Рассвет (сборник)
Шрифт:
— Будут расти! — благоразумно заверил Тимофей.
— Ты, кажется, перед своим домом сажал?
— Ну, сажал! Три вишни и пять яблонь.
— А что выросло?
— Ничего не выросло!
— Ха-ха-ха!
— Садовод…
— Вот видишь! — наседал Сахно. — Остались от твоего сада только прутья, тете Маше гусей гонять…
— Так он их воткнул в землю, наверное, не тем концом!
— Да меня же дома не было два месяца.
— Тихо! — крикнул Сергей в разбушевавшийся зал.
— Запевай! — воскликнул Федька и по-разбойничьи свистнул.
Зал сразу притих, словно его накрыли колпаком.
— Ты зачем свистишь? Ты на конюшне
— А что, я ничего. Просто хотел базар прекратить. Видите — порядок, — спокойно ответил Федька.
— Ну и дрянной ты человек, — обернулся к нему дед Яким. — Зачем умнее себя говорить мешаешь. Тебе хоть намордник одевай перед тем, как между людьми пускать.
С началом спора дед Яким оживился, заерзал на стуле.
— Что вы, дедуля, сегодня меня весь вечер едите? Или по вкусу я вам пришелся? — оскалил зубы Федька.
— Тьфу, прости господи. Стал бы я такую дрянь жевать.
— Худой очень.
— Одни сухожилия.
— И пахнет. Известно же — суслик [7] , — послышались голоса. Дед переждал, пока утихнет смех, и благоразумно сказал:
— Вот что я вам, ребята, хочу сказать: хороший ваш диспут, — дед Яким подчеркнул последнее слово. — И очень он мне даже по душе. Вот такой мой разговор! Я люблю, чтобы все делалось по-молодецки, с огоньком. Вот вы разгорелись, и я ожил сразу. Оно сажать сады и виноградники, возможно, еще и не геройское дело, но очень нужно людям и земле. Ее, земельку, когда приласкаешь, она потом в сто раз больше за это отплатит. И я даже с большим желанием буду помогать вам!
7
Ховрах (укр.) — суслик.
— Жди, когда вырастут…
— Для кого стараться будете, дедушка? Все равно не дождетесь, чтобы отведать яблочко, — заметил кто-то.
— Эх, плесень ты зеленая! А ну выйди сюда, поганец, на глаза! — дед подождал немного, но никто не вышел. — Оно и видно, что ум у тебя куриный, а совесть у кошки одолжена… — дед Яким повысил голос. — А фрукта сажать я хочу для того, чтобы ты, дурак, потом ел да меня добрым словом вспоминал, а себя за сегодняшнюю глупость корил. А вы, ребята, правильно решаете. Земля трудолюбивых любит. Вот и весь разговор!
Дед сел и сразу же поднялся Тимофей.
— Все понятно! Надо ставить вопрос перед правлением колхоза. Пусть решают. Вон я слышал, у калининцев нынешней весной посадили десять гектаров сада, более сорока — виноградников и еще плантаж готовят. Время и нам подумать!
— Правление не захочет, так мы сами посадим! — воскликнула Настя.
— Правильно!
Сергей порывисто поднялся, застучал по столу. Ему не хотелось, чтобы собрание, на котором он председательствует, приняло решение, идущее в разрез с линией председателя колхоза.
— Товарищи, я предлагаю озеленить пока только село.
— Вдоль дорог также следует посадить…
— Тополя!
— Фруктовые деревья!
— Тише, тише!
— Товарищи! Слушайте сюда!..
От дверей, возле которых, услышав шум в клубе, столпилась немалая группа пожилых колхозников, пробирался невысокий курносый мужчина лет тридцати пяти. Он подошел к столу.
Увидев незнакомца, молодежь притихла.
— А мне в районе говорили, что в «Рассвете» комсомольская организация не работает, —
широко улыбнулся он. — А здесь, оказывается, вон какие горячие комсомольцы. И вопросы решаете очень правильно. Хорошо!— Да кто вы такой, чтобы выступать здесь? Мы вас не знаем, — не вытерпел Федька.
— Кто я? — засмеялся незнакомец. Улыбка у него была приятная, на все зубы, а курносый нос, казалось, совсем исчезал с широкого лица. — Может и мне, как вон той девочке, — кивнул он на Галину, — рассказать свою биографию? Хорошо, скажу коротко. Был когда-то на комсомольской работе, потом заведовал отделом в райкоме партии, учился в высшей партийной школе, а вот теперь буду работать у вас секретарем парторганизации. Сегодня на собрании избрали.
В зале пронесся шелест.
— Зовут меня Иван Петрович Стукалов. Вот и познакомились, надеюсь, станем друзьями. Согласны? — прищурился он в лукавой улыбке.
— Согласны!.. — раздались отдельные голоса.
— Вот и хорошо! — весело подхватил Иван Петрович, словно ему ответил весь зал. — А сейчас хочу вам сказать о вашем сегодняшнем собрании. Очень хорошо! Не знаю, кому как, — он взглянул на группу колхозников у дверей, — а мне, товарищи, честное слово, нравится! Да как может не нравиться то, что решается в интересах общества? Вот сразу видно, что говорят хозяева жизни… Где же и выращивать виноград и фрукты, как не в Крыму! Может, в Вологде или Якутии?..
Галина почувствовала себя окрыленной. «Эх, тебя бы сюда, упрямого, — подумала она о председателе. — Ну, всё, теперь уже не отвертишься!»
И она теплым, благодарным взглядом смотрела в открытое, такое простое, веселое лицо секретаря.
— Молодцы комсомольцы! Я обеими руками за ваше предложение!
Стукалов поднял вверх руки, словно голосуя, и вдруг захлопал в ладоши, по-юношески, с азартом, от всей души. Зал дружно поддержал. Аплодировали долго, задорно, а почему — сами не знали. Пока ничего не сделали, только решили сделать.
Еще звучали отдельные аплодисменты, а Иван Петрович неожиданно для всех запел высоким баритоном:
Родины просторы, горы и долины, В серебро оделся дальний лес густой!От неожиданности ребята и девушки в обалдении смотрели на этого необыкновенного человека. Многим вспомнился бывший партийный секретарь, которого перевели на работу в район. Тот говорил всегда отрывисто, сухо, официально, словно читал выписку из протокола.
А тут стоял широкоплечий, крепкий, словно дубок, веселый человек, смотрел на всех искрящимися глазами и пел. Вот так секретарь! Есть чему удивляться.
Стукалов пел с таким видом, что казалось — нет для него большего наслаждения.
Едут новоселы по земле целинной. Песня молодая далеко звенит.И песня звучала так молодо, задорно, что к ней начали подсоединяться один за другим молодые голоса. Вдруг Иван Петрович подмигнул как-то всем лицом, по-дирижерски взмахнул руками, и весь зал загремел так, что зазвенели стекла в окнах:
Вьется дорога длинная, Здравствуй, земля целинная, Здравствуй, простор широкий. Весну и молодость встречай свою!