Ратник
Шрифт:
Конь его лежал рядом. Убитый.
Кто-то в пылу боя рубанул аргамака по шее саблей и зацепил сонную артерию. От души рубанул. И достал.
Сабля Андрея валялась в стороне. Он при падении ее обронил, да так и не поднял. Щит тоже.
Кроме того, рядом с ним лежало в траве три лошади и семеро степняков. Все убитые. И судя по крови на копье Андрея, он явно в этом деле принял участие. Хотя ему тоже досталось. Весь в крови. Однако чья эта кровь и куда именно парня ранили — не разобрать.
Даниил чуть приблизился, но в этот момент «едва стоящий на ногах» ратник принял очень непривычную боевую стойку.
— Эй! Свои! — крикнул он раздраженно. Но Андрей никак не отреагировал. Все также смотрел на него каким-то стеклянным взглядом, лишенным эмоций до такой степени, что казался даже безжизненным. Мертвым. Причем стойку боевую он сохранял, удерживая мысленно очерченный им периметр.
— Андрей! — крикнул Даниил Романович.
Никакой реакции. Ни во взгляде. Ни в движении.
— Живой! — радостно выкрикнул Аким, приближаясь. Пешком. Под ним тоже убили коня. — Живой чертяка! Ай да княже!
Андрей медленно повернулся в сторону приближающейся фигуры. Чуть наклонил голову на бок. Во взгляде появилась какая-то осмысленность.
Он опустил копье.
Обвел взглядом поле боя.
И молча упал. Навзничь.
— Княже! — закричал Аким и, бросив свое оружие, побежал к нему. Начал тормошить. Осматривать. И все это под ошеломленным взглядом Даниила Романовича.
— Он жив? — с трудом выдавил из себя царский шурин.
— Дышит вроде.
— Эй! Зовите травника! — крикнул боярин Захарьин. — И отца Афанасия тоже зовите, — тише добавил он. После чего спустился и подошел к лежащему без сознания Андрею.
Попытался поднять личину. Но ее крепко удерживал стопор, который Даниил не знал, как разблокировать.
— Помоги, — буркнул боярин.
Аким нажал на кнопку, откинув личину, что провернулась на двух височных шарнирах. Она отъехала назад, открывая достаточно молодое лицо парня. Дыхание его было слабым, но более-менее ровным.
Иван-травник, то есть, отец Себастьян, прибежал лишь минут через пять. Но ничего толком сказать не смог. Они вместе с отцом Афанасием Андрея осмотрели. Нашли несколько небольших ран. Но они не угрожали жизни. Сильный ушиб еще. Но тоже, вроде бы, не фатальный.
— Тогда почему он без сознания?
— Надорвался… — разведя руками, ответил священник.
— Надорвался значит… хм… — кивнул ему Даниил Романович и, вскочив на своего коня, отъехал в сторону. К воеводе. У которого спросил: — Много татар ушло?
— А бес их знает? Поди — сосчитай. Одно отрадно — бросили они коней своих. Заводных да вьючных.
— Славно, — без всякой радость произнес боярин.
— Там, кстати, среди баулов и мешков оказались Федот с Егором. Люди, что с Андреем уходили в поход. Связанные. Раненые. Но живые. Видно в плен ранее попали.
— Кто-то еще? — опять-таки бесцветным голосом спросил Захарьин.
— Да все вроде.
— Много наших побило?
— Сейчас разберемся. Самому интересно. Чудно ведь ударили.
— Чудно, — согласился с ним Даниил Романович и окончательно погрузился в свои мысли. Он
слишком отчетливо помнил этот стеклянный, словно не живой взгляд. И полное отсутствие реакции на имя «Андрей». А вот когда тот помещик крикнул «княже» парень отозвался, повернув голову.На деле Андрей был не в себе и едва ли соображал, не разбирая, где свои, а где чужие. Находясь в состоянии не то транса, не то какой-то невменяемости. И отреагировал он не на слова, а на звук — новый приближающийся источник шума — потенциальную цель. И привел его в чувство не голос, а вид знакомых доспехов. После чего, сразу как сознание его немного прояснилось, он отключился от нервного и физического переутомления.
Шурин же царя подумал совсем об ином…
[1] Палаш как специализированный вид кавалерийского оружия был изобретен в степи еще на рубеже нашей эры и активно бытовали вплоть до IX века. В дальнейшем он не выходил из бытования вплоть до своего нового взлета в XVIII веке.
[2] Это правило впервые озвучил Сигизмунд Герберштейн, отмечая низкую стойкость поместных войск в бою.
Часть 3. Глава 9
Глава 9
1554 год, 10 августа, Тула
Городовой полк вернулся в Тулу.
Весело.
Радостно.
Допрос пленных показал, что этот отряд действовал самостоятельно. И что его действительно «сколотил» Андрей из разрозненных банд, которые преследовали его.
Конечно, разбить такую банду менее славно, чем передовой полк большого войска. Но и даже так воевода возгордился безмерно и прям задрал нос в небеса.
Для русского ориентализованного войска выйти в поле и решительным съемным боем разгромить противника было редким и славным успехом. Пусть и такого невеликого неприятеля. Хотя, конечно, все познается в масштабах. Ведь тульский полк сумел одержать верх над равным ему по силе супостатом. Так что для воеводы это было если и не «звездой героя», то чем-то очень близким в его послужном списке, серьезно поднимая его шансы на решительный успех в дальнейшей карьере. Тем более, что в челобитной он, по обыкновению эпохи, преувеличит численность противника в несколько раз для пущей красоты…
Погибших оказалось всего-ничего. Восемь бойцов. Двое из них умерли сразу, остальные — от ран преставились. Немного. Слишком уж шокирующим оказался для татар этот копейный удар на пятачке. Иначе бы, конечно, «двухсотых[1]» стало существенно больше.
Раненых, но пока живых, насчитали, конечно, больше. Но тоже не шибко сильно. Тридцать два бойца всего. Из них только десятку требовалось волокуши. Остальные в седле сидели.
Среди лежачих оказался и Андрей.
Почему? Причин к тому хватало.
Сказался и серьезный ушиб, который он получил, падая с коня. И незначительные, но неприятные ранения. И очень сильное истощение организма. Из-за чего Андрей был всю дорогу едва в сознании, постоянно проваливаясь в небытие.
Из его отряда погиб Никодим. Получив легким копьем под мышку, когда замахнулся саблей. Модест и Зенон оказались серьезно ранены. Достаточно серьезно для того, чтобы оказаться на волокушах. Тех же, в отряде Андрея, кто избежал пусть даже самых малых ранений, не имелось и вовсе. Каждого зацепило.