Расследователь. Предложение крымского премьера
Шрифт:
Андрей хмыкнул и пошел к выходу. Он узнал все, что хотел, - и даже больше. Настолько больше, что вдгги ему было очень тяжело.
– Андрей!
– голос Галины буквально толкнул его в спину. В нем слышались боль, тоска и отчаяние.
Обнорский запнулся на мгновение, но оборачиваться не стал.
– Прощай, Галя, - сказал он, открывая входную дверь. И потом, уже на лестничной площадке, повторил совсем тихо: - Прощай, Галя. Бог тебе судья...
* * *
Обнорский вышел из подъезда. Хлопнула дверь на пружине. Светило солнце, и кружился мелкий, искрящийся снег. Он сделал несколько шагов по тротуару, обернулся и
– О'кей?
– шепнул он.
– Йес, - ответила она.
Андрей быстро пошел прочь. На Крещатике он тормознул такси.
– Куда?
– спросил водитель.
– Домой.
* * *
Андрей сидел уже в зале аэропорта, когда позвонил полковник Перемежко.
– А вы большой шутник, Андрей Викторович, - сказал Перемежко.
– Не скрою, люблю пошутить, - ответил Обнорский.
Что означают слова Перемежко, он еще не знал, поэтому ответил нейтрально.
– Однако в результате вашей шутки я попал в идиотское положение.
– Да что такое, Василий Василич?
– озабоченно спросил Андрей.
Перемежко бросил кому-то:
– Я занят, зайдите позже.
– И - Андрею: - Я ведь по вашему совету сгонял двух оперов в Таращу... не ближний свет, Андрей Викторыч.
– И что?
– спросил Андрей.
– И даже - дурак старый - доложил начальству: есть серьезная оперативная информация, что Горделадзе похитили люди Отца, держали в Тараще, в помещении моторного завода. Горделадзе оставил записку на стене... Начальство мое очень обрадовалось.
– И что?
– снова спросил Андрей.
– Информация не подтвердилась, Андрей Викторович, - ядовито произнес полковник.
– Вы хорошо смотрели?
– спросил Обнорский, понимая, что говорит совершенно не то, что следовало бы.- Вы не ошиблись? Вы в том помещении смотрели?
– В том, в том... Хорошо смотрели. Надписи нет.
– А, черт! Она была... вы мне не верите?
– Я вам верю, - устало сказал полковник.
– В том самом месте, которое вы указали, несомненно что-то было... Но по поверхности этого кирпича кто-то прошелся зубилом. Аккуратненько так зубильцем: тюк-тюк. Теперь там только красный кирпич да горстка кирпичной крошки на полу.
Андрей выругался. Сидящая рядом с ним женщина покосилась на него.
– Извините, - буркнул Андрей.
– Василий Василич, - сказал он Перемежко, - я и мой сотрудник Родион Каширин можем дать письменные показания, что видели текст на стене своими глазами...
– Спасибо. А толку-то? Фотографировать надо было, Андрюша. А еще правильней сразу за руку привести туда сотрудника прокуратуры. А теперь-то? Даже если я найду человека, который эту надпись уничтожил и даже заставлю его дать показания... ну и что? На экспертизу мне предъявить нечего... Эх, Андрей Викторыч!
Обнорский подумал: "Вот и все. Точка. Последняя точка в "деле Горделадзе". Поставлена она зубилом..."
Он ошибся, точка была не последней - "дело Горделадзе" напомнило о себе год спустя...
Эпилог
Ворон наорал на помощника и выгнал его из кабинета... Он был раздражен сверх всякой меры. Уже месяц его доставали журналисты. Доставали по-черному, до самой печени. И все из-за этого сраного особняка. Ворон достал из бара бутылку "Чивас Ригал", налил половину фужера и выпил одним махом. Бросил в рот соленый орешек... Как работать? С кем работать? Не
помощники, а мудозвоны! Сказано было всем русским языком: с прессой нужно работать, материалы давать только своим. Остальных гнать в шею... Русским языком сказано: Кагаеву, сучку, на пушечный выстрел не подпускать. Так нет! Опять за ней не уследили. Ворон подошел к окну, распахнул створку, и в прохладный кондиционированный воздух ворвалось жаркое дыхание крымского июля. Раздраженно он снова закрыл окно.На столе за спиной зазвонил телефон. По этому аппарату могли звонить только свои. Леонид Ворон обернулся, подошел к столу и снял трубку:
– Алло.
– Привет, Ленчик, - сказала трубка.
– А ты чего такой злой?
– А-а... это ты? Привет... Да я не злой, просто достала блядь одна.
– Ну без блядей тоже, знаешь, не в кайф... Нужны бляди-то, - с усмешкой сказал звонивший.
– Да она не в том смысле блядь... Она такая блядь... Журналистка, короче. Обосрала меня на телевидении с ног до головы. Врубаешься, киевлянин?
Голос в трубке рассмеялся и ответил:
– Так это, наверно, Елена Кагаева? По поводу твоей скромной хижины. Ленчик?
– Она, сучка драная... Лучшая журналистка Крыма! Што б ей болт на лбу вырос!
Киевлянин снова засмеялся, потом сказал:
– Не любишь ты свободную прессу, Леня... нехорошо. А ты головенку-то иногда включай. Ты же у нас в Крыму главный коммунист.
Ворону очень хотелось послать киевского чиновника куда подальше, но позволить этого он себе не мог.
– Да я...
– начал было Ворон, но киевлянин оборвал:
– Ты, Ленчик, назначен у нас главным большевиком в Крыму. Тебе по положению должна быть присуща большевистская скромность и где-то даже аскетизм... А ты, щусенок, отгрохал себе особняк стоимостью пять лимонов зеленью... Ай, хорошо!
– Два лимона, - процедил Ворон.
– Всего за два?
– оживился киевлянин.
– Так это же в корне меняет дело, Леня. Ты так и объясни своему электорату: я, борец за права пролетарьята Леонид Ворон, построил себе особнячок всего за два лимона зеленых... Они поймут, Леня. Обязательно поймут.
– Да ладно тебе... ты за этим звонишь?
– Нет, не за этим. Я тебе, мудаку, подарок хочу сделать...
– Какой?
– озадаченно спросил Ворон. В словах киевлянина он заподозрил подвох.
– Я для тебя лицензию на отстрел пушного зверя достал.
– Да ты что?
– выдохнул Ворон.
Киевлянин рассмеялся. Лидер крымских коммунистов Ворон давно уже хотел свалить премьера Соболева. Да все не получалось. Ворон был старый и опытный интриган, закаленный в тайных обкомовских игрищах. Он умел душить противников, откручивать им головы и сжирать вместе с костями... Но с Соболевым у него ничего не получалось. Премьер стоял крепко, компромата на него не было, и все попытки Ворона оказывались несостоятельны.
– Да ты что?
– выдохнул Ворон.
– Шутишь?
– Ни х... себе шутки!
– Точно?
– Точно, Леня, точно.
– Как тебе удалось?
– Каком кверху, Леня. Провел я с Папой соответствующую работу... под звон бокалов... Теперь можешь пустить Соболя на воротник.
– А если не выйдет?
– осторожно спросил Ворон.
– Я ведь уже не раз пытался его освежевать...
– Теперь выйдет, - ответил киевлянин, - я серьезную работу провел... Папа уже готов. Во всех смыслах.