Ратибор и тайна Великой Коляды. Книга 1. Чёрная луна Морены
Шрифт:
– Мог бы и сам догадаться! – хатник надулся. – Кто помогает тебе в домашних делах? Не допускает ссор в доме? Даже пару раз с уроками подсобил!
– Забыли духов, не помнят нас люди, – русалка вздохнула и продолжила, обращаясь к другу: – А их тут много живут–выживают.
Ратибор с интересом осмотрелся. Но, никого более не узрев, тут же поник.
В прихожей раздался звонок, и сразу же, не дожидаясь ответа, в дверь недовольно забарабанили. Казалось, что били ногами. Тяжелая стальная конструкция трепетала как озябший осенний лист на сильном ветру, вот–вот обещая рухнуть под недовольным напором незваных гостей.
– Колядующие? – девочка вопросительно посмотрела на друга.
– У нас не колядуют!
– Эх!
Пропустив её реплику мимо ушей, мальчик вышел в прихожую, с опаской подтащил табурет к вздрагивающей двери и боязно прильнул к глазку. На лестничной площадке стояли люди в масках и вывернутых наизнанку шубах.
– Дай взглянуть! – с трудом отпихнув Ратибора от дверного глазка, Берегиня с интересом рассмотрела одетые в маски хари и лярвы незваных гостей. – А ты говоришь: не колядуют!
* * *
Влесов Ключ. Дом мельника (16:19)
– Веселина, да не ёрзай ты! – дородный крепыш лет десяти, шмыгая и громко сопя, с недовольством покосился на сидящую рядом крохотную девочку, едва выглядывавшую из–за массивного стола.
Малышка в ответ обиженно ойкнула, да вжала голову в плечи. Теперь над столешницей виднелись одни испуганные синие глаза.
– Видишь же, проигрываю! – мальчик, пыхтя, старательно доставал очередную игрушку из наваленной на потертые доски стола груды миниатюрных деревянных чайников, палок–скалок и другой утвари. Получалось не ахти как. С толстыми, не предназначенными для столь кропотливой работы пальцами совладать с мелкими предметами было весьма трудно.
– Сдвинул–сдвинул! Переход! – один из соперников даже вскочил – от радости, что ход перешел к нему, и только потянулся схватить игрушку, как тут же получил по руке.
– Обожди! – крепыш погрозил товарищу пальцем. – Не сдвинул!
– Но как же, – раздосадованный малец тряс ушибленной рукой, с надеждой смотря на остальных игроков. Он был новеньким в компании, присоединился к колядующим ребятам совсем недавно. Остальные предусмотрительно молчали, отлично зная норов товарища.
– Вот так! – назидательно проговорил брат Веселины, стараясь справиться с неподдающимся чайником. – Мал ты ещё спорить со старшими. Явился с города в гости, так уважай наши порядки!
Соперник лишь обиженно шмыгнул в ответ, в очередной раз поправляя спадавшую на глаза белокурую челку. На самом деле никто не ведал, к кому приехал невысокого роста парнишка, но все отчего–то сразу решили: не наш, не та порода – городской!
– Доброгнев, угомонись! Совсем застращал сестренку и новенького! – Теперь настал черед недовольного старшего брата ойкать. – И жульничать прекращай!
– Так чего она?.. Чего они?.. – крепыш недовольно оторвался от бирюлек, с опаской поглядывая на стоящего по другую сторону стола Млада.
– А ничего! – Млад не собирался шутить. Будучи старшим в колядочной гурьбе, он не терпел пререканий. Недавно прошедший посвящение в мужчины – чем очень гордился, с делом и без дела демонстрируя всем нож, право на ношение которого заслужил с честью, – юноша отлично понимал, что совсем скоро Доброгнев займет его место предводителя деревенской оравы. Оттого ревностно следил за каждым просчетом не по годам крепкого мальчика. – Сам ты чего?! – он погрозил собеседнику кулаком. – Удумал пугать навьими, когда у постоялого двора ходили. И чего, что фонарь треснул, на таком–то морозе, поди, не тресни! Да и на пришлого едва не напал. Ну, с мешком, ну, странный!.. – Млад вздохнул и, остывая, махнул рукой – Что уж теперь! Миловид, когда уж угощенице будет готово? Обогрелись, пора и остальные хаты посетить!
Дети битый час сидели в просторной избе, развлекая себя кто
чем был горазд: одни состязались на кулачках в ловкости и скорости, ребята помладше тянули бирюльки, совсем маленькие жадно взирали на печь – аппетит с мороза да после пережитых страхов разгулялся не шуточный. Несколько колядочных масок лежало на скамье у входа в горницу, более опытные предусмотрительно держали их на коленях.Дом мельника неспроста был выбран первым. Распевая песни, штурмом взяли неприступную твердыню. Единственный имеющийся в наличии страж – сам пекарь сопротивлялся не долго. Да и как тут противиться – дети своё дело сделали, теперь его черед. Во всей деревне никто не мог похвастаться такой вкусной выпечкой. Разумеется, сие знала и детвора, с вожделением смотрящая на спину хозяина избы. В юных глазах читалась просьба: «Скорее–скорее!»
– Готово, – от печи ответил сухощавый мужичина, похожий на каланчу, в заляпанном мукой переднике.
– Мне, чур козульки!
– А мне баранки!
– Мне печеньки!
– Я тоже хочу козульку!
– Пряник хочу!
– Козульки!
– А вот и нет!
– Печеньки!
– А вот и да!
Перебивая друг друга, детвора сорвалась с места, грозя опрокинуть и пекаря, и его угощение.
– Цыц, малявки! – показалось, что бревна сруба подпрыгнули от рева Млада. – Куда оперед батьки?! – дети смолкли. Приученные с детства уважению к старшим, они не посмели раскрыть рты. Молча попятились на свои места. – То–то же! – юноша был доволен собой. Повернувшись к подошедшему пекарю, парень молвил: – Гостемил, благодарим тебя за угощение, принимаем дары с радостью. Мир твоему дому, – после чего поклонился.
– Благодарю, гости дорогие, – пожираемый голодными глазами, на стол опустился поднос, доверху наполненный манящими вкусностями.
– Отведайте угощения! – поставив потертые глиняные чашки подле пыхтящего самовара, стоящего на краю стола, рядом с мужем встала хозяйка избы. – Запейте иван–чаем, да заешьте медком. Сейчас и каравай поспеет.
Дети облизнулись, глотая слюни. Млад кивком дал понять, что можно – угощайтесь. Он не торопил ребятню, успеется – вся ночь впереди, ещё наколядуются–напоются. Пусть поедят, налакомятся перед песнопениями в мороз. Юноша вспоминал, как сам впервые пошел колядовать, переполняемый гордостью, что наконец–то дорос. Он тогда не мог понять, почему не ушли с крыльца мельника после нескольких песен? Почему вошли в дом и ждали, пока испекут угощения, а не неслись по заснеженным улицам дальше, набивая приготовленные загодя мешочки? Лишь совсем недавно, после наречения, причина своеобразного ритуала стала ему ясна. А тогда он, как сейчас Веселина, сидел, боязливо выглядывая из–за стола, и ждал.
– Дождались, лапушки! Истомились, измаялись! – мельничиха с улыбкой посматривала на жующую сладости и попивающую терпкий чаек ребятню, то и дело переводя взгляд на отошедшего к печи мужа. – Гостемил, поспешай.
Хозяин дома не заставил себя ждать. На стол лег второй поднос. Младшие дети ахнули как один. Даже те, кому не впервой посчастливилось лицезреть каравай мельника, смотрели затаив дыхание.
– Тучный! Крава! – юноша нежно провел рукой по столу подле пирога, словно гладил животное.
Сверху каравай украшало Солнце. Выпечка была как живой, казалось, что лучи рвутся на волю, да никак не могут вырваться.
– Млад, тебе честь! – хозяин избы похлопал гостя по плечу.
Парень вздрогнул, хоть и готовился, а всё равно оказался не готов. Рука, держащая нож, подрагивала. Каждый год один из подростков, прошедший на Перунов день наречение, разрезал колядочный каравай мельника ножом, полученным от старейшин. Деревенские верили, что этим они помогают юному Солнышку вырваться из лап Зимы. Все присутствующие замерли: кто постарше – с пониманием, остальные чувствуя важность момента.