Рассвет
Шрифт:
— Необходимо и дальше продолжать ставить банки, — сказал доктор О'Тул и легонько похлопал Тимми по спине. — Давай-ка я переверну тебя, сынок, и послушаю спереди. Нам нужно избавиться от слизи в легких.
Тимми чуть-чуть улыбнулся. Дышал он еще с трудом и разговаривал очень мало, но сейчас, к концу первой недели его пребывания в больнице, лихорадка спала, температура была почти нормальной и его собирались перевести из отделения реанимации в обычную палату.
— Хочу еще напомнить вам — не забывайте про банки. Это очень важно, — предупредил доктор Лауру. —
«Значит, они считают, что Тимми выпишется. Мы одержали победу еще в одном сражении», — подумала Лаура. В сражении, но не в войне. Нет, не в войне. Она испытывала легкое головокружение. Всю неделю она спала не больше двух-трех часов в сутки и страшно устала. Смертельно устала. Внезапно в голове у нее прозвенел тревожный звонок и она с беспокойством воскликнула:
— Выходит, я делала это недостаточно часто? Из-за этого и наступило ухудшение?
— Нет, нет, — успокоил ее О'Тул, — вы все делали правильно. Причина совсем в другом.
— Это из-за тенниса, — пробормотал Тимми. — Я сам виноват.
— Чепуха, — убежденно возразил врач. — Тут никто не виноват. Но ты, — продолжал он, меняя тон, — должен помнить, что тебе ни в коем случае нельзя перегреваться и переутомляться.
Тимми кивнул. Он встретился взглядом с Лаурой, и она все поняла. Он играл в теннис на жаре, проигрывал партию, но самолюбие не позволило ему прекратить игру. Он хотел отыграться. В этом случае, как в капле воды, отражалась вся история жизни Тимми.
Врач закончил осмотр, и Лаура вышла вслед за ним в холл.
— На этот раз он выкарабкается, — сказал О'Тул. — Сегодня я впервые за все это время могу сказать это с уверенностью. Для вас с мужем это была ужасная неделя. Как он?
— Его это сломило. Сегодня утром я уговорила его пойти на работу. Мало того, что он переживает из-за Тимми, он еще и о делах постоянно беспокоится. На него, беднягу, легла двойная нагрузка.
— Хорошая вы женщина. Вашему мужу повезло. Надеюсь, он это понимает.
Лауре часто приходило в голову, что возраст имеет свои преимущества. Пожилые люди могут позволить себе говорить то, что думают, на что редко отваживается молодежь.
— Он понимает, — ответила она.
— Что ж, хорошо. Теперь вы и сами можете немного отдохнуть. Попытайтесь поспать и обязательно выберитесь куда-нибудь на пару часов, отвлекитесь и от дома, и от больницы. Тимми все равно проспит до вечера.
Никаких идей относительно того, чем бы ей заняться, у Лауры не возникло, но совет был разумным. Она поехала домой и только собралась ненадолго прилечь, как зазвонил телефон.
— Лаура, добрый день. Это Маргарет, Маргарет Кроуфильд. Я вас не задержу, я только хотела узнать, как ваш мальчик. Ральф рассказал нам, что случилось. Мы вам от души сочувствуем.
— Спасибо. Мы думаем, сейчас мы даже уверены, что он идет на поправку. Очень медленно, конечно, и мы, что называется, все время стучим по столу. Ну да вы все это не хуже меня знаете.
— Да, конечно. Пожалуйста, дайте нам знать, если потребуется наша помощь.
Раздался щелчок, оставивший Лауру с ощущением какой-то недоговоренности. В течение последних дней она так и не спросила, как прошел второй визит Тома
к Кроуфильдам, а сам он, конечно же, ничего ей не сказал.Она легла на диван в большой гардеробной, где когда-то давно ее бабушка держала свои многочисленные туалеты. Сегодняшние слова доктора О'Тула принесли ей немалое облегчение и, казалось бы, она могла и уснуть, чтобы дать необходимый отдых усталому организму, но сон почему-то не шел к ней. Она лежала с открытыми глазами, разглядывая узор на обоях: летящие птицы на бело-зеленом фоне. Итак, Ральф рассказал Кроуфильдам про Тимми. Ральф. Не Маккензи, как она мысленно называла его все это время. Неожиданно она живо вспомнила их встречу в кафе, вспомнила свои тогдашние впечатления о нем, его умение понимать все с полуслова и тот примечательный момент, когда они обменялись взглядом, полным взаимного интереса и доверия…
Но он ведь на самом деле отнесся к ним с такой теплотой и участием, столько сделал, чтобы помочь пережить этот несказанно тяжкий период в их жизни.
Телефон зазвонил снова.
— Я беспокоился за вашего мальчика, — услышала она голос Ральфа.
— Тимми? Слава Богу, его перевели из отделения реанимации. Сейчас дела обстоят значительно лучше. Однако на прошлой неделе…
— Я знаю. По лицу Тома можно было догадаться, насколько все плохо. Он вам говорил, что я звонил несколько раз?
— Нет. Странно. Обычно он не забывает о таких вещах.
— Не ругайте его. У него есть причины меня недолюбливать. Ведь по сути дела я вынудил его сделать то, к чему у него совсем не лежала душа.
— Значит, и второй визит прошел неудачно. Признаюсь, в последние дни я об этом и не вспомнила.
— Да. Другие старались как могли, но Том не захотел приложить усилий. Иначе как неудачной нашу поездку не назовешь.
— Если бы я знала что делать.
— Может, нам следует обсудить это. Я уверен, что это следует сделать. У вас случайно не найдется свободного времени во второй половине дня?
Лаура заколебалась.
— Да, но я хотела пораньше пообедать и вернуться в больницу.
— Я имел в виду встретиться накоротке в кафе «Феникс». Мне нужно еще заскочить в свою штаб-квартиру.
Ей ведь действительно нужен совет, как лучше вести себя с Томом в связи со всей этой историей…
— Хорошо. Встретимся в кафе. В котором часу?
— В четыре вас устроит? Но нам не нужно встречаться в кафе. Я заеду за вами. Я все равно буду в ваших краях по делам.
Нехорошо она поступает, во всяком случае не совсем хорошо. Ну же, не будь смешной. Ты же не о свидании договариваешься. Тебе необходимо выяснить, что происходит с Томом и с остальными участниками этой запутанной сложной ситуации. С Бэдом на эту тему говорить бесполезно. Он внушил себе, что никакой сложной ситуации просто не существует. Значит, встреча с Ральфом — единственное, что она может сделать. И ничего плохого в том, что они встретятся, нет. Конечно же, нет.
Она приняла душ, брызнула на себя духами «Гардения». День был пасмурным, белое льняное платье выглядело бы в такой день несвежим. Она надела юбку и блузку из серо-голубого, пастельного тона, шелка, подходящего к пасмурной погоде. Яркий, кораллового цвета шарф с цветочным рисунком, оживлял ансамбль.