Расследованием установлено…

— Оставил, — однозначно подтвердил Линяшин. — А разве могло быть иначе?

Кныш тяжко вздохнул:

— Не могло. Дураки и должны оставаться в дураках… Но я думаю, что на некоторых умников у вас побольше, чем на меня, собрано, а?

— Побольше, — не стал уходить от ответа Линяшин, И, подумав, без обиняков сказал — Давайте начнем по порядку. Как и при каких обстоятельствах вы познакомились с Раковским?

* * *

Утром Линяшин докладывал полковнику Климову:

— Одна из наших версий полностью подтвердилась. Кныш — фигура весьма второстепенная, игрушка в ручках Раковского. Именно он, как мы и предполагали, навел Кныша на бывшую квартиру Сердобольского, где жил уже Труханов. Откуда он заполучил этот адрес и сведения, что у старика есть ценные антикварные вещи, Кныш не знает. И похоже, что говорит правду. По его словам, за несколько дней до троицы — дня кражи — Раковский сам проверял, действительно ли живет Сердобольский по этому адресу. В горсправке подтвердили: да, проживает. Мы выяснили, что тогда горсправка еще не имела данных о переезде Сердобольского.

Кнышу было строго-настрого наказано: ничего в квартире не брать, кроме камнерезных статуэток. Он в точности и выполнил это поручение Раковского. А когда принес их, того чуть не хватила кондрашка. Он орал на него так, что побелка сыпалась с потолка и мигали лампочки в люстре. Растерянный Кныш хотел взять статуэтки себе как трофей. Раковского привело это в бешенство. Он колотил эти статуэтки друг о друга, пока от них не остались одни осколки…

Климов весело рассмеялся:

— Колоритная сцена! Но не без расчета на эффект. Раковский любит и умеет подчинять себе людей бурей эмоций. Давит их психологическим прессом. И на многих это действует. Чувствуют себя лягушкой перед пастью змеи… Извини, я отвлекся, продолжай…

— Вскоре Раковский находит новый адрес Сердобольского — бывшую квартиру Труханова. И убеждается, что она пуста — старик в тяжелом состоянии лежит в больнице. Вот тогда в его голове и созревает план: определить в эту же больницу Кныша, поскольку, как оказалось, он прописан в том же районе. Вы знаете: бывшему уголовнику разыграть гипертонический криз не составляет большого труда. А под руководством такого искусного мистификатора, как Раковский, — тем более. Что и было сделано. Вызов «скорой», разговор с врачом, у которого в кармане лежат вызовы к другим больным, и он, естественно, торопится, — все это взял на себя Раковский.

На этот раз Кнышу было велено: минимум — войти в доверие, стать для старика своим человеком. Отсюда и полученное им в больнице прозвище: Витя-угодник. А максимум — выкрасть у него ключи от квартиры. Кныш все сделал по максимуму. Как он заполучил ключи, мы знаем.

Дальше события развивались так. Зная от врачей, что Сердобольский вот-вот может умереть, Кныш забирает ключи, срочно выписывается и бежит к Раковскому. А тот его встречает по заранее разыгранному сценарию. Дескать, от задуманного надо отказаться: органы что-то пронюхали, как бы не нагрянули с обыском. «А что делать с ключами?» — спрашивает Кныш. «Завтра же выбросим на помойку! — заявляет Раковский. — Тебе же советую временно смыться». Кныш конечно же напуган. Вечером Раковский устраивает для него разрядку — попойку, плачется, что его, наверное, заберут. Кныш утверждает: Раковский пил лошадиными дозами, и он не отставал от него.

— Раковский пил лошадиными дозами минералку или чай коньячного цвета? — усмехнулся Климов.

— Я тоже так думаю, Василий Николаевич, — согласился Линяшин.

— Что же было утром?

— Утром они поднялись поздно, похмелились. Раковский проводил его на такси и по дороге демонстративно швырнул ключи в Фонтанку. Прямо с середины моста. Мол, и концы в воду. А Кныша на прощание щедро одарил: пять сотен не пожалел. И умолял его беречь себя — не мозолить глаза милиции, отсидеться месяца два-три у какой-нибудь знакомой.

— Все ясно! — По оживленному лицу Климова Линяшин понял, что он очень доволен докладом.

— Интересно, а Кныш когда сообразил, что Раковский в ту же ночь побывал в квартире Сердобольского? — спросил полковник.

— Говорит, что, окончательно протрезвев и прокрутив в памяти подробности последней встречи с Раковским, начал догадываться. А когда я задал вопрос о краже в квартире Сердобольского, сразу все понял. Вот потому-то он и не изворачивался, рассказал обо всем чистосердечно…

— А о существовании Аллен Калевой ему что-либо известно?

— Видел ее у Раковского всего один раз. Но осторожный Семен Борисович не удостоил его знакомства с ней. Кныш сам догадался, что она иностранка, туристка, интересуется русской стариной. Только не матрешками и балалайками, а иконами, церковной утварью, изделиями декоративно-прикладного искусства.

— Мы с вами знаем этих поклонников русской старины, — насупился Климов. — Таращатся они на нее жадными глазами, но видят не красоту, а доллары и марки, которые можно за нее ухватить… Это хорошо, что Кныш видел Аллен Калеву.

Телефон на столе Климова оранжево замигал лампочкой. Полковник снял трубку, выслушал и, извинившись, попросил повторить сказанное.

— Слушай и ты, — бросил он Линяшину, нажав клавишу на панели селектора.

— По вашей просьбе сообщаем, — громко вибрировал от излишних децибел голос. — Гражданка Аллен Калева запросила визу на въезд в Ленинград по индивидуальной-туристской путевке…

На какой срок? — спросил Климов.

— Два дня. Суббота и воскресенье…

— Видишь, как все хорошо складывается, — повесив трубку, сказал Климов. Глаза его щурились улыбкой. — На субботу и воскресенье ты обеспечен круглосуточной работой. Не заскучаешь от безделья.

— Думаю, что не удастся поскучать и вам, — не растерялся Линяшин. — Если Аллен Калева едет всего на два дня, да еще не в качестве руководителя группы, значит, что-то срочное заставило ее это сделать.

— Согласен, — подтвердил Климов. — Аллен Калева — дама бережливая. Свои денежки на пустопорожний визит тратить не будет… Собирай-ка группу — мозгуйте. А за Раковским — глаз да глаз…

* * *

Ноябрь рано зажигает огни города на Неве. А сегодня они в пелене мелкого дождя плавали лохматыми рыжими шарами, и было не отличить, вечер это или утро.

Впрочем, членов оперативно-следственной группы, работавшей по делу Раковского, меньше всего интересовало время дня. Сейчас они жили как бы в другом измерении — в напряженном ожидании сообщений о том, что же предпримет Раковский, как себя поведет Аллен Калева, с какой целью она приехала в Ленинград?

Никто не сомневался: Раковский непременно встретится с ней. А вот что будет дальше — мнения расходились. Допускалось, что встреча состоится в условленном месте, что Раковский передаст Аллен Калевой какие-то ценности, запрещенные для вывоза за рубеж, возможно, тут же получит соответствующую мзду, скорее всего — в инвалюте.