Рассветы над Вавилоном

Черный немецкий аэромобиль детектива еще каких-то пять лет назад считался шедевром аэромобилестроения, но сейчас был уже старомоден. Впрочем, для Давида это значения не имело. Не растеряв ни внешней привлекательности, ни скоростных данных, машина оставалась очень качественной и хорошей игрушкой для такого большого мальчика, как он. И Буров, не тратя более ни минуты драгоценного времени, забрался внутрь своего аппарата и, включив программу диагностики рабочего состояния механизма, закрыл глаза, выбросив из сознания все лишние мысли и эмоции. Через три минуты программа выдала на темный экран бортового компьютера злобное сообщение о необходимости замены правого заднего механизма выдвижения колес.

– Сделаю, сделаю… – буркнул ей в ответ Буров, – но только давай не сегодня…

Он плавно вывел машину на полосу ускорения и, через несколько секунд оказавшись на высоте ста двадцати метров, направился в сторону городской границы. Полет его над территорией Петербурга носил противозаконный характер, поэтому он как можно скорее стремился оказаться за пределами города, хотя на случай экстренного торможения экипажами транспортной полиции у него, как всегда, нашлось бы какое-нибудь волшебное удостоверение. В течение следующих десяти минут Давид покинул территорию Санкт-Петербурга и со скоростью триста километров в час полетел в сторону двух красневших на экране его бортового компьютера точек, которые пришли наконец к состоянию абсолютного покоя в деревне Анисимово. Компьютер, синхронизированный с информацией из его книжки, выбрал кратчайший маршрут до места назначения и, отслеживая движение таких же, как и у него аэромобилей, перемещавшихся на высоте от трехсот метров до километра над уровнем моря, вел Бурова к цели с помощью автопилота. Пролетев над Бокситогорском, Давид включил ручное управление и стал потихоньку снижаться, поглядывая на раскинувшуюся посреди лесов деревеньку, через которую протекала небольшая речушка. Спустя несколько секунд он плавно посадил машину на дорогу, ведущую к Анисимову, и бортовой компьютер вновь буркнул ему что-то недовольное по поводу правого заднего выдвижного устройства. В целях безопасности Давид не стал въезжать в деревню, оставив машину в лесополосе, справа от дороги. Он взял с собой только книжку и рюкзак, в котором Бурова, как и обычно в путешествиях, сопровождали термос с чаем, небольшое количество сушеного мяса, нож, спички, теплая накидка и высокоточное спутниковое оборудование, позволяющее определять местоположение и устанавливать связь из любой точки планеты.

Деревня была достаточно крупной: дома располагались и вдоль основной дороги, и вдоль небольших грунтовых ответвлений слева и справа от нее. Людей он пока не замечал, хотя домики, деревянные, в основном одно- и двухэтажные, выглядели обжитыми. Судя по тому, что Давид видел на экране книжки, девочек занесло не в саму деревню, а за нее, чуть восточнее, поэтому он торопливо двигался к их гипотетическому местонахождению, радуясь, что никто из местных жителей так и не появился.

– Вы что, решили устроить пикник? – ворчал он.

Буров свернул в итоге направо – на грунтовку, ведущую в лес. С каждой секундой скорость его шагов увеличивалась. Сердце сжалось недобрыми предчувствиями. Через семь-восемь минут почти уже бега Давид оказался на поляне, по краям которой густо разросся папоротник. Летнее солнце поглаживало его лучами, создавая иллюзию спокойствия и безопасности. Давид снова сверился с книжкой, которая говорила ему о том, что девочки, по крайней мере Карина уж точно, находятся на этой полянке. Оторвав взгляд от экрана, он внимательно осмотрелся. Никаких девочек не наблюдалось. Погрешность прибора составляла сантиметров пятьдесят, поэтому ошибки здесь быть не могло. Буров прошел дальше, к середине этой лесной проплешины, и встал на месте, где, судя по показаниям электроники, должна была стоять Карина. Он еще раз огляделся, и почти сразу его внимание привлек небольшой холмик свежей земли, как будто кто-то что-то зарывал, причем совсем-совсем недавно.

– Что-то или кого-то? – пробормотал себе под нос Давид.

Сердце билось учащенно, но он взял себя в руки и стал раскапывать свежую насыпь.

Через пять минут активной работы Буров вытащил из не очень глубокой ямы черный полиэтилен пакета, в котором обнаружил два комплекта одежды (включая нижнее белье и обувь), не так давно находившейся на Карине и ее подруге Вале. Всё. Давид молча смотрел на находку, соображая, что делать, а потом, взяв пакет под мышку, медленно направился обратно к дороге. Ситуация все больше и больше походила на форс-мажорную. Выйдя на дорогу, он пошел в деревню и, миновав первый от леса дом, увидел наконец местного жителя, мужика лет шестидесяти, сидевшего на скамеечке перед забором. Мужичок с интересом посмотрел на Бурова и спросил, видя, что тот направляется прямиком к нему:

– Камо грядеши?

Давид остановился от аборигена на расстоянии вытянутой руки и окинул того удивленным взглядом.

– Поляк? – наконец спросил он.

– Сам ты поляк, – получил Буров в ответ. – Я Вася Светлогоров.

– А почему разговариваешь по-польски?

– Это польский? – удивился Вася.

Судя по его не очень четкой дикции, Вася Светлогоров был немного подшофе.

– Польский, – улыбнулся Давид. – Скажи, Вась, видел ты что необычное за последние пару часов? Может, проезжал, проходил кто? Туда, по просеке…

Буров показал рукой в сторону, откуда только что пришел. Васек задумался, а потом, видимо, надумав что-то, хитро улыбнулся и посмотрел на Давида.

– Видел.

– Расскажешь?

– Нет.

– Почему? – невозмутимо продолжал диалог Буров.

– А ты уйдешь сразу, и все.

– А ты чего хочешь, Вася? Чтобы я остался? – рассмеялся Давид.

– Ну не навсегда, конечно… – смутился мужчина. – А так… По рюмочке-то можно выпить?

– По рюмочке? – задумался Буров.

– Ага… У меня самогоночка двойной очистки. Слеза! Или коньяк на рябине… Что будешь?

Вася, покряхтывая, поднялся и кивнул в сторону спрятавшегося за невысоким деревянным забором и парой яблонь дома. Давид, оглянувшись по сторонам, направился вслед за ним. Двухэтажный, старенький и очень небольшой с виду домик начинался с маленькой летней веранды, куда и пригласил зайти Бурова гостеприимный хозяин. Вася кивнул на деревянную, покрытую потрескавшейся от времени зеленой краской скамейку.

– Присядь. Я мигом.

Буров присел и пристроил рядом рюкзак и вырытый десять минут назад черный пакет с одеждой девчонок. Мигом не мигом, но все-таки очень быстро на небольшом столе оказалась запотевшая литровая бутыль самогона, две рюмки, миска с вареной картошкой, лук и банка соленых огурцов. Василий налил по первой и предложил следующую сентенцию в качестве тоста:

– За встречу.

– За встречу, – согласился Давид.

Буров выпил, слегка коснувшись своей рюмкой рюмки Светлогорова, и поставил ее, опустевшую, на стол. Вдруг он осознал, что голоден. Ухватил вилкой большую картошину и потащил ее в рот, ощущая, как самогон Василия растекается по его телу теплом летнего солнышка.

– Хорош? – задал риторический вопрос хозяин.

Давид, промычав в ответ нечто утвердительное, кивнул в знак абсолютного согласия.

– Ну вот, я же говорил – хорош. У меня берут многие себе. Говорят, лучше в деревне никто не гонит. Говорят, секрет знаю… А какой тут секрет… С любовью делаю!

Он налил еще, предложив Бурову выпить за удачное выступление наших футболистов на стартующем через несколько дней чемпионате мира по футболу. Мужчины опрокинули рюмки, и Светлогоров продолжил монолог, скакнув от темы самогоноварения к своей профессиональной занятости.

– Я ведь все, что делал, старался выполнять именно так – с любовью. Сорок пять лет отработал на заводе – аэромобили немецкие собирали – от разносчика материалов до начальника участка. Так ни одной претензии, ни одного штрафа! На пенсию уходил два года назад – всем заводом провожали. Директор часы именные подарил, под старину…

Василий кивнул на свою правую руку, на которой болтался большой красивый хронометр.

– В Бокситогорске…

– Что в Бокситогорске? – переспросил Давид, дожевывая вторую картошину.

– Завод в Бокситогорске. Чуть за. Мне удобно было ездить.

Василий еще раз обновил рюмки. Давид с огромным трудом удерживал себя в руках, чтобы не сбить Светлогорова с плавного течения мысли на выгрузку той информации, которая была необходима детективу как воздух. Он понимал, что его вмешательство может привести к нужному результату, а может, наоборот, обидеть скучающего в одиночестве аборигена. Тогда единственным возможным выходом из ситуации останутся угрозы. Эту методику Буров не любил и использовал в своей практике крайне редко. Совокупность известных ему на данный момент фактов могла, конечно, погрузить любого человека в противный туман паники. Любого, но только не Бурова, который научился не пропускать эту неприятную вязкую субстанцию в сосуд своего сознания уже за первые пять лет профессиональной деятельности – их он провел в отделе по расследованию особо важных преступлений Следственного комитета России по Санкт-Петербургу. Да и после, на детективной работе, ему часто приходилось сталкиваться с историями, леденившими кровь обывателей, но чем более сложными и страшными казались факты, тем спокойнее и расслабленнее становился Давид. Возможно, именно это и позволяло ему доводить до успешной развязки любое начатое дело. А здесь даже факты при более глубоком их анализе не выглядели очень уж устрашающими. То, что пакет с одеждой девчонок оказался именно в том месте, откуда он его успешно двадцать минут назад выкопал, говорило об одном: кто-то затеял некую игру с непонятной пока целью и правилами. Может быть, это были сами девчонки, а может, кто-то еще.