Ратибор и сказки Вещего Леса. Книга 1. Золотые яблоки Даждьбога

Краем глаза заметив, что лед над головой, принимая форму кольца, являет сейчас отнюдь не Ратибора, а совсем иные образы, мавка обомлела, позабыв о надвигающейся опасности.

Неожиданно русалку обдало слабой волной. Как будто южное течение заблудилось в этих водах, даря толику тепла. Она еще успела подумать, что это чем-то напоминает ласкающий ветерок на исходе дня, как её подхватил стремительный поток, уносящий несостоявшуюся добычу прочь от ревущего с досады глубинного чудища.

Отлично запомнив, кого она узрела на ледяных стенках перед неожиданно пришедшей на выручку подмогой, русалка теперь точно знала, кто строит козни, смущая обитателей Нави.

* * *

Навь. Избушка на курьих ножках

– Ходют тут, бродют, чавой-то вынюхивают! – Хозяйка избы ворчливо бубнила под нос почти беззубым ртом, постукивая черенком метлы по полу, отчего по тесной горнице разлетались сор и вековая пыль.

Это «ходют тут, бродют» продолжалось некоторое время. Менялась интонация. Порою шипя, бабка делала паузу для раздумий, жевала губами, и всё начиналось заново.

– Чую-чую! – Ратибор аж подскочил на месте от этих слов и говора. Сразу вспомнились и недавний визит Бабайки в его квартиру, и те далекие приключения с Берегиней. Но нет, в избе они были всё также вдвоем: испуганный мальчик, нашедший то, что искал не радующийся нежданной находке, и дряхлая старуха в засаленном тряпье. – Кровь моя! Вот и пустили тебя стражи-черепа. Ух, я им! – помахала она метлой в сторону частокола, пристально уставившись на гостя.

Всё оказалось гораздо проще, чем думал Ратибор, хотя проход и открылся не там, где он ожидал. Клубок замер у картины «Баба Яга» знаменитого современного художника-славяниста, висевшей на стене в коридоре. Отец считал его одним из лучших последователей Константина Васильева. В этих картинах действительно таилась замерзшая в кратком миге покоя энергия. Они часто казались живыми, как и зеркала в купальскую ночь. Так было и сейчас. Холст ожил. Даже картинка на нем сменилась: слепя ярким желтоватым светом, мальчика как будто изучали черепа на частоколе. В их молчании явственно читался вопрос: «Пустить или испепелить?»

Вынырнув из воспоминаний, Ратибор решился:

– Может, лучше я пойду? – мальчик сделал неуверенную попытку встать, но был остановлен сухой и на удивление сильной рукой.

– Сиди! Ночь на дворе. Да и не потчевала я гостя, в баньке не выпарила, в печь… – Она запнулась, но после недолгого молчания поправилась: – На печь спать не уложила. – При этих словах старуха пододвинула к нему горшок с мутной, дурно пахнущей жижей, в которой что-то плавало, булькая и пытаясь выбраться.

– Сытый я! – мальчик отстранился, морщась от омерзения.

Из углов горлицы едко пахло плесенью. Отталкивающий запах чувствовался с порога. Изба на курьих ножках изменилась до неузнаваемости. Грязная, заляпанная сажей, со скрипящими при каждом шаге половицами, узкая, неуютная, без дивного света в окне, освещенная несколькими лучинами, она вначале вызвала испуг у влетевшего на порог с радостным криком «Бабушка!» Ратибора, а затем – отвращение и немой вопрос: «Как же так?! Что произошло?!»

Но самое страшное было то, что и сама Баба Яга изменилась. Она не походила на ту величественную женщину, которую четыре года назад встретили мальчик с девочкой, ища защиты. Совсем наоборот: теперь хозяйка волшебной избы была точь-в-точь как в детских страшилках: костлявая, беззубая, шепелявая. От нее веяло самой Навью. Нежданный гость начал понимать, что попал в западню.

– А я тебя помню! Ты ко мне давеча шастал с этой вертихвосткой. Вынюхивал чавой-то. – Она постучала метлой об пол и снова затянула: – Ходют тут, бродют всякие, вынюхивают! – При этих словах она мельком взглянула на дверь, на которую то и дело посматривал Ратибор, мечтая дать стрекача, и в тот же миг входная дверь, жутко скрипя и покачиваясь, затворилась, лишая мальчика шанса на побег.

Конец ознакомительного фрагмента.