Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками
Шрифт:
– Какой процент занимают в области иностранные инвестиции и какой – отечественные?
– Примерно пополам, причем наши бизнесмены действуют в реальной экономике активно и эффективно.
Земля
– Лет тридцать назад стратегической задачей Ленобласти считалось обеспечение населения, прежде всего городского, картофелем, овощами, молоком, мясом. И до сих пор, знаю по своим знакомым, петербуржцы предпочитают покупать, как мы с женой, скажем, гатчинскую свинину, волосовский творог, приозерский кефир. Так что мы кровно заинтересованы в развитии аграрного сектора области.
– Вы поступаете совершенно правильно, покупая продукты наших хозяйств.
– А Вы, Валерий Павлович, что покупаете
– Я – то же самое. Но мы дома, на своем дачном участке, помидоры выращиваем и засаливаем, и свою капусту квасим, и собираем в лесу бруснику, клюкву, грибы, делаем заготовки на зиму…
– Такую трудолюбивую жену Бог послал?
– В лес мы ходим с сыновьями. На участке я сам много чего делаю. Посадил, к примеру, кусты смородины, крыжовника, облепихи. Есть у нас и яблони. Что может быть вкуснее своих яблок! Или чая с черносмородиновым вареньем, которое замечательно варит моя жена Ольга Ивановна… Теперь о сельском хозяйстве области. В советские времена – в 89-м, в 90-м – в хозяйствах области надоили восемьсот тысяч литров молока. Сегодня поменьше – шестьсот тысяч. Но надои-то стали гораздо выше: в те годы за 3500 кг в год с одной коровы давали звезду Героя Соцтруда, а сейчас средний надой – 7000 кг. Увеличили производство картофеля и овощей всех видов. Мяса производим больше на семнадцать процентов, а по мясу птицы рост очень значительный – в восемь-девять раз. Яйца птицы производим два миллиарда триста тысяч штук, а тогда получали чуть больше миллиарда… Здорово меняется и технология сельхозпроизводства. С ферм уходит ручной труд.
– Не могу не задать вопрос, волнующий всех – и тех, кто работает на земле, и тех, кто вкушает плоды крестьянского труда, – о частной собственности на землю. Разве можно всерьез говорить о рыночной экономике, если землю нельзя свободно покупать, продавать, передавать, закладывать? И каково Ваше отношение к частной собственности на леса, недра, водные ресурсы?
– Земля, кому бы она ни принадлежала, должна работать. Сегодня вся она практически в собственности. Ее отдали тем колхозникам, крестьянам, которые жили в этой местности. Но кто-то начинает скупать их паи. И вот тут надо очень строго следить за тем, как используется приобретенная земля (сельхозназначения) новыми собственниками. Если на ней не выращиваются кормовые культуры, картошка, то ее надо изымать и отдавать тому, кто будет выращивать свеклу, морковь и прочее. Это главное.
Купленную землю никуда с собой не унесешь. Как она была в Ленинградской области, так и будет. Другой вопрос – леса. Землю можно отдать в частную собственность, леса – нельзя.
– Как и недра, воды?
– Да, как и недра, как водные ресурсы. А вот в аренду лес можно отдать – чтобы арендаторы вели хозяйственную деятельность, которую определяет государство, правила лесоустройства.
Воркута
– Из прожитых Вами лет половину Вы проработали в заполярной Воркуте, городе шахтеров и зеков, куда при «отце народов» ссылали «врагов народа». Как попали туда?
– По своей доброй воле. Я рано ушел из отцовского дома. Мне еще семнадцати не было, когда начал работать на заводе в Гомеле, откуда махнул на Север, в Якутию, где работал в геодезической партии. Поступал в высшее техническое училище имени Баумана в Москве. Поступил, но учиться не стал: мне не дали общежития. Затем армия, три с половиной года служил в саперных войсках, строил железную дорогу в Тюменской области. Отслужив срочную, соблазнился рассказами приехавших к нам в часть посланцев Воркуты, двинулся в тундру, за Полярный круг. Работал в шахте. Позже шесть лет был секретарем Воркутинского горкома партии – сначала вторым, по промышленности, потом первым. Спрос тогда был поплотнее, чем сейчас. Коммунистическая партия, если не забыли, была руководящей и направляющей. Первому секретарю Воркутинского горкома приходилось заниматься всем на свете – от снабжения продуктами до разработки угольных пластов и обеспечения бесперебойной работы котельных. Однажды, когда у нас случилась крупная авария и город мог замерзнуть, к нам прилетел председатель союзного правительства Николай Иванович Рыжков, и мы с ним целую неделю в тундре, в пятидесятиградусный мороз, руководили работами по ликвидации аварии. Потом эту стрессовую ситуацию он описал в книге
своих воспоминаний.В Воркуте я встретил Ольгу, школьного лаборанта-химика. В семидесятом мы сыграли свадьбу. Окончив Ленинградский горный институт имени Плеханова, я получил специальность «горный инженер-экономист». С 90-го стал заместителем генерального директора объединения «Воркутауголь».
– А когда Ленинградская область в середине 90-х была на грани замерзания, а заплатить за топливо областному правительству было нечем, тогдашний губернатор Ленобласти Вадим Анатольевич Густов вышел на Воркуту, и Вы, будучи коммерческим директором объединения «Воркутауголь», сказали, что систему поставок угля для ленинградцев можно найти. И не дали своим будущим избирателям замерзнуть. Насколько мне известно, именно после этого Густов и пригласил Вас в Питер вице-губернатором по топливно-экономическому комплексу…
– И откуда у Вас эти сведения?
– Перед нашей встречей разговаривал с Вашими сослуживцами и сотрудниками администраций соседних северных областей…
Отцовская наука
– Если вспомнить горьковскую автобиографическую трилогию, то мы с Вами уже разобрали, как Вы были в людях, какие прошли университеты, а вот первая часть – детство – осталась неохваченной. А ведь все мы родом из детства…
– Мое детство прошло в белорусской деревне Хорошевка Гомельской области. Родился в семье сельских учителей в ноябре победного сорок пятого года. Отец, Павел Макарович, всю войну партизанил в лесах Белоруссии, хотя был инвалидом (еще до войны потерял ногу). Мама, учительница начальных классов и директор школы, умерла, когда мне еще и двух лет не было. Отец, преподававший математику, стал вместо нее директором школы. Школа была от нашего дома в семи километрах, так что каждый день надо было на своих двоих шагать по четырнадцать километров.
В нашей семье было пятеро детей – и родные, и сводные мои братья и сестры: отец снова женился. Я многим обязан отцовской науке. Он научил меня очень важным вещам: думать – всегда, молчать – когда необходимо, читать книги и работать.
– А когда свой первый рубль заработали?
– Рубль – сильно сказано. Пока учился в школе, работал, как и все колхозные ребятишки. В деревне ведь как? Встал на ноги, начал ходить – ты уже работник. Четыре месяца в году мы, школьники, работали в поле, на покосе, зарабатывали трудо дни. Денег не платили, ставили «палочки», потом эти трудо дни отоваривали. Ближе к окончанию школы начали платить: не рубли – копейки.
– Отец Вас наказывал? И если да, то за что?
– За вранье. Терпеть это не мог. До сих пор не могу забыть, как он меня отлупил. Летом дело было. Я всю ночь прошлялся с мальчишками. Утром, увидев отца, спрятался, а вечером, как ни в чем не бывало, явился домой и сказал, что на скамейке с ребятами сидел. И вот тогда отец взял ремень и задал мне жару. Было не столько больно, сколько обидно: «За что?» – «Не за то, что ты ночь прогулял и заставил нас волноваться, а за то, что соврал».
– Сурово…
– Но зато преподал мне урок на всю жизнь. И я теперь всегда вижу, когда ребята мне врут…
– Ваши домашние?
– Нет, домашние врать не приучены, а мои подчиненные. Некоторые из них (порой на первых порах) приходили к губернатору и начинали оправдываться: «Я пытался решить этот вопрос, но пока ничего не получается». А я, губернатор, располагаю достаточной информацией и знаю, что он и не пытался, да и вижу, когда мне заливают. Как и отец, терпеть не могу вранья, лжи, нечестности.
– Расскажите, пожалуйста, о своей семье. Правда ли, что у Вас есть внук, которого зовут, как и дедушку, Валерий Сердюков?
– У меня два внука. И оба Валерии Сердюковы. И внучка Юлька. Сыновья Денис и Вадим работают в бизнесе, у них уже свои семьи. Жена Ольга Ивановна была инженером-химиком. Сейчас на пенсии.
Где Рублевка в Ленинградской области?
– Мне кажется, Ленинградской области сейчас не хватает только Рублевки. Или у нас уже есть элитный район, где в богатых особняках за высокими заборами живут очень богатые или известные люди, как на Рублевско-Успенском шоссе под Москвой?