Рассвет

Не вызывало сомнений, что он очень хотел встретиться с ними поскорее. Лаура, словно уловив его нетерпение, быстро проговорила:

— Завтра днем. Завтра суббота, муж будет дома. — И вспомнив, что не она, а этот мужчина просил о встрече, закончила спокойно и с достоинством: — В три часа нам будет удобно.

— Спасибо, миссис Райс.

— О Господи, — запротестовал Бэд, — этот человек — политик. Он проводит свою предвыборную кампанию. Разъезжает повсюду с протянутой рукой в надежде выпросить средства. Личное дело, как же. Личное для него, а ты клюнула на эту удочку. — Он засмеялся. — Ну да ладно, я от него быстро отделаюсь. Он обратился не по адресу. Каждый лишний цент, что у меня есть, я отдам Джонсону.

— Не знаю, — она снова ощутила укол страха, — он сказал, что это срочно. Он был очень вежлив.

— Ага, понял! Умер какой-нибудь твой или мой дальний родственник, не имеющий ни жены, ни детей и оставил нам в наследство состояние. Они вышли на нас как на единственных родственников. Так оно и есть, Лаура. Ух ты! Мы отправимся в кругосветное путешествие. Я куплю тебе бриллиантовое ожерелье, ты будешь надевать его, выходя за покупками в супермаркет. Ну как тебе это?

— Он приедет завтра, — ответила она без улыбки. Бэд тоже нахмурился.

— Тебе не следовало соглашаться. Пусть бы обсудил свое дело со мной у меня в офисе. Я не занимаюсь делами дома. Ему следовало знать, он ведь первоклассный адвокат. «Лонгфелло, Брайс и Маккензи».

— Я же объяснила тебе, он сказал, это личное дело.

Ральф Р. Маккензи прибыл ровно в три часа. Это был высокий худощавый мужчина, выглядевший как типичный адвокат в своем безукоризненном костюме из легкой ткани в полоску и с атташе-кейсом в руках.

— Прошу прощения за вторжение, — вежливо извинился он, — но, думаю, вы поймете, что так было лучше всего.

— Все в порядке, — не менее вежливо откликнулся Бэд, демонстрируя, что при случае у него великолепно получалось, прекрасные манеры. — Пройдемте в библиотеку, там и устроимся. Это самая прохладная комната в доме.

Маккензи поставил атташе-кейс на пол рядом с креслом, достал из него три листа с машинописным текстом и уже собирался заговорить, но Бэд опередил его.

— Должен предупредить вас, если это как-то связано с предвыборной кампанией, я сторонник Джонсона. Я всегда считал, что нужно быть откровенным с самого начала.

— Понимаю. Но мое дело не имеет никакого отношения к выборам. Я здесь как адвокат, а не как кандидат.

Лаура была испугана. Страх накатил на нее как холодная волна. События последних дней сделали ее уязвимой. Окружающий мир таил в себе угрозу, никогда она не ощущала этого так остро. Устремив взгляд на Маккензи, она ждала.

— Это, как я сказал миссис Райс, личное дело, к тому же весьма болезненное. Перейду прямо к сути, без дальнейших проволочек. Я представляю семью, чей сын родился в частном родильном доме Барнса, ныне уже не существующем. Родился он 8 июля 1974 года. У вас есть сын Томас, который родился 9 июля того же года. Я прав?

— Томас Пайге Райс, — сказал Бэд, повысив голос. — А в чем дело?

Маккензи, положивший бумаги назад в атташе-кейс, никак не мог закрыть замок. Он молча возился с ним, и это действовало на нервы. К тому же Лаура сразу поняла, что Маккензи умышленно тянул время; чувствовалось, что он напряжен. Закрыв наконец замок, он посмотрел на Бэда, перевел взгляд на Лауру и снова на Бэда.

— Мистер и миссис Райс, это самое тяжело дело из всех, с какими мне приходилось сталкиваться за четырнадцать лет адвокатской практики. Есть основания считать, что в родильном доме была допущена ошибка и обе семьи получили не своих детей.

Лаура охнула, а Бэд, сидевший рядом с ней на диване, вскочил.

— Что? Вы с ума сошли, — закричал он. — Вы сошли с ума, раз приходите к нам с подобным бредом.

— Хотел бы я, чтобы это было так, мистер Райс. Но могу сказать вам… я представляю семью и мы уже несколько месяцев ведем расследование и, к сожалению…

— Я не хочу об этом слышать, — снова заорал Бэд. Лаура прикоснулась к его руке.

— Бэд, пожалуйста, не надо. Мы должны выслушать.

Слава Богу, мальчиков нет дома. Сердце ее стучало, как…

— Посмотрите на мою жену. Она сейчас упадет в обморок.

Маккензи покачал головой.

— Не знаю что и делать. Я должен вам об этом сказать, но я не хочу, чтобы миссис Райс стало плохо. Что же мне делать? — Он с состраданием посмотрел на Лауру.

— Конечно же, продолжайте, — прошептала она.

— Те, другие люди, когда им об этом сказали, обратились ко мне. Они были потрясены так же, как и вы, так же, как и вы, не могли поверить…

— Это какой-то трюк, — перебил его Бэд. — Такого не бывает. Это все подстроено и я, черт возьми, выясню, что за этим кроется. — Щеки у него пылали, на шее, видневшейся из-под расстегнутого воротничка рубашки, вздулись жилы. — Прийти к нам и до смерти напугать, — он опомнился и заговорил потише. — Я не виню вас, мистер Маккензи. Вы адвокат и с какой бы невероятной надуманной историей ни обращались к вам клиенты, вы все равно должны их выслушать. Но я-то не должен.

— История и вправду невероятная, — спокойно ответил Маккензи, — но она не выдумана. Могу ручаться. Я знаю этих людей, они мои друзья, а не просто клиенты, и они честные люди. Кроме того, само собой разумеется, что я провел собственное подробное расследование. Мы просмотрели архивы, которые после закрытия роддома Барнса были переданы в больницу имени Вильсона, мы расспросили сестру родильного отделения роддома Барнса, которая до сих пор работает в этой больнице. Но она, естественно, ничего не знает. Единственное, что нам удалось установить точно — помимо ребенка той семьи в послеродовом отделении в тот период находился лишь один младенец мужского пола — сын Омера и Лауры Райс.

Бэд тяжело дышал, наклонившись вперед и положив на колени сжатые в кулаки руки. — Хватит, прошу вас. Достаточно, мистер Маккензи, — он все еще сдерживался и говорил спокойно, хотя было видно, что это дается ему с большим трудом. Лаура заговорила очень тихо:

— Нет, Бэд, не хватит. Мы должны выслушать все до конца. У нас нет выбора, — и она сжала подлокотник дивана, словно желая укрепить себя.

— Месяцев пять назад, — начал Маккензи, — у сына этих людей Питера, который, надо сказать, был болен с самого рождения, наступил кризис. За прошедшие годы они перебывали во всех крупнейших медицинских центрах страны — в Балтиморе, Нью-Йорке, Атланте. В больнице, куда его положили в последний раз, решили провести генетическое исследование, для которого потребовался всесторонний анализ крови родителей — ДНК и все такое. Тогда-то и выяснилось, что Питер никак не мог быть их сыном.