Равновесие Парето

Я сделал пару осторожных шагов вперед, прислушиваясь. Опять тихо.

— Я вооружен, — на всякий случай сказал я и стукнул палкой об асфальт. Глухой звук удара придал мне смелости, и я пошел дальше, стараясь не споткнуться.

Ветки акация чиркнули об асфальт, затряслись, будто кто-то или что-то пробиралось сквозь них. Что-то небольшое, но сильное.

Я похолодел, испарина выступила на лбу. Не подавая вида, я шел все быстрее и быстрее. И смертельно не хотел оглядываться. Не хотел видеть то, что могло красться за мной по пятам.

Шум в кустах усиливался. Теперь уже невидимый преследователь не скрывал себя. Более того, к своему ужасу я услышал, что шумят кусты и с другой стороны дороги. Преследователей несколько!

Я побежал. Я затопал по изломам асфальту ботинками, рискую подвернуть ногу. Я несся вперед, подгоняемый животным ужасом, от которого хотелось подвывать. Я напрочь забыл про палку в руке, мои пальцы до хруста сомкнулись на черенке.

Я бежал вслепую.

За спиной шумели акации, трещали ветки и сучья, что-то плескало воду из луж в разные стороны. За мной гнались, это безусловно. Меня хотели схватить!

Не знаю, сколь долго продолжалась эта гонка. Я потерял счет времени. Сердце готово было вырваться из груди, легкие с хрипом гоняли туда-сюда воздух. Возможно, я пробежал всего несколько сот метров, но мне казалось, что мой бег бесконечен.

В какой-то момент я споткнулся о выступающую над дорогой крышку канализационного люка. Замахал руками в воздухе, выравниваясь, тараня головой пространство перед собой. Нелепо прошлепал по луже, меня качнуло в сторону. Я со всего маху налетел на металлический забор, холодный и мокрый.

Забор напротив моего дома!

Я, ориентируясь исключительно по изображению местности в моей голове, что есть мочи бросился через дорогу, спотыкаясь о бордюрный камень, путаясь в мокрой траве клумбы. Налетел плечом на внезапно вынырнувшую стену с уходящей ввысь мозаичной плиткой. Вдоль стены пробежал вдоль дома до подъезда, с шумом влетел внутрь. В абсолютной темноте, на ощупь, начал подъем по ступенькам. Все-таки упал, больно стукнувшись лодыжкой и отбив ладонь. Тут же вскочил, помчался дальше. Добрался до второго этажа, до квартиры. Дрожащими руками под аккомпанемент срывающегося на сип дыхания вытащил из кармана ключ, порадовался, что с первого раза попал в замочную скважину. Крутанул ключ.

Внизу хлопнула подъездная дверь, зашатались с грохотом перила, будто кто-то с силой хватался за них.

Я ввалился в квартиру, спиной захлопнул дверь, в какой-то миг понял, что звуков шагов я не слышал…

И все прекратилось. Я сидел, всхлипывая, на полу в темном коридоре, прижавшись спиной к двери. А за моей спиной, в подъезде, стояла тишина. Преследователи оставили меня в покое.

Я не знаю, сколько долго я сидел вот так, обхватив ноги руками и уткнувшись в грязные колени лицом. Помню, я что-то напевал, нашептывая, что-то детское, чтобы успокоиться. А потом как то незаметно для себя, провалился в забытье и уснул.

Дневной свет упал мне на лицо, проник под неплотно сжатые веки. Холодный осенний свет.

Я открыл глаза. Медленно, будто тяжелые ставни. Зрение сфокусировалось на черной ломаной линии, пробегающей по поверхности белого, не очень чистого, поля.

Трещина на потолке.

Я лежал на полу в комнате, ногами к открытой двери пустой спальни.

Что же это вчера случилось такое? Или это был сон? За мной гнались. Я убегал. Убежал.

До ушей донесся детский смех с улицы. Цоканье каблуков. Наверное, молодая мамаша гуляет с ребенком.

Меня хотели ограбить. Или убить. Но не догнали. Но почему не напали из кустов, когда я проходил мимо? Не заметили в темноте? Возможно. Но когда гнались, я не слышал, чтобы преследователи спотыкались или падали. Нет, они бежали так, словно знали наизусть каждую выбоину, каждую яму на дорогах. Или попросту видели в кромешной тьме?

Под окнами прогрохотала грузовая машина, позвякивая металлическими задвижками кузова. В подъезде хлопнула дверь, кто-то спускался вниз по лестнице, переговариваясь. Молодой и женский голос. Вот прошли мимо двери моей квартиры, спустились ниже. Хлопнула дверь подъезда, голоса слышны теперь с улицы. Удаляются. Где-то залаяла собака.

Я лежу на полу в комнате и не знаю, как я попал сюда. Уснул в прихожей, не помню, чтобы вставал и переходил куда-либо. Хожу во сне? Очень мило.

Где-то проревел заводской гудок. Начало смены или обед? Сколько вообще времени?

Рука с часами мне показалась необычайно тяжелой, я с трудом оторвал ее от пола. Нашел глазами стрелки наручных часов.

Полдень.

На улице засмеялись дети, заскрипели качели. Раздался предостерегающий родительский окрик. Где-то в доме заиграла плохо узнаваемая музыка.

Я поднялся, путаясь в полах мятого пальто. Облизнул спекшиеся за ночь губы. Подошел к окну, топая по ковру грязными ботинками. Выглянул наружу.

Двор, дорога и улицы были пусты. Никто не катался на качелях, никто не гулял с коляской, никто не проезжал на машине. Заброшенный пейзаж мертвого города под серым небом.

А звуки все равно раздавались. Скрип качелей, шум воды в трубах, смех, работающий телевизор, удары мяча об асфальт, гудки машин. Если закрыть глаза, то могло показаться, что город живет своей жизнью. Что нет заброшенных дворов, домов с выбитыми стеклами, разросшихся кустов и странных, страшных теней по ночам.

Я закрыл глаза. Я уперся лбом в холодное стекло и слушал живой город. Я слушал то, что обычно не замечал, что всегда служило лишь фоном моей повседневности. Я слушал то, от чего отгораживался музыкой в машине, стеклопакетами и хорошей стереосистемой. Я слушал мир людей.

Которых, на самом деле, здесь уже не было.

Я открыл глаза, бросил еще один взгляд на пустой Славинск. Я принял решение.

О чем вчера говорил Юдин? Люди — мысли города. Хорошие и плохие, умные и не очень. Ну да, у Столицы тогда, должно быть, голова жутко пухнет или она вообще уже спятила от обилия мыслей? Разумные города, смех, да и только. Этак тогда надо поверить в наличие разума у камней, деревьев и рек. Но каково старика зацепило! Это надо же, был профессором, человеком от науки, а так себе голову запудрил. Или не профессором он был? Не помню. Не важно.

Я прекратил мешать сахар в чае, отложил ложку к пустой тарелке из-под пельменей. Скудный завтрак, он же обед, я справлял на кухне, сидя за скрипучим столом.

Из города нужно выбираться, это факт. Не нужны мне ни квартиры, ни иные блага этого гадюшника. Хочу домой. Надоело. Страшно.

Только вот проще решить, чем решиться. Проще сказать, чем сделать.

Единственный путь отсюда, который мне известен, это прилетающий вертолет. Который прилетит только во вторник, а это через день — сегодня воскресенье. И на него надо сесть. Хотя, вот уж хрен я не сяду. Зубами буду рвать, но сяду. Пусть сами здесь подыхают, в своем разлюбимом городишке. А мне бы главное вырваться. А там я и Шишову припомню позорное бегство в день моего прилета, и с почты шкуру спущу за пропавшую телеграмму, и вообще потребую компенсацию за моральный ущерб. Главное — улететь. А я улечу, факт.