под одной шинелью, и он мне рассказывает про свою жизнь, про отца-учителя, про сестренку Галю… Один раз мы с ним снялись на карточку в Токмаке на базаре. Послал он фоту домой и сказал: «Нехай сестричка с матерью поглядят, порадуются».

Сашко волновался от горьких воспоминаний и не замечал, с каким вниманием слушает его новичок. Черные глаза паренька то загорались восхищением, в них то вспыхивал испуг, то глубокая печаль. Он старался не глядеть на Сашко, точно боялся выдать себя этим.

— Ладно. Мертвым — слава, а живым — думать за жизнь, — повторил Сашко свою любимую поговорку и поднялся. — Идем до ставка, я тебя стрелять научу.

Они выбрались из кустарника обсыпанные розовыми лепестками цветущей шипшины. Сашко нес в левой руке винтовку, а правой обнимал Шаблю за шею. Бойцы эскадрона удивились столь неожиданной перемене в поведении Сашко. Впрочем, кто из них не знал, какая добрая и мягкая душа у разведчика Сулима.