Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками
Шрифт:
В 67-м году, открыв «Вечернюю Москву», узнал, что Институту международного рабочего движения Академии наук СССР требуются сотрудники. Название сегодня пугающее, но на самом деле этот институт изучал общественное сознание Запада. Здесь работали все знаменитые московские интеллектуалы – Мераб Мамардашвили, Юрий Карякин, Саша Великовский, Пиама Гайденко, Юрий Давыдов, Эрик Соловьев. Директором был член-корреспондент Академии наук Тимур Тимофеев, сын генерального секретаря компартии США Юджина Дэвиса.
Я подал документы, и в октябре 1967-го меня взяли в институт младшим научным сотрудником. Я стал работать в секторе права, потом перешел в отдел по изучению
Когда громадный отдел, где работали Мераб Мамардашвили и Юрий Замошкин, решили поделить на сектора и создали сектор по изучению молодежного движения Запада, одному из них пришло в голову, что именно я должен возглавить этот сектор. А я, беспартийный еврей, возглавить ничего не мог. Меня сделали временно исполняющим обязанности заведующего сектором – врио, – и на этой должности я пробыл, наверное, лет двадцать…
В институте я написал диссертацию «Театр Америки 70-х годов и общественно-политическая реальность» и стал доктором исторических наук.
– И вскоре были приглашены на телевидение…
– Да. К этому времени я уже перевел много пьес. В этот период я начал работать по договору с телевидением и сделал, по-моему, программ одиннадцать в Останкине. А потом, в январе 92-го, уехал в Америку, где читал лекции на театральном отделении Нью-Йоркского университета. У меня была огромная квартира. Все знакомые удивлялись, когда я все бросил и вернулся в Россию.
О Владе Листьеве
– Вы вернулись в Москву в январе 94-го…
– И увидал совершенно другую Москву. Уже был Ельцин. Перестроечный период кончился. Наступил период установления российского капитализма. Институт наш стал разваливаться, как и вся Академия наук. И вот в момент полного развала кто-то сказал: «Виталий, тебе надо обязательно поговорить с Владом Листьевым». Листьев тогда становился одним из лидеров телевидения. «Говорят, он твой большой поклонник». А у меня, как я уже говорил, было сделано одиннадцать программ, и эти большие, часовые, программы периодически пускали на экран.
И я пришел к Владу Листьеву, который очень обрадовался и предложил мне перейти к нему в компанию ВИД, в штат. «Меня поражает Ваш феномен, то, как Вы разговариваете. Мне сказали, что у Вас нет суфлера и Вы наговариваете текст большой передачи с одного дубля. Это же ненормальное явление!»
Мы посмеялись над этим, и Влад сказал: «Давайте сделаем, чтобы у нас была программа, и Вы будете выходить у меня». И всю группу, с которой я работал, он взял к себе. В сентябре 1994 года вышла первая программа под названием «Серебряный шар», посвященная Сергею Мартинсону.
А потом Влада убили… Я очень тяжело пережил его уход. Я его всегда помню. Если бы не он, не было бы никакого «Серебряного шара». Я всего в жизни добился сам, вопреки обстоятельствам. Со смертью Влада у меня исчезла опора.
Все изменилось на Первом канале, но я оставался с «Серебряным шаром» Выходил довольно редко – раз в месяц. Покрутился в институте еще несколько лет, не получая зарплаты, а в 97-м подал заявление об уходе и оставался только штатным сотрудником Первого канала, откуда ушел по своей воле три года назад.
Что хочу, то и говорю
– Первый «Шар» с Мартинсоном – это понятно. А предшествующие ему одиннадцать часовых передач – чем они были объединены, как назывались?
– Никак не назывались.
– Но смысл и построение программ были теми же, что и в «Шаре»?
– Теми же, но сначала это были часовые программы, а у Кости Эрнста на Первом они усохли сначала до сорока, а потом до тридцати пяти минут. Но он вовсе не хотел (вопреки тому, что писали газеты), чтобы я уходил, и очень удивился, когда я подал заявление в отдел кадров. Мне там было неуютно. И я сразу же получил приглашение со Второго канала. 1 июля 2003 года был зачислен на канал «Россия».
Здесь я выхожу по вечерам, в 23.20, раз в две недели – второй понедельник и четвертый понедельник регулярно. Передача идет сорок пять минут. И каждую пятницу по утрам, в 9.45, идут повторы моих программ.
Здесь совсем другая обстановка, чем была на Первом. Я очень высоко ценю чисто человеческое отношение руководителя канала Олега Добродеева. Ценю и люблю Сергея Леонидовича Шумакова, генерального продюсера. У нас прекрасный директор программ Искандер Хакимов. Это мое телевизионное начальство.
Здесь очень приятно работать, но нагрузка большая.
– А творческая группа, делающая передачу, сильно изменилась после перехода на канал «Россия»?
– У нас теперь две группы. Одна прежняя, с которой я работал на Первом. Это мой редактор Галина Борисова и мой режиссер Елена Гудиева. Во второй очень опытный режиссер Светлана Кокатунова и редактор Наталья Филинская.
– Разработчики тем, как на западном телевидении, у Вас есть?
– Нет, нет… Зачем сравнивать с Западом – другая страна, другие законы. У нас, кстати сказать, телевидение гораздо лучше, чем на Западе. Я довольно часто бываю в Америке и Европе и иногда смотрю французское телевидение, итальянское, английское – это катастрофа. За редким исключением.
– Не берусь с Вами спорить о западном телевидении (я его просто плохо знаю), но отечественное телевидение оставляет желать лучшего. За редким исключением. Вы воспринимаетесь на нашем телевидении как белая ворона. Иногда, простите, создается впечатление, что Вы ищете не лучшие – единственные, наиболее точные – слова для передачи мысли, а подбираете те, что более понятны массовой аудитории…
– Ничего подобного! Я ничего не ищу и не подбираю! Что хочу, то и говорю. В этом весь секрет нашей программы, который никто, и я в том числе, не берется раскрыть. Первоначально она делалась с ориентацией на элитарный слой. И сейчас «Мой серебряный шар» – это попытка анализа, серьезного анализа людских судеб на телевизионном экране. Но, судя по рейтингу, аналитическая программа смотрится сейчас массами, самыми простыми людьми. Тети Маши в магазинах ее смотрят. Загадочная вещь.
– Разве для аудитории, не подготовленной к восприятию сложной духовно-нравственной проблематики, Вам не приходится ее как-то адаптировать, упрощать?
– Нет, секрет не в этом. Видно, моя природа несет в себе внутреннее актерство. Нельзя выходить на экран и разговаривать языком, рассчитанным на десять-двадцать человек. Телевидение, как и кино, массовое искусство.
Злая ирония Булгакова
– Юрий Петрович Любимов, начиная репетиции нового спектакля, спрашивал артистов легендарной Таганки: «Чем сегодня удивлять будем?»