Рассвет

— Мне нравятся эти цвета, — заметил Ральф, когда она села в машину.

— Спасибо.

— Рад, что ваш мальчик вышел, наконец, из кризисного состояния.

— Спасибо.

Она внезапно почувствовала неловкость, осознав, что отвечает бездушными протокольными фразами. А ведь она всегда с легкостью поддерживала разговор на любую тему. Бэд гордился ее умением держаться в обществе, часто даже хвастался этим, чем неизменно приводил ее в смущение. А сейчас руки у нее были сложены на коленях, как у девушки, не пользующейся успехом, которая ждет, пригласит ли ее кто-нибудь на танец, или как у пациента, ожидающего своей очереди на прием к зубному врачу. Она разняла руки и, сделав над собой усилие, сказала что-то остроумное о последнем выступлении Джонсона. Ральф рассмеялся, и атмосфера разрядилась.

В «Фениксе» они сели за тот же столик, что и в прошлый раз и заговорили на ту же тему.

— Да, все прошло неудачно, — огорченно сказал Ральф, — очень неудачно. Знаете, Лаура, я впервые сталкиваюсь с таким печальным делом, а я повидал немало человеческих трагедий.

— Маргарет звонила сегодня.

— Да, она говорила, что собирается справиться о здоровье Тимми. Но я уверен, она надеялась, что к телефону, возможно, подойдет Том. Артур говорит, она ужасно переживает из-за Тома. Похудела, мучается от бессонницы.

— Я перезвоню ей вечером. Но я не могу заставить Тома иначе к ним относиться. Я пыталась, но добилась только того, что он на меня обозлился.

— Может, никому из нас не стоит сейчас пытаться что-то сделать, — задумчиво проговорил Ральф. — Просто подождать и посмотреть, как будут развиваться события. Если Том утратит контакт с вами, он окажется в полной изоляции. Не сомневаюсь, он и сейчас уже чувствует себя очень одиноким.

— У него есть отец.

— Ему нужна и мать, — мягко возразил ей Ральф.

Мать. Эта женщина, которая звонит им и которая «ужасно переживает». Лауру вдруг захлестнула горечь, которую она, казалось, могла ощутить на вкус. Будь они с Маргарет другими, они могли бы возненавидеть друг друга и довести дело до того, что их сын, объект их соперничества, возненавидел бы их обеих. С трудом сглотнув, она ответила:

— Я знаю. К счастью, они с отцом на редкость близки.

— В своих политических убеждениях тоже, я полагаю, — заметил к ее удивлению Ральф.

— Да, оба поддерживают Джонсона, хотя Бэд по сути дела политикой не интересуется.

— С интересом к политике надо родиться, — улыбнулся Ральф. — Некоторые говорят, что это как болезнь.

Разговор крутился по кругу, будто собеседники никак не могли выйти на магистральную прямую, найти главную тему. Почувствовав это, Лаура ничего не ответила.

— За годы учебы в школе и в колледже я выставлялся кандидатом, наверное, во все возможные выборные органы, — продолжал Ральф. — Иногда я проходил, иногда нет. Забавно, что на многих из этих выборов моим противником был Артур Кроуфильд, но это нисколько не мешало нам оставаться хорошими друзьями.

— Вы вместе росли?

— Да, и вместе переехали в столицу штата. Потом я поступил на работу в свою нынешнюю контору и вернулся сюда, но мы все равно встречаемся довольно часто. — Он серьезно добавил: — Они особые люди, Лаура.

Родители Тома. Вот значит какую тему выбрал Ральф для их разговора. Ей и хотелось поговорить о них, узнать побольше, и в то же время не хотелось этого делать. Но как бы там ни было, она должна ответить.

— Расскажите о них поподробнее, пожалуйста, — попросила она.

— Естественно, Артура я знаю лучше. Артур прежде всего интеллектуал. Такие, как он, становятся заведующими кафедр в Гарварде или где-то вроде этого, известными профессорами, которые и в девяносто лет пользуются такой популярностью, что на лекции к ним не пробиться. Подобная жизнь более всего соответствовала бы наклонностям самого Артура, но интересы семьи потребовали, чтобы он занялся бизнесом. Он отказался от научной карьеры, но, насколько я знаю, никто никогда не слышал от него и слова жалобы. Так что сейчас он ведет дела своего универсального магазина и, надо сказать, весьма успешно.

— Довольно трогательная история.

— Ее можно было бы назвать печальной, но Артур не склонен долго предаваться печали. Кому-то нужно было взять на себя ответственность за дело, созданное тяжким трудом. Вы слышали, как все начиналось — с еврейского иммигранта, торгующего вразнос. Собственно, у истоков многих крупных американских универмагов стоят такие вот европейские иммигранты. После смерти отца Артура осталась вдова и еще трое сестер — две в то время учились в колледже, а третья и сама была молодой вдовой с четырьмя детьми и без всяких средств к существованию. Артуру пришлось взять на себя обязанности главы семьи.

— А Маргарет?

— О, Маргарет — душа этой семьи. Она не интеллектуалка, как Артур, но по-своему очень неглупа. Мне они всегда казались исключительно удачной парой, какие встречаются нечасто. Однажды мы с Артуром были на вечеринке. Гостей собралось много, все веселились. И вдруг вошла Маргарет. Артур не мог глаз от нее отвести. Их с первой минуты потянуло друг к другу. Это притяжение было почти физически ощутимо. Оно было как течение, которому невозможно противостоять, фантастика. Спустя шесть месяцев они поженились. — Погрузившись в воспоминания, Ральф устремил взгляд куда-то в другой конец зала. — Я всегда хотел, чтобы и мой брак, если я когда-нибудь женюсь, был таким же. Я хочу твердо знать: вот она, та единственная, с кем я хочу прожить жизнь, и другой мне не надо. Только с такими чувствами и можно вступать в брак, а если их нет, лучше остаться холостым. Впрочем, возможно я нелепо романтичен. А вы как думаете?

Она думала, что и ей всегда хотелось того же — чистоты чувств, бескомпромиссности. Чтобы в твоей жизни был один-единственный мужчина. Или вообще никакого.

— Нет, я не считаю, что это нелепо.

— Я рад. Артур с Маргарет того же мнения.

Оба ненадолго замолчали, встретившись взглядами, потом отвели глаза. Ральф поднял чашку. — Я пью слишком много кофе. Эта кампания не идет на пользу моему здоровью. Работа допоздна, банкеты с пережаренными цыплятами, кофе. Но подозреваю, я все равно выживу.

— Как, кстати, проходит кампания? Последнюю неделю я ни за чем не следила. Начнись мировая война, я бы, наверное, и об этом не знала.

— Мы все еще лидируем, но, согласно опросам общественного мнения, разрыв между нами сократился. Джонсон — опасный противник, скажу я вам. Он умеет говорить. Женщины от него в восторге.

— Ну, смотря какие женщины. Это дело вкуса. Разве можно сравнить самодовольное гладкое лицо Джонсона, похожее на лица с рекламы мужской косметики, с лицом мужчины, сидящего напротив — удлиненным линкольновского типа лицом с крупным носом и чудесными яркими, добрыми, умными глазами. Такое лицо не забудешь. Она во всяком случае не забудет.