Рай, ад и мадемуазель
Шрифт:
Моник представила, как счастливицы достанут новенькие пиджаки под восторженные возгласы друзей и родных. Никто и не узнает, что костюм стоит столько, сколько швея зарабатывает за полгода.
Правда, не в каждом парижском доме клиентки были столь требовательны. Большинство дизайнеров готовили весеннюю коллекцию, а Рождество считали помехой.
Моник расслабилась, привыкая к убаюкивающему ритму поезда, который вез ее в Анжер. Девушка с нетерпением ожидала встречи с сестрой и матерью. На Рождество она наденет новенький костюм от Шанель, который сейчас аккуратно упакован в чемодане.
Мать ждала на станции. Они поприветствовали
— Доктор Мартин присоединится к нам за рождественским ужином, — нарушила тишину мать, когда они уже прошли несколько улиц.
Моник застонала.
— Разве будем не только мы?
— Он очень одинок, и ты ему нравишься, — оживленно проговорила родительница. — Такой приятный мужчина — возможно, твой шанс.
— Да, приятный, — вздохнула девушка, — но не в моем вкусе и староват.
Изнутри дом не изменился: старомодные громоздкие диваны и кресла, несколько репродукций «семейных» шедевров из красного и темного дерева будто бы цеплялись за стену. Картины казались такими мрачными… Моник прошла мимо. «Шторы и ковры пора менять», — отметила девушка. Это дом ее детства, обитель воспоминаний и обид, как и должно быть. Она больше никогда не сможет жить здесь.
Катрин сбежала по ступенькам и бросилась в объятия сестры.
— Я так соскучилась! — прошептала она. — Каково это — работать на Шанель?
Младшая очень похорошела. Моник подробно, интересно рассказала ей о работе, правда, не поведала о чувствах к месье Гаю. В Париже на его рабочем столе лежит подарок — прелестный шарф в синюю и серую полоску из «Галереи Лафайет», который можно носить близко к телу. Он очень подойдет портному.
Оставшись одна в своей комнате, швея поняла, почему раньше не приезжала домой. Она не хотела видеть в зеркале спальни отражение девственницы.
— Приведи себя в порядок, — посоветовала мать за завтраком на следующее утро. — Будь приветливее с доктором, присядь рядом, заведи разговор.
Девушка еле сдерживала раздражение.
Мать, запекая в духовке гуся, устроила переполох из-за картофеля: его надо было добавить к птице при нужной температуре и в строго определенный момент. Еще на ужин были зеленый салат и закуски celeri r'emoulade [73] с oeuf en gel'ee, [74] фирменное блюдо родительницы. Моник отправилась за багетом (его нужно было обязательно купить сегодня), вспоминая путь до boulangerie, который так часто проходила в детстве. Стоял морозный рождественский день, на улицах — почти никого. Домой девушка вернулась с покрасневшим носом.
73
Тертый сельдерей с соусом провансаль (фр.).
74
Заливные яйца (фр.).
В полдень Моник переоделась в костюм от Шанель и с восхищением посмотрела в зеркало. Этот наряд всегда поднимал ей настроение.
Когда она спустилась,
родительница скептически осмотрела дочь.— Мой первый настоящий костюм от Шанель, — сказала Моник. — Сшит специально для меня, maman. Разве не красота?
— Тебе не кажется, что для сегодняшнего вечера это слегка формально? — спросила мать.
— Подумала, будет здорово… Куда еще мне в нем пойти?
— Разве ты бываешь там, где женщины носят «Шанель»?
Моник покачала головой.
— Ну почему я не могу надеть этот костюм дома на Рождество? — раздраженно спросила она.
— Доктор решит, что ты всегда захочешь одеваться в «Шанель», — со вздохом ответила мать.
Бедняжка доктор (Моник его жалела) приехал к часу дня: приятный, вежливый, лет шестидесяти, с редеющими волосами и добрыми голубыми глазами; на носу — очки в роговой оправе. Девушка посмотрела на его белые руки в конопушках и тут же представила, как мужчина ощупывает сыпь на воспаленной коже. Не очень романтично, если вспомнить крепкие руки месье Гая, закутывающие женское тело в красивую ткань. Моник внезапно захотелось обратно в мастерскую, снова увидеть, как умелые руки портного разрезают и после укрощают роскошную материю.
В конце ужина мать выпроводила Катрин из комнаты.
— Вам двоим есть что обсудить… — сказала она и оставила Моник наедине с доктором.
Девушка покраснела. Мужчина попытался расспросить о Париже.
— Вам там нравится?
— Да, очень.
Доктор посмотрел ей в глаза.
— Знаю, мы не так уж часто общались, но я рад вас видеть. Наверное, это звучит глупо.
— Вы очень добры, месье. — Моник старалась говорить спокойно, без малейшего оттенка двусмысленности или флирта.
Мартин вскоре ушел, сказав, что хорошо провел время, и девушка вздохнула с облегчением.
Моник сняла костюм, решив, что больше никогда его не наденет. Из-за maman девушка потеряла уверенность в себе: кто она такая, чтобы носить вещи от-кутюр — экипировку светской дамы?
Потом вернулась на кухню, чтобы помочь матери и сестре.
— Так-то лучше, — сказала родительница, оглядев серое шерстяное платье. — В костюме ты казалась такой чопорной!
— Она выглядела великолепно, — быстро отчеканила Катрин.
Моник промолчала.
— Разве Шанель не говорила, что не костюм должен носить вас, — спросила мать, — а вы — его?
— Да, верно. Спасибо, мама, — сказала швея.
Женщины занялись уборкой.
— Скоро тебе исполнится двадцать семь, — напомнила maman старшей дочери. — Ты не хочешь выйти замуж? Завести детей?
Родительница посмотрела на младшую, и та сразу ретировалась. Моник переставляла горшки и сковородки, пытаясь унять нарастающую злость.
— Если ты действительно не собираешься заводить семью, — продолжила мать, — уверена, отец хотел бы, чтобы ты составила мне компанию в старости.
Моник повернулась к ней лицом.
— А может, он хотел, чтобы я достигла успеха в Париже! — Девушка сама удивилась, что сказала это.
— Думала, ты вернешься, — проговорила maman.
Швея молча закончила уборку и поднялась наверх со свежим «Вог». Хотелось с головой погрузиться в моду, в красивые ткани и силуэты, чтобы забыть о настроении матери, но, листая страницы, Моник не замечала их содержимого. Она встала и взглянула на себя в зеркало.